Накануне выселения Лаби осталась дома одна с детьми. Муса работал ветеринаром и в это время занимался отправкой овец в Грузию. По дьявольскому плану, разработанному до мельчайших подробностей, в домах чеченцев расселили российских солдат, прибывших якобы на учения. К ним, по неписаному чеченскому закону, относились как к гостям, жалели оторванных войной от родного дома людей. Где-то через месяц пожилой солдат-сверхсрочник, живший в доме, сообщил ей, что поступил приказ выселить их из селения за 24 часа. Молодая женщина заметалась в слезах, не зная, что предпринять. Солдат пригнал телегу и помог собрать все самое ценное, подсказал, что делать, — у самого была такая же семья в России. Погрузил на подводу швейную машинку, мешки с мукой, домотканые паласы, медные кувшины, теплую одежду. Вот так, на этой телеге, с грудным ребенком на руках, окруженная многочисленными детьми, зарывшимися в заснеженные паласы, через обледенелые горные перевалы спускалась Лаби с гор к поезду в Грозный.
Два дня, в оцеплении вооруженных солдат, ждали они на станции погрузки в товарные вагоны. Многие из тех, кого наспех, без вещей, запихнули в промерзшие грузовики, скончались. Русские, жившие у станции, слышали нескончаемые стоны.
А потом — мучительный путь…
Поезд шел почти месяц, и на каждом полустанке выносили из него и закапывали в снег мертвые тела. Сначала ходили слухи, что состав утопят в море, потому что все они — «враги народа». Кто? Женщины с малыми детьми, подростки и старики? Мужчины были на фронте, жизнь свою отдавая за советскую родину.
«В самом начале 1944 года спецслужбы некоторых мусульманских государств получили агентурные сведения из советской России о том, что чеченцев и ингушей собираются выселять из отчего края. Согласно информации, чеченцев и ингушей планировали вывезти в Баку в товарных вагонах, затем погрузить на старые паромы, перевезти через Каспийское море в Красноводск. Во время перевозки намечалось советскими самолетами без опознавательных знаков разбомбить и утопить большую часть переселенцев и обвинить в этом немецкую авиацию. Баржи, уцелевшие от бомбовых ударов, должны были причалить к Красноводску, где тяжелейший климат, эпидемии, голод должны были добить всех чеченцев и ингушей.
После получения таких секретных сведений спецслужбы мусульманских государств поручили своим четырем агентам-азербайджанцам пробраться в Чечню, сообщить чеченцам и ингушам о готовящейся коммунистами во главе со Сталиным античеловеческой акции против чеченского и ингушского народов. Четверо азербайджанцев приехали в Чечню, начали встречаться с пожилыми людьми, алимами. Они рассказывали им, что готовится очередной этап геноцида над чеченцами и ингушами. Многие не хотели верить, что всех их до единого могут выслать, тем более — что могут потопить целый народ. Азербайджанцев заметили. О них пошли слухи. Работники НКВД заинтересовались ими. Установили за ними слежку. Вскоре всех четверых азербайджанцев арестовали. Осудили закрытым судом по ст. 58 и отправили этапом в лагерь для политзаключенных в г. Карлаг, оттуда — в г. Балхаш. Один из них умер в тюрьме. Остальные выехали на родину после смерти Сталина. Действительно, среди чеченцев и ингушей до самого выселения ходили слухи о том, что их собираются утопить в Каспийском море. До сих пор остается тайной причина провала этого изуверского плана Кремля. Возможно, четверо азербайджанцев и стали одной из причин провала этого бесчеловечного плана. Как бы там ни было, они заслуживают того, чтобы их помнили и уважали».
Гобацу Локаев «Кавказская Конфедерация» ЧРИВ первое время людей выводили из вагонов в чистое поле оправляться на глазах у измывающейся солдатни. Некоторые, не выдержав стыда, шли на цепь и падали под очередями автоматов. Позже в вагоне отгородили занавеской угол. Но все равно, только те, кто хорошо знает чеченцев, поймут, чего им это стоило. Это было позором более страшным, чем смерть. Многие не ели и не пили, решив умереть, но не идти в этот скотский угол. В одном из вагонов повесилась на собственной косе юная красавица, предпочитая такой конец унижению.
В архивах памяти каждой чеченской семьи десятки подобных человеческих трагедий.
Поезд медленно двигался от полустанка к полустанку. На больших станциях не останавливались, загоняли вагоны в тупик, подальше от любопытных глаз. Матери поднимали детей, и из высоко расположенных маленьких зарешеченных окошек высовывались детские руки, прося хлеба, воды.
Трупы не успевали выносить.
Поезд смерти качало и трясло, стучали колеса, содрогались вагоны, дул сквозь щели леденящий ветер с песком и снегом. В Казахстане начали кое-где выгружать людей. Никто не знал, где их выселяют.
Казахи боялись приезжих. Местное население предупредили: никаких контактов с приезжими, у которых общего с людьми — только внешний облик. Так было до тех пор, пока дети, любопытные, как все дети на свете, не поведали ошарашенным родителям: «Эти звери делают то же самое, что и вы!» Стоя на коленях на белом снегу, они молились Всевышнему.
Селиться приходилось в сараях, рыли землянки. Лаби с семьей повезло. Их высадили в чистом поле, но через несколько километров они набрели на заброшенный кирпичный завод. Там, в одном из углов, и устроились. Было холодно и голодно. Выручали подростки, подкармливающие стариков и женщин с детьми, выходя «на промысел». Угоняли овец, отбившихся от стада, и делили на всех. Кое-как дожили до весны. А потом приехал отец со старшей дочерью Базу. Они обошли пол-Казахстана в поисках Лаби с детьми.
Снова были все вместе, казалось, на какой-то миг к детям вернулось детство. Отец снял полдома у одного из казахов и, договорившись с председателем, вспахал трактором большое поле в степи. Посадил на нем кукурузу, картошку, тыкву и овощи, в то время никто не верил, что что-нибудь уродится в этой голой степи. Потом всю зиму по четвергам дети разносили людям долю, которой каждый мусульманин обязан поделиться с ближним. Старшие дети, бывало, ленились идти в стужу с ведром овощей, а Джохар всегда с радостью вызывался, потому что знал, как его ждут.
Отец был идеалом настоящего мужчины — труженика и воина. Одну из угловых комнат Муса отделил от остальных, подвел снизу и сверху трубы для вентиляции, превратив ее в хранилище того самого урожая, который спас потом не их одних в ту суровую пору. Зимой отец устроился на хлебозавод, и когда он шел домой с рюкзаком, полным горячего хлеба, чужие ребятишки встречали его уже на окраине села. Они ждали его, сбившись в стайку, как ждут спасения голодные пичужки зимой, а взрослые стеснялись и, завидя его, отворачивались. Но отец никого не обделял. Когда кому-то приходилось особенно туго, он узнавал об этом каким-то шестым чувством и посылал детей с едой. Никто не умер в их селе в тот голодный год.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
