шее бородатого:
– Выпустите меня отсюда, иначе он сдохнет!
Но тот не убирал пистолета:
– Отпустила его немедленно!
Ремень затянулся еще туже.
– Если хочешь, чтоб твой друг остался жив, скажи, где ближайший выход!
Он направил пистолет на бородатого и спустил курок.
Раздался выстрел, и в то же мгновение я почувствовала, как тело насильника обмякло. Кровь залила мне все лицо, стало трудно дышать, и я выпустила ремень.
Стрелявший опустил пистолет и подошел к нам:
– Убрать!
Второй приподнял мертвеца и потащил вон из каюты. Я смотрела, не отрываясь, на убитого и на широкую полосу крови, которую его тело оставляло за собой. Никогда раньше мне не доводилось видеть чью-то смерть. Я ни разу не видела, как стреляют в человека. Я едва могла дышать и двигаться.
– Встать!
Удар в лицо вернул мне ощущение реальности.
Ослабевшая, я с трудом поднялась на ноги. Сражение окончилось ничем.
– Он – ничто. Ты – ничто. Мы все здесь ничто.
С этими словами вошедший взял меня за локоть и поволок из комнаты. Мы прошли несколько поворотов по узкому коридору. Запомнить путь мне не удалось – сказался шок.
Меня завели в большое помещение, оказавшееся душевой. Душевые лейки были вмонтированы в потолок, и вода лилась прямо на плиточный пол. Помещение было наполнено раздетыми донага женщинами. По покрывавшим их тела кровоподтекам стало ясно, как с ними здесь обращаются. На лицах у некоторых я заметила порезы и свежие шрамы.
– Что это?
– Раздевайся. – Дуло пистолета уткнулось мне между лопаток. – Ну!
Окрик меня отрезвил. Я не собиралась раздеваться на глазах у посторонних. Лучше провонять кровищей того козла, чем подчиняться их приказам.
Я обернулась и плюнула бандиту в рожу. Попала прямо в глаз.
– Да пошел ты на хер!
Прошла целая секунда. Плевок медленно стекал по щеке. Бандит стиснул челюсти, издал что-то наподобие рыка и с быстротой молнии ударил меня рукояткой пистолета по голове.
Боль была такой, что я заорала во весь голос. Это оказалась худшая мигрень в моей жизни. Рукоять пистолета была твердой и тяжелой. Он почти раскроил мне череп. Как будто этого было недостаточно, бандит поставил свой тяжеленный ботинок мне на живот и резко надавил.
Я едва не задохнулась от кашля.
– Раздевайся! – Он отвел ногу, и треснул носком ботинка мне по ребрам. – Быстро!
Я перевернулась и попробовала приподняться. Рука запоздало схватилась за ушибленный живот. Бандит взял меня за волосы и поднял на ноги.
После удара пистолетом это оказалось весьма болезненным.
– Ладно, – оттолкнула я его руку.
Выполнять его команды было противно, но еще противнее казалась перспектива быть забитой до смерти. Я медленно стянула с себя одежду.
Все это время он не сводил с меня глаз. Было хорошо заметно, как в них разгорается похоть. С каждым предметом одежды, брошенным на пол, он возбуждался все сильнее, словно годами не видел голую женщину. В душе было полно раздетых баб, однако он пялился только на меня.
Наконец дошло до бюстгальтера и трусов. Я швырнула их на пол, негодуя на себя, что выполняю чужой приказ. Нужно было не отступать, но голова буквально раскалывалась от боли, а второго удара мне было бы не пережить.
– Теперь вымойся, – кивнул он в сторону душа.
Я повернулась к нему спиной, прекрасно осознавая, что он все равно будет пялиться на мою задницу. Под теплыми струями я попыталась расслабиться. Остальные женщины не смотрели в мою сторону и хранили молчание.
Я чувствовала, как его взгляд ползет по моему телу. Он буквально пожирал меня глазами, а его мысли отчетливо были написаны на лбу. Я и так-то стеснялась оголяться, но делать это при таком «ценителе» – это уж что-то совсем запредельное.
Усилием воли я заставила себя не думать об этом и сосредоточилась на теплой воде и мыле. Мылась я тщательно – кто знает, когда еще дадут такую возможность?
Приступив к мытью головы, я вдруг услышала плач. Одна из женщин, что находились в душевой, стояла, забившись в угол, обхватив грудь руками. Все ее тело конвульсивно вздрагивало. В звуке ее плача, в ее завываниях слышался жуткий страх.
Слушая эти звуки, я почувствовала, как мною овладевает отчаяние.
Выхода не было.
За исключением смерти.
Нас завели в небольшое помещение, где стояло два стола, и дали поесть. Всего я насчитала двадцать девушек, включая себя. Разговаривать друг с другом было категорически запрещено. Посуда не полагалась. Охраняли комнату трое, вооруженные винтовками и пистолетами.
Есть не хотелось, но я заставила себя проглотить хоть что-нибудь. Мне нужны были силы, чтобы бороться. Тот, который пялился на меня в душе, тоже был здесь и продолжал сверлить меня тем же похотливым взглядом. Он буквально насиловал меня своими буркалами, воображая, что бы такого гнусного и ужасного сделать со мною.
Мне сделалось дурно.
Я попыталась зацепиться взглядом хоть с кем-нибудь из сидевших рядом девушек. Может, кто-то знал, куда нас везут. Может, кто-то знал, как выбраться отсюда. Может, кто-нибудь знал, что хотят от нас эти люди.
Пока что я могла сделать лишь одно заключение: мы попали в руки торговцев живым товаром.
Они продадут нас покупателям, которые заставят нас делать такое, о чем в человеческом языке не найдется слов.
Лучше уж умереть. Хоть миллион раз подряд.
После ужина нас вновь развели по каютам. Трудно было сказать, одной ли мне предоставили отдельное помещение. Можно было подумать, что мне оказывают какое-то особое внимание, но для меня это означало лишь собственное бессилие. Ведь победить в сложившейся ситуации можно было только превосходящей численностью. А так я была совсем одна.
Тем более что оставался еще тот тип из душевой. А он не преминет попытаться изнасиловать меня, как и его предшественник.
Но у него ничего не выйдет!
Прошла неделя. Судно шло, не сбавляя хода, и я чувствовала, как его подбрасывает на волнах. Несколько раз мы попадали в шторм, и тогда качка становилась невыносимой. Наша плавучая тюрьма проваливалась в бездну, еда летала по столу. Иногда я не могла уснуть, несмотря на дикую усталость.
Оставаясь наедине с собой, я все думала о Джейкобе. Мне было жалко его, хотя, возможно, его участь оказалась легче моей. Быть может, его убили и его труп плавает где-то в океане. Или же ему удалось скрыться, и теперь он страшно переживает из-за меня. Он остался один в чужой стране и не знает, как обратиться к властям. Можно, конечно, позвонить домой, но и это вряд ли помогло бы.
Но хуже всего было то, что он
