Так почему я оказалась в этом лимузине по пути на оглашение обвинительного заключения одному из самых печально известных преступников в Нью-Йорке?
Потому что моя сестра, такая самая великолепная сестра, которую я любила и которой завидовала всю жизнь, умоляла меня взяться за дело.
Козима была одним из немногих людей, которых я любила до глубины души. Одна из двух людей, включая мою мать, которые когда-либо поддерживали меня и любили, несмотря на мои очевидные недостатки.
Конечно, я бы сделала это для нее.
Несмотря на то, что впервые в моей карьере я знала, что представляю кого-то, кто, без тени сомнения, виновен в этом преступлении и, возможно, во многих других.
Как по команде, в боковое окно постучали.
Моя голова повернулась в сторону, и я увидела бездомного мужчину возле лимузина, в котором мы пережидали красный свет. Он был плотно закутан в потертые слои одежды, защищающие от городской прохлады поздней осени, и что-то в его предвкушающей манере казалось странным.
Я наблюдала, как он указал на свою вывеску — Замерзший и голодный, пожалуйста, помогите» — и открыл рот, чтобы сказать что-то Яре, когда голос Данте пронесся по воздуху, как кнут.
— Езжай! — рявкнул он. — Сейчас же.
Но за рулём был мистер Янко, человек, который вел машину исключительно для фирмы, с разумными манерами и осторожной вежливостью.
Он только моргнул в зеркало заднего вида на Данте.
К тому времени было уже слишком поздно.
Бездомный уронил самодельную вывеску, вцепившись рукой в слои одежды, доставая длинное ружье, ствол которого он прижал к окну.
Я успела только ахнуть, прежде чем он выстрелил.
Треск.
Пуля разбила стекло, но я не почувствовала ни острых краев, ни удара металлического снаряда, впивающегося в мою плоть.
Вместо этого я ахнула, потому что воздух из легких вытеснил вес большого и невероятно тяжелого итальянца, прижавшего меня к сиденью.
Я приподняла лицо, открыла рот, в глазах пересохло и покалывало от шока. Данте поймал мой взгляд, его собственные раскаленные углём глаза были чёрными и такими же горячими.
На мгновение, всего одно, я почувствовала, как его гнев прошёл сквозь меня, как нечто осязаемое, что-то пьянящее и одурманивающее, как лучший виски или лучшее итальянское вино.
Затем он крикнул:
— Cazzo!(перевод. с итал. «Блять»), езжай, мужик! СЕЙЧАС!
С визгом шин мистер Янко завел двигатель и погнал нас вперед на перекресток, несмотря на красный свет.
Сзади нас раздался еще один выстрел, на этот раз с грохотом впечатавшийся в багажник лимузина.
Данте еще сильнее обвился вокруг нас с Ярой, защищая массивным телом. Окутанная теплым ароматом цитруса и ноток перца, прижатая к его непоколебимой груди, я почти чувствовала себя в безопасности, несмотря на стрелявшего в нас безумца.
Он оставался в таком положении еще несколько мгновений, пока мы не скрылись с места происшествия, мчась по улицам, как северо-восточная буря.
Когда он, наконец, отстранился, то быстро осмотрел Яру и перевел взгляд на меня. Одна большая рука коснулась моего лица, и я невольно вздрогнула.
Я никогда не видела таких рук, таких больших, таких грубых, которые, несомненно, метафорически покрытых красным цветом.
Что-то в его глазах промелькнуло при моей реакции, но все же он потянулся, вытаскивая небольшой осколок стекла из моей скулы. Я не замечала боли, пока он не вытащил его, заставив меня зашипеть от небольшой вспышки боли.
— Заживет, — заверил он, проводя большим пальцем по капельки крови, затем, шокирующе, отвратительно, он поднес ее к своему рту и всосал.
Мой живот скрутило, а в бедрах покалывало, даже когда мой разум восстал против нежелательной близости его прикосновения.
— Перестаньте сбивать с толку моего ассистента, — спокойно приказала Яра, поправляя пиджак, будто в нее стреляли каждый день, и это было просто очередной неприятностью. — Сядьте и смотрите, чтобы не порезаться о стекло.
Я моргнула, глядя на великолепную пожилую женщину рядом со мной, но она проигнорировала мой безмолвный вопрос. Вместо этого она смотрела, как Данте ухмыльнулся и устроился на сиденье по другую сторону разбитого окна, перпендикулярно нам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Мэм, мне отвезти нас в ближайший участок? — спросил мистер Янко тонким дрожащим голосом.
Мне стало намного легче от осознания, что стрельба потрясла не только меня.
— Нет, Янко, езжайте к зданию суда, — проинструктировала Яра, когда ее ухоженные пальцы забегали по экрану ее Айфона.
После короткой паузы, когда она закончила печатать сообщение, она взглянула на Данте, и они обменялись тайной озорной ухмылкой.
— Я думаю, это должно сработать, да? — с юмором спросил Данте своим низким голосом.
Ответная ухмылка Яры была самодовольной, как у кошки, съевшей канарейку.
— Думаю, да. Судья Хартфорд не сможет отказать вам в одиночном заключении, если они не внесут залог.
Я снова тяжело моргнула, впервые за свою карьеру ощущая себя совершенно не в своей тарелке.
— Вы хотите сказать, что знали, что этот человек будет стрелять в нас? — слабо спросила я.
Яра слегка рассмеялась, но Данте запрокинул голову назад и расхохотался от души, будто мой невинный вопрос был самым смешным, что он когда-либо слышал.
Меня охватило смущение, раскалив докрасна кончики ушей.
Я не привыкла, чтобы меня дурачили — ни интеллектуально, ни на работе.
Мне. Не. Нравится. Это.
— Вероятность того, что судья Хартфорд, который известен своими суровыми приговорами, удовлетворит внесение залога за нашего клиента, мала, мисс Ломбарди, — медленно сообщила мне Яра, чрезмерно заботливо, как если бы разговаривала с маленьким ребенком. — Мы обязаны сделать все, что в наших силах, чтобы добиться для мистера Сальваторе наилучшего приговора, какой только возможен.
— Поэтому вы организовали, чтобы кто-то напал на нас по дороге в здание суда на случай, если мистеру Сальваторе предъявят обвинение и посадят в тюрьму? — уточнила я, слова щелкнули, как кубики льда в стакане, от ледяного оттенка моего тона.
Она скосила на меня свой темные глаза, ее часы фирмы Булгари с бриллиантовой оправой ярко мигали даже при слабом освещении, когда она заправляла сбившуюся прядь волос за ухо. За всю мою историю работы в фирме у меня не было возможности поработать с Ярой Горбани. Она была одной из самых молодых женщин-партнеров и специализировалась на судебных процессах по уголовным делам. Ее репутация была безжалостной, хитрой и скользкой, как змея в траве, благодаря чему даже самые известные клиенты выходили на свободу с сильно смягченными или полностью отмененными приговорами.
Теперь, казалось, я получила более четкое представление о том, как она это делала.
— Мы просто слили информацию о том, что мистера Сальваторе в этот час доставят в здание суда определенным… заинтересованным и сомнительным людям. Вы научитесь, — мягко сказала она, и в ее словах слышалась угроза. — Что закон особенно податлив в умелых руках, мисс Ломбарди. Насколько я понимаю, вы амбициозный сотрудник, поэтому я согласилась на ваше присутствие в юридической команде по этому делу. Должна ли я скорректировать свои предположения?
Я смотрела в ее темные глаза, такие же черные и блестящие с хитрым намерением, как самые опытные мафиози в моем прошлом в Неаполе, и при этом со мной произошло нечто грандиозное.
Чтобы изобразить монстров Нью-Йорка, нужно ли было тоже стать монстром?
Я тяжело сглотнула, ведя безмолвную войну в своей голове.
Амбиции против морали.
Обе характеристики настолько важны для меня, что я не могла представить, как сделать выбор.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Но в данном случае амбиции сочетались с обещанием, которое я дала сестре, которую когда-либо по-настоящему любила, защитить ее любимого Данте Сальваторе от пожизненного заключения в тюрьме.
Поэтому я сделала глубокий, успокаивающий вдох и перевела взгляд на мужчину, о котором идет речь. Он наблюдал за мной, его глаза были бесконечными и притягательными, как две черные дыры, тянущие меня в неизвестность.
