Мы мчимся без оглядки, проламывая чахлые кусты.
Но раненый зверь не отстает.
Мы чуем тяжелую поступь, а сами замедляемся с каждым шагом – ноги вязнут в раскисающей под дождем земле.
И патронов больше нет!
– Туда! – кричит Андрюха, указывая во мглу сумерек, – сквозь дождевую пелену там едва различимо освещенное окошко.
– Нет! – вскрикиваю я от ужаса, – Не надо!
Только не туда!
…Красноватая тьма колыхнулась вокруг. «Не надо! – болезненная вспышка в мозгу. – Пожалуйста, не туда!»
– Куда не туда? – удивился Ромка. И я понял, что говорю вслух.
Открыл глаза. Сел на кровати, успокаивая часто колотившееся сердце.
«Всего лишь сон…»
Причуды усталого сознания. Ведь наяву было не так.
А в соседней комнате по-прежнему бубнил телевизор:
– …Новая волна мирового кризиса уже на подходе. Прошло время популизма! И потому не может быть иных критериев, кроме экономических. Общество должно осознать, что слабость нам не по карману. Тот, кто слаб, не должен рассчитывать на жалость…
Я вскочил с кровати. Шагнул в соседнюю комнату, вырубил телевизор и швырнул пульт в открытое окно.
– Эй, ты чего? – возмутился Кид.
Я не ответил.
Вышел из дома и захлопнул за собой дверь. Тяжело опустился на согретые солнцем ступеньки крыльца.
Октябрьское утро удивительно погожее – ни единого облачка. Бабье лето в разгаре. На улице даже теплее, чем в доме… Сад совсем зеленый, зато на ветках – красные яблоки. Сидеть бы на солнышке и всем этим наслаждаться.
Отчего ж я, будто наяву, вижу давний промозглый день? Я что, до самой смерти обречен вспоминать это?
Чья-то рука легла мне на плечо.
Я вздрогнул, повернул голову.
Ромка глядел на меня внимательно и встревоженно:
– Опять приснился кошмар – да, Глеб?
Он присел рядом на ступеньку крыльца.
Я не ответил, молча рассматривая кружившуюся на ветру паутинку. Говорить не хотелось. Хотелось выпить граммов двести «сталкеровки»[3] и опять провалиться в забытье…
Ромка шмыгнул носом:
– Мы тоже все на нервах. Целую неделю тут кантуемся…
– Шесть дней, – сухо уточнил я.
– Глеб, а вдруг она уже не приедет?
– Что? – я повернул голову и внимательным взглядом смерил его исхудалое лицо. – То есть как не приедет?
– Вдруг… Настя решила не идти против своих?
Я стиснул зубы. Отвел глаза и выдавил – спокойно, как мог:
– У тебя что, после ранения башку переклинило? Каких еще «своих»?
– Ну, бог знает…
Я сгреб его за футболку и хрипло зарычал в самое ухо:
– Мы для нее – свои! Понимаешь?! Мы!
Сзади жалобно скрипнули половицы. Я хмуро оглянулся. На пороге стоял Кид, прислонившись к дверному косяку, засунув руки в карманы потертых джинсов. Солнечные зайчики сверкали на бляхе ремня, а его владелец мрачно рассматривал нас с высоты своего почти двухметрового роста.
Наконец не выдержал и сухо озвучил:
– Что вы с ума сходите, ребята?
– Нормально, – процедил я, выпуская Ромкину футболку. И отвернулся.
На самом деле – мне было стыдно.
Ладно, Ромка – он-то совсем зеленый, на пять лет младше, до этого никогда не попадал в серьезные передряги.
А я… Какого лешего устраиваю сцены?
Подумаешь, ляпнул он глупость – почему меня это так задело?
Нервы расшалились? Или он вслух произнес то, о чем я сам боюсь даже подумать?
К дьяволу!
Я не параноик.
Есть масса других, разумных объяснений…
Шесть дней назад Настя должна была явиться в это чертово заброшенное село. Но вполне могло статься, что она понадобилась в ином месте. Мало ли какие планы у командования Невидимой Армии? Такой ценный человек всегда нарасхват. Особенно если учесть, что она – не совсем человек…
Вон и Кид говорил, что все будет в порядке. И если бы случилось что-то экстраординарное, нам бы давно дали знать – связь-то у нас есть!
– Ромка, оставь его в покое, – негромко сказал Кид. – Пошли в дом…
Скрипнула за ними дверь.
Я целую минуту сидел неподвижно, уставившись в трещину на ступеньке. Потом обошел дом, отыскал в густой траве пульт от телевизора и вернул его на подоконник открытого окна.
Пускай смотрят. Один хрен нечего делать.
Энергии от портативного мю-генератора хватит и на старый телевизор, и на систему оповещения, датчики которой Ромка понатыкал на всех подступах к деревне.
Я сел в траву прямо под окном, привалился спиной к теплым кирпичам.
Мы тут – единственные жители, так что надо расслабиться и сполна насладиться этим солнцем и покоем…
Кид и Ромка о чем-то тихо переговаривались.
Я вслушался.
Нет, не обо мне. Кажется, опять обсуждают спецоперацию ОКАМа…
– …Думаю, чтоб отчитаться, дохлых псевдоволков свезли со всей области.
– Ну, может, и живоглотов пришили где-то в области?
– О чем ты говоришь! Эту нечисть даже огнеметом не возьмешь. Самая страшная тварь!
Я закрыл глаза.
«Самая страшная тварь – вовсе не живоглот…»
…Тусклый свет лампы. Острый запах крови.
Очень хотелось проснуться. Только кошмар не кончался.
Я опять увидел плавно качающееся тело Сереги и худого верзилу, присевшего на ступеньку лестницы. Кажется, он ждал, пока кровь стечет в таз.
– Что… что ты творишь?
Хозяин не ответил.
И молча вспорол голое тело ножом…
…шум ветра в кронах.
Чириканье воробьев.
Безмятежность – легкая и полезная для нервов. Даже голоса из открытого окна больше не раздражают.
– …а помнишь, министр еще летом дал обещание вычистить Подмосковье? Тогда проскользнула инфа о каком-то удивительном спецсредстве…
– Обещал вычистить? – хмыкнул Кид, – Смешно. Нынче даже трикстеры не держат слово!
«Интересно, кого он имеет в виду?..»
…Аккуратно открываю окно. И ужом выползаю наружу, кувыркаюсь в мокрую траву.
Вскакиваю, бегу под косыми струями, не разбирая пути. Падаю в грязь и опять поднимаюсь, петляю по кустам. Скатываюсь в канаву, ползу… А изувеченное тело Сереги до сих пор, как наяву, маячит перед глазами. И тяжелая поступь «мясника» мерещится за спиной.
Я прихожу в себя только метров за пятьсот, когда проклятый дом скрывается в дымке.
Тоска, как глухая боль, сжимает сердце. И такое острое чувство беспомощности, что ноги сами подгибаются…
– Глеб, ты завтракать будешь? – долетел голос Ромки.
Я повернул голову.
Он спрыгнул с крыльца. Подошел, остановился рядом, неуверенно переминаясь. Мне опять стало неловко – даже если нервы расшатаны, глупо срываться на друзьях. Пусть даже они мелют всякую чушь…
– Спасибо, Ромка, но что-то совсем жрать неохота… И вообще так колбасит, словно неделю из Зоны не вылезал.
– Голова болит? Таблетку дать?
– Не болит. Просто сижу и, как дурень, вспоминаю золотые дни детства…
Он насупился, буркнул:
– Ты меня извини, ладно?
– Уже, – усмехнулся я, – тебе еще повезло, что Кид не слышал, а то б он тоже обиделся… Так обиделся, что пришлось бы компресс прикладывать! Он-то Настю давно знает – куда дольше, чем мы с тобой.
Ромка вздохнул и присел рядом:
– Шестой день ждем – наверное, все-таки что-то случилось?
Я глянул в сторону сарая – за ним, под раскидистым деревом, стоит «Газель» с особо ценным грузом. Кид сейчас будет его проверять – обычно он делает это пару раз, утром и вечером. Говорит, для надежности, хотя картинка с внутренней камеры и так транслируется на стоящий в доме ноутбук.
Система хорошо продумана. И те, кто планировал операцию, многое предусмотрели.
Только не все…
Уже давным-давно этому ценному грузу следовало оказаться в Зоне № 9.
– Да, наверное, что-то случилось, – сухо кивнул я.
– Она ведь не оставила бы нас здесь, правда? – вздохнул Ромка. – Настя пошла бы с нами до самого конца? Или ты считаешь, в этом нет смысла?
– Смысл есть всегда…
…утер слезы рукавом. Поднялся с мокрой травы. К отчаянию добавилась злость – на самого себя.
Скользя в грязи, запинаясь в густой траве, я бросился через завесу дождя. Ранние сумерки темнели с каждой минутой. «Лишь бы не заблудиться, лишь бы выйти к развалинам фермы!»
Пару раз я падал, в кровь ободрал руки о кусты терновника и почти уверился, что иду не той дорогой. Но вдруг из дымки появился узнаваемый обломок бетонной стены.
Я подбежал и торопливо стал разгребать битый кирпич.
Есть! Вот он – кинжал в отделанных золотом ножнах. Но главное – с удобной рукояткой. Я вытащил клинок из ножен, попробовал остроту лезвия.
И отложил в сторону.
