– Оливия?
Она обернулась, улыбнулась. Мэтт никогда не разделял расхожее мнение, что улыбка может осветить все вокруг, но Оливии, сколь ни странно, это всегда удавалось – «могла весь мир перевернуть своей улыбкой». Да, этого у нее не отнять. Улыбка получалась заразительная. Она привносила в его жизнь вкус, цвет и радость, и в комнате все изменялось, словно по волшебству.
– О чем думаешь? – спросила Оливия.
– О том, что ты жутко соблазнительная штучка.
– Даже беременная?
– Особенно когда беременная.
Оливия нажала кнопку, экран погас. Встала и нежно поцеловала его в щеку.
– Пора собирать вещи.
Оливия собиралась в Бостон, в деловую поездку.
– Когда у тебя рейс?
– Знаешь, я решила ехать на машине.
– Зачем?
– У одной моей подружки случился после перелета выкидыш. Не хочу рисковать. Завтра утром, перед отъездом, надо бы заглянуть к доктору Хэддону. Он хочет еще раз взять анализы и убедиться, что все в порядке.
– Давай я поеду с тобой?
Она отрицательно покачала головой:
– У тебя работа. Поедешь в следующий раз, когда мне будут делать сонограмму.
– Ладно.
Оливия поцеловала его, губы щекотали щеку.
– Эй, – прошептала она, – скажи, ты счастлив?
Мэтт хотел превратить все в шутку, но не мог. Заглянул ей в лицо и ответил:
– Да. Очень.
Оливия отступила на шаг, по-прежнему держа его в плену улыбки:
– Пойду складывать вещи.
Мэтт провожал ее взглядом. Стоял в дверях. На душе было легко. Он счастлив, настолько счастлив, что это даже начало его пугать. Ведь добро, да и вообще все хорошее в жизни… оно такое хрупкое. Ты понимаешь это, если тебе довелось убить молодого парня. Ты понимаешь это, просидев четыре года в исправительном учреждении.
Все хорошее столь эфемерно, легко, слабо, что его можно разрушить одним толчком.
Или телефонным звонком.
* * *
Мэтт был на работе, когда вдруг его мобильник с камерой завибрировал. Он покосился на идентификационное табло. Оливия. Мэтт до сих пор занимал стол своего старого напарника. За такими столами люди обычно сидят напротив, вот только место по ту сторону пустовало уже три года. Брат Берни купил стол, когда Мэтт вышел из тюрьмы. Пока все остальные члены семьи образно называли случившееся «досадным промахом», Берни строил грандиозные планы на будущее для себя и Мэтта, братьев Хантер. Берни не хотел ничего менять. Просто отбросил эти годы и старался о них не думать. Досадный промах стал не более чем кочкой на дороге и не помешал братьям продолжить свой путь.
Берни рассуждал об этом столь убежденно, что и Мэтт начал верить.
Шесть лет братья делили этот стол. Занимались юриспруденцией в этой комнате – Берни брался за самые выгодные корпоративные дела, а Мэтт, которому, как судимому, запрещалось быть адвокатом, брался за дела совсем не прибыльные и далекие от корпоративности. Знакомые Берни и юристы находили такой союз странным, но братьям было плевать на чужое мнение. В детстве они делили одну спальню на двоих, Берни спал на верхней койке, и это его голос доносился сверху в темноте. Оба с ностальгией вспоминали те дни. В одиночестве Мэтт чувствовал себя неуютно, неуверенно. А когда Берни находился рядом, уверенность возвращалась.
И так было на протяжении шести лет.
Мэтт положил ладони на столешницу красного дерева. Пора бы избавиться от этого стола. Вот уже три года он не видел брата в кресле напротив, но иногда казалось: стоит поднять голову – и он там.
Телефон завибрировал снова.
Некогда у Берни было все: милая жена, чудесные дети – два мальчика, огромный дом на окраине города, партнерство в крупной юридической фирме, крепкое здоровье, любовь окружающих. А потом вдруг семье пришлось бросать комья земли и цветы на его гроб, причем ни один из близких не мог толком осмыслить, что же произошло. Мозговая аневризма, сказал врач. Можно жить с ней долгие годы, а затем – бах! – и человека не стало.
Телефон перестал вибрировать и заиграл песенку из старого телевизионного фильма «Бэтмен» – самая незатейливая лирика, ненавязчивая простота: сначала кто-то напевал «на-на-на», это сопровождалось вскриком «Бэтмен!».
Мэтт снял телефон с пояса.
Палец завис над кнопкой «Ответ». Своего рода предосторожность. Оливия, прекрасно разбирающаяся в компьютерах, проявляла тупость в обращении с техникой. Редко пользовалась телефоном, а когда пользовалась, звонила Мэтту на работу по обычной линии.
Мэтт нажал кнопку, на маленьком табло возникла надпись, оповещающая, что изображение «на подходе». Тоже очень характерно для Оливии. Так мечтала обзавестись мобильником с камерой, а когда настал момент воспользоваться им, не научилась передавать изображение.
На столе зазвонил телефон внутренней связи.
Роланда. Мэтт избегал называть ее секретаршей или помощницей, иначе она почему-то обижалась.
– Мэтт?
– Да.
– Марша на линии два.
Не отрывая взгляда от маленького экранчика, Мэтт поднял телефонную трубку. Звонила его невестка, вдова Берни.
– Привет!
– Привет! – откликнулась Марша. – Оливия в Бостоне?
– Да. Вообще-то сейчас она пересылает мне свой снимок. По новому мобильнику с камерой.
– О! – Короткая пауза. – Ты сегодня будешь в наших краях?
Мэтт и Оливия присмотрели себе дом неподалеку от того места, где жила Марша с мальчиками. Дом находился в Ливингстоне, где выросли Мэтт и Берни.
Мэтт долго сомневался, стоит ли возвращаться в те места. Память у людей хорошая. Не важно, сколько прошло лет, он всегда будет объектом пересудов и подозрений. Правда, Мэтт давно перестал обращать внимание на такие вещи. Однако беспокоился об Оливии и их будущем ребенке. Проклятие отца может перекинуться на сына.
Но Оливия была готова рискнуть. Ей очень нравился дом в Ливингстоне.
Дело осложняло и соседство Марши. У нее – он долго думал, как это описать, – имелись свои приколы. Со дня внезапной кончины Берни едва прошел год. После этого Марша на две недели, фигурально выражаясь, «сошла с орбиты», и Мэтту пришлось переехать к ней и присматривать за ребятишками. Нет, теперь с Маршей все в порядке – так по крайней мере все утверждали, – но Мэтт решил, что оставлять ее надолго в одиночестве не стоит.
На сегодня был назначен осмотр нового дома.
– Скоро выезжаю. Как дела?
– Сможешь заскочить?
– К тебе?
– Да.
– Конечно.
– Нет, если тебе неудобно…
– Конечно, удобно!
Марша была красивой женщиной с овальным лицом, которое иногда печально вытягивалось. Она нервно поднимала глаза, словно желая убедиться, что черные тучи над головой пока не рассеялись. Это было продиктовано скорее физическим, нежели психическим ее состоянием, являлось не более чем рефлекторной реакцией.
– У тебя все в порядке? – спросил Мэтт.
– Да. У меня к тебе маленькая просьба. Э-э… ты не мог бы посидеть с ребятами пару часов? Всплыло одно дело в школе, а Кайра куда-то собирается вечером.
– Хочешь, чтобы я повел их обедать?
– Это было бы замечательно! Но только не в «Макдоналдс», ладно?
– Тогда в китайский ресторанчик.
– Отлично.
– Ладно, договорились.
– Спасибо.
На дисплее мобильника начало появляться изображение.
– До скорого, – промолвил Мэтт.
Марша попрощалась и повесила трубку.
Мэтт уставился на телефон. Щурясь, всматривался в крохотный экранчик. Размером всего в квадратный дюйм, не более. День выдался солнечный. Шторы раздвинуты. Яркий свет мешал рассмотреть изображение. Мэтт сложил ладони чашечкой, заслонил дисплей от света и развернулся спиной к окну, чтобы телефон оказался в тени. Помогло.
На экране возник мужчина.
Детали рассмотреть было трудно. На вид ему лет тридцать пять, как и Мэтту. Волосы черные, отливают синевой. Красная рубашка. Он странно двигал руками, будто махал кому-то. Он находился в комнате с белыми стенами, за спиной – окно, в окне – серое от облаков небо. На лице мужчины играла усмешка – с хитрецой и самодовольная. Мэтт смотрел на него. Их глаза встретились, и Мэтт мог поклясться: незнакомец насмехается над ним.
Он никогда не встречал этого человека прежде.
Он не понимал, зачем жена отправила ему этот снимок.
Экран потемнел. Мэтт не двигался с места. В ушах стоял шум, словно он приложил к ним морские раковины. Нет, Мэтт слышал и другие звуки – приглушенные голоса в отдалении, стрекот факса, шум движения за окном, – но все они точно просачивались через фильтр.
– Мэтт?
В кабинет вошла Роланда Гарфилд, помощница и секретарша. Тот факт, что Мэтт нанял именно ее, не вызвал восторга в юридической конторе «Картер Стерджис». Роланда была слишком «уличной», по мнению старожилов в накрахмаленных воротничках. Но он настоял. Она являлась одной из первых клиенток Мэтта, чье дело он выиграл с таким трудом и одновременно с блеском.
