Таинственное исчезновение этой девочки уже давно не занимало жителей Норт-Форка, поскольку за истекшие годы в городе случилось предостаточно новых неприятностей. До недавних пор его население процветало, занимаясь лесозаготовками, и вовсю валило окрестные леса, однако к моменту означенных видений город обеднел и был охвачен унынием, и в этом, по мнению местных жителей, были целиком и полностью виноваты правительство и городские либералы, которым, видите ли, хотелось сохранить лес. Магазины на главной улице позакрывались один за другим. Торговая палата пыталась поощрять туризм и открыла с этой целью музей истории лесозаготовок, но туристов было немного. Неподалеку от города построили тюрьму, куда на должности охранников и конторских служащих стали нанимать бывших лесорубов, но при этом множество жителей Норт-Форка по-прежнему оставалось без работы.
К городским окраинам примыкали вырубки, — они пребывали в мрачном запустении, точно здесь прокатилась война. Ржавеющие груды железа на отдаленных участках постепенно затягивались зарослями ежевики. На лесопилке гнили горы щепы и стружек. Вагончики лесорубов покрылись пятнами плесени. Дома и сараи стояли заколоченные досками, а на боковых улицах неизменно сияли радужными разводами моторного масла огромные грязные лужи. Со свинцового неба постоянно лил дождь, поэтому атмосфера в Норт-Форке была гнетущей и в лучшие времена, а нынешние времена были скорее худшими. Никто не знал, что делать теперь, когда эпоха лесозаготовок осталась в прошлом, стала историей, место которой было в музее. Многие семьи уехали в надежде найти работу в другом месте, заложив или продав себе в убыток свои дома. Несколько бывших лесорубов занялись обслуживанием рыбаков-любителей. Они ходили по рекам на катерах, вставая в четыре часа утра, чтобы приготовить сандвичи себе на ланч. Другие поселились в холмах или вдоль лесовозных дорог на старых вырубках и выращивали в ямах под вагончиками марихуану. Ездить по проселочным дорогам и проявлять чрезмерное любопытство стало небезопасно. Люди собирали на продажу грибы и кедровые шишки, заготавливали валежник, корчевали пни. Приличный доход по-прежнему приносили питейные заведения. Женщина, которая думала о духе пропавшей девочки, еще недавно работала в одном из местных баров, где разливала пиво, вытирала стойку, принимала деньги и, прикуривая одну сигарету от другой, смотрела футбол. Ее уволили, потому что после развода с мужем она начала беспробудно пить, — так, потеряв все, что имела, она оказалась в туристском городке.
Услышав рассказ о видениях Энн Холмс, бывшая барменша в тот же вечер отправилась к телефонной будке у магазина и позвонила в Норт-Форк матери пропавшей девочки. Муж этой женщины работал сторожем в школе.
— Моя соседка ходила за грибами и видела в лесу призрак, — сказала барменша. — Может быть, это была Ли Энн.
— Я не верю в призраки. Но, знаешь, иногда чувствую, что она рядом. Недавно я почувствовала, что она тут, со мной.
— На свете всякое бывает.
— Наверное, — сказала мать пропавшей девочки. — Думаю, если завтра я подойду к вам около десяти — раньше мне просто не успеть, — вреда не будет. Да, еще кое-что. Пожалуйста, не говори ничего моему мужу.
Таким образом, на следующее утро собралась компания из пяти человек: ревностная католичка, мать пропавшей девочки, спившаяся барменша, Кэролин Грир, удивленная собственным любопытством, и, наконец, сама духовидица с катехизисом в руках и в куртке с надвинутым на лоб капюшоном.
Под моросящим дождем они гуськом двигались по лесу. Кэролин и бывшая барменша взяли с собой ведра для грибов, остальные отправились в лес с единственной целью — понаблюдать за Энн. Когда они перебирались через Сковородный ручей, католичка заметила, что для нее собирать грибы в подобной ситуации означает проявить неуважение к Пресвятой Деве. Неужели, если она и вправду явится, кому-то хочется предстать перед ней с ведром грибов в руках? По мнению католички, потеря однодневной выручки была не такой уж большой жертвой.
— Впрочем, каждый решает за себя, — сказала она. — Если вы хотите собирать грибы, я не стану вас осуждать. Собирайте на здоровье. Хотя мне кажется, что этого делать не стоит.
— И все же, по-моему, вы меня осуждаете.
— Извини. Как тебя зовут?
— Кэролин.
— Извини, Кэролин.
— При этом фотоаппарат вы прихватить не забыли.
— Я всегда беру его с собой. Это мое хобби.
— Что ж, может, вам удастся продать фотографии Девы Марии какой-нибудь бульварной газетенке.
В начале лосиной тропы они остановились передохнуть, укрывшись под поваленным деревом, которое опиралось на другое поваленное дерево. Энн приняла таблетку от аллергии и запила ее водой из бутылки. Они полукругом уселись на мох, и католичка, предварительно извинившись, осведомилась о пропавшей девочке.
— Ей было семь, — сказала ее мать, — если бы она была с нами, в этом году она бы окончила школу.
— Получила бы диплом…
— И отправилась на выпускной бал.
— Как это случилось?
— Мой муж взял ее на рыбалку.
— Вас там не было?
— В тот день я осталась дома.
— Она просто ушла?
— Никто не знает, что случилось на самом деле. Она исчезла без следа. Извините. Мне тяжело об этом говорить.
Мать пропавшей девочки опустила голову. Католичка сорвала что-то похожее на листок клевера.
— Простите, что это? — спросила она.
— Это кислица, — ответила мать пропавшей девочки. — Некоторые специально ее выращивают.
Миновав бурелом, они поднялись на холм. Энн держалась отчужденно и шла чуть поодаль от остальных. Лес больше не защищал их от дождя, на кусты гаультерии и орегонского винограда капала вода с ветвей деревьев, и вся компания промокла до колен. Бывшая барменша накинула на голову шарф и ловко завязала его под подбородком. Узел уютно погрузился в складку жира.
— Теперь я похожа на свою бабушку, — сказала она. — Зато волосы останутся сухими.
— Теперь мы все похожи на своих бабушек, — сказала мать пропавшей девочки.
— И это весьма прискорбно.
— Еще бы.
— Что же делать?
— Не знаю. Может быть, ботокс.
— На новое лицо у меня нет денег.
Около двенадцати они пришли туда, где Энн являлись видения.
— Я должна прочесть Розарий, — заявила Энн, когда они добрались до места. Под ногами пружинил зеленый мох, в вышине терялись из виду макушки елей. — И помолиться за вашу пропавшую дочку, если вы не против.
— Да, конечно. Сделай милость. Я столько лет молилась за нее сама, а ведь я даже не верю в Бога, странно, правда?
— В душе, — сказала католичка, — вам хочется верить.
Она обернулась к Энн и положила руку ей на плечо:
— Ты не возражаешь, если я присоединюсь к тебе? Я тоже принесла четки. Вчера я заглянула в календарь. Сегодня день святого Мартина Турского.
— Кто это? — спросила Энн.
— Заступник всадников и портных. Он принял сан епископа, облачившись в звериные шкуры. Отказался от воинской службы по религиозным соображениям.
— Всадники и портные, — повторила Кэролин. — Потрясающее сочетание.
Энн и католичка принялись молиться. Остальные уселись на бревно неподалеку. Бывшая барменша достала сигарету. Мать пропавшей девочки вытащила из рюкзака коробку с овсяным печеньем и бутылку лимонада.
— Прошу вас, — сказала она, — угощайтесь.
— Выглядит аппетитно, — заметила Кэролин. — Но я берегу талию.
— Масла я положила в два раза меньше, чем по рецепту, так что ешь спокойно.
— Но ведь там полно сахара. От него толстеют в первую очередь. Нет, спасибо, я воздержусь. Дисциплина превыше всего.
— Это тоже не всегда помогает.
— Мне ли этого не знать.
— Я недавно читала про зональную диету. По мне уж лучше потерпеть, чем превратиться в сырный клин.
— Сырный блин, — поправила ее Кэролин. — Но сырный клин мне нравится больше.
— Любопытно, — сказала бывшая барменша, взяв печенье, — где мы находимся?
— Это лес Стинсонов. — Мать пропавшей девочки тоже взяла печенье. — Тогда мы прочесали здесь каждый кустик. Когда потерялась моя девочка. Здесь все принадлежит Стинсонам. Отсюда и до шоссе.
— Стинсоны прибрали к рукам все, что могли.
— Да уж.
— Надо же, просто не верится.
— У них бульдожья хватка. Знают свое дело. Так говорит мой муж.
— Я хотела спросить, — сказала бывшая барменша. — Сама-то я слова не скажу, можете не волноваться. Но почему вы скрываете это от Джима? Почему вы не хотите, чтобы он узнал?
— Джим есть Джим, его не переделаешь. Сейчас у нас все как будто более-менее. Можно даже сказать, дела пошли в гору.
— И? — спросила Кэролин.
— Он считает, что это в прошлом.
— Разве такое возможно?
— Нужно жить дальше, говорит он. То же самое твердит консультант по семье и браку. Выходит, что я — плохая девочка.
