На второй фотографии Чарли стоял перед кустами бугенвиллеи с почти таким же выражением лица. Длинные волосы заплетены в две тугие косички. В веселеньком платье с оборками, в цветочках.
Макса чуть не затошнило.
– Это не мое дело, мистер Карвер, и я не психолог, но так наряжать парня не годится.
– Моей жене почему-то захотелось.
– Вы не похожи на подкаблучника.
Карвер коротко рассмеялся, будто откашлялся.
– Видите ли, у нас на Гаити даже хорошо образованные люди не свободны от… хм, разного рода суеверий.
– Вуду?
– Мы называем этот культ вуду, мистер Мингус. Гаитяне на девяносто процентов католики и на все сто вудуисты. И в этом нет ничего дурного. Во всяком случае, не хуже, чем поклоняться прибитому к кресту полуголому мужчине, пить его кровь и есть его плоть.
Он вгляделся в лицо Макса, ожидая реакции. Макс спокойно смотрел ему в глаза.
«Можешь поклоняться хоть тележкам в супермаркете, это твое дело…»
Макс снова посмотрел на фотографию Чарли в платье. Бедный ребенок.
– Мы его искали, – продолжил Карвер. – Всюду. Почти весь девяносто пятый год во всех газетах, по телевидению, радио каждый день объявления. Где только можно расклеили плакаты с его фотографией и обещанием солидного вознаграждения за любую информацию и много больше за самого Чарли. Как понимаете, в желающих получить вознаграждение недостатка не было.
– Что-нибудь толковое удалось узнать?
– Ничего. До вас за дело брались несколько частных детективов. С тем же успехом.
«Это он тебе бросает наживку. Не поддавайся. Зачем тебе нужно это дерьмовое соперничество?»
И все же Максу было любопытно. Сколько человек работали по данному делу? Почему потерпели неудачу?
Он изобразил на лице безразличие.
– Не станем опережать события. В данный момент мы просто ведем разговор.
Карвер, наверное, был уязвлен. Ему не часто приходилось слушать отказы. Скорее всего его окружали люди, которые заразительно смеялись его шуткам и стремглав неслись выполнять любую просьбу. Таковы они все, очень богатые, родившиеся и выросшие в роскоши. Они плавают в своих собственных водоемах и не дышат тем же воздухом, что и простые смертные. Живут в параллельных мирах, своей особой жизнью, им неведомы неудачи. Ждал ли когда-либо Карвер конца месяца, когда получит жалованье и купит себе пару ботинок? Отвергала ли его какая-нибудь женщина? Ездил ли он по городу, чтобы купить что-нибудь дешевое на распродаже? Едва ли.
Затем Карвер сказал Максу об опасности, если он возьмется за расследование. Намекнул, что с его предшественниками случилось нечто ужасное. Но Макс по-прежнему не поддавался на провокации. Он шел на встречу с Карвером на тридцать процентов уверенный, что не возьмется за работу. Теперь процент повысился до пятидесяти.
На Карвера произвело впечатление его безразличие, и он перевел беседу на Чарли. Как ребенок начал ходить, какой у него обнаружился замечательный музыкальный слух. Потом начал рассказывать о Гаити. Макс слушал с притворным интересом, а сам пытался кое-что сообразить.
Ничего не получалось. Просматривались лишь два очевидных мотива похищения ребенка – деньги и какие-то дела, связанные с этим самым вуду. Но поскольку требование выкупа так и не поступило, то, видимо, следует предполагать второй мотив. О вуду Макс знал немного больше, чем показал Карверу.
Кстати, а может, и Карвер тоже знает много больше? Например, о Соломоне Букмане? Наверняка знает. Как может не знать, если на него работал Торрес? О чем еще осведомлен этот надутый богач? Не припрятано ли у него что-нибудь в рукаве?
Макс не любил начинать работу с недоверия клиенту.
Он пообещал Карверу подумать над предложением. Тот вручил ему свою визитную карточку и попросил дать ответ не позднее, чем через сутки.
Макс ехал в отель на такси, разложив на коленях фотографии Чарли Карвера. Размышлял о десяти миллионах долларов и о том, что мог бы с ними сделать. Продать дом и купить апартаменты где-нибудь в тихом приличном месте, например в Кандле, фешенебельном пригороде Майами. Поселиться в курортном местечке на острове. Или вообще уехать из Майами.
Потом Макс начал думать о Гаити. Взялся бы он за это дело до тюрьмы? Да. Его привлекла бы сложность задачи. Никаких юридических препятствий для расследования, просто загадка в чистом виде, работа для мозгов, возможность помериться умом с серьезным преступником. Но его талант сыщика чах в тюрьме от неупотребления, так же, как мускулы слабеют, если их не нагружать. Очевидно, такое дело теперь ему не по зубам.
* * *
В номере отеля Макс поставил фотографии на стол, прислонив к стене, и пристально вгляделся.
У него не было детей. Он не хотел их иметь. Дети раздражали его. Макс не находил себе места, если рядом плакал ребенок, а родители не желали или не могли утихомирить его. Но по иронии судьбы почти все его дела, как частного детектива, были связаны с пропажей детей, иногда совсем маленьких. И он их находил – живых, а иногда, к несчастью, мертвых, – но находил. Всегда. Хорошо бы отыскать и Чарли. Но здесь его может ждать провал. Эти глаза, так по-взрослому смотревшие на него, с какой-то странной укоризной… Макс расхаживал по комнате, а они всюду находили его и призывали. Необыкновенные, магические глаза.
Чарли Карвер умолял Макса вызволить его.
Макс вышел на улицу, хотел найти какой-нибудь тихий бар, где можно спокойно выпить и обдумать ситуацию. Но повсюду, куда он ни заходил, было полно людей, причем молодых, веселых и шумных. Везде праздновали. Билла Клинтона переизбрали президентом. Максу было на это плевать. Он решил взять бутылку виски в винном магазине.
Выискивая магазин, Макс случайно столкнулся с парнем в белом пуховике и лыжной шапочке, надвинутой на глаза. Из куртки парня что-то выпало. Прозрачный пластиковый пакет на плотной застежке с пятью жирными косяками марихуаны. Макс поднял его и повернулся, чтобы отдать, но парень уже исчез в толпе прохожих.
Макс сунул пакет в карман пальто и двинулся дальше. Зашел в винный магазин. Нужного ему виски там не оказалось. Тогда он вспомнил о косяках с марихуаной. Почему бы и нет?
И купил дешевую пластмассовую зажигалку.
* * *
В давние времена Макс Мингус и его напарник Джо Листон любили расслабиться с небольшим косячком марихуаны, которой их снабжал осведомитель, торговец наркотой по прозвищу Шестипалый. Он давал им патентованное зелье плюс несколько бесплатных унций «карибской королевы», очень сильной травки с Ямайки, ее Шестипалый употреблял сам.
Вот это была отрава так отрава. Не то что мусор, который он сейчас курил.
Прошел час, а Макс все сидел неподвижно на кровати, пристально глядя на стену, смутно ощущая какие-то движения в желудке. Затем лег на спину и закрыл глаза. Вспомнил Майами. Дом.
Они жили в Ки-Бискейн.[9] Тихими погожими вечерами располагались на веранде, любовались центром Майами во всем его гипнотическом великолепии, вдыхали запахи залива Бискейн, которые приносил прохладный ветерок. И всякий раз в ощущениях возникало что-нибудь новое. Какой там Манхэттен! Да он не шел ни в какое сравнение с их городом, особенно в хороший день. Жизнь у них была прекрасна и обещала стать еще лучше. Сандра мечтала о будущем, когда у них наконец появятся дети.
Максу следовало бы рассказать ей о вазектомии, иссечении семявыносящего протока, которую ему сделали за несколько месяцев до их знакомства, но у него на это так и не хватило – да, да, так и не хватило – мужества.
Как он мог привести в этот мир детей, после всего увиденного? Ведь некоторых, кого он находил в ходе расследования, приходилось собирать буквально по кусочкам. Нет, это невозможно. Ведь его дети должны были всегда находиться перед глазами. Макс запер бы их в доме и выбросил ключ. Не позволил бы ходить в школу, играть во дворе, общаться с друзьями, потому что опасно. Могут похитить. Он тщательно проверил бы всех родственников, близких и дальних, и знакомых на случай, нет ли среди них скрытых педофилов. Что же это была бы за жизнь – для него, для жены, для всех? Сплошной ужас. Поэтому самым лучшим было забыть о том, что нужно завести детей, забыть о продолжении рода, полностью закрыть вопрос.
Тысяча девятьсот восемьдесят первый год. Скверное для него время. В тысяча девятьсот восемьдесят первом году в Малом Гаити орудовал главарь банды Соломон Букман по прозвищу Король Мечей.
Сандра поняла бы, если бы Макс с самого начала был с ней искренним. Но когда они только стали встречаться, Макс придерживался холостяцкой привычки врать каждой женщине, изображая серьезные намерения, говорить ей то, что она хочет услышать, чтобы потом спокойно трахнуть ее и скрыться в сторону моря. У него было много возможностей признаться Сандре еще до женитьбы, но он боялся потерять ее. Она выросла в большой семье и любила детей.
