Руфус громко запыхтел и стал теребить штанину.
– Сейчас получишь ужин. Но сначала ответь. Если «да», пролай один раз, если «нет» – два.
Руфус пролаял трижды.
– А, бесполезно, – вздохнула она, ставя миску на пол и гладя собаку. – Ты глупый спаниель! А я тоже не слишком умна, если говорю с псом!
Глава 3
Грабовски съехал с шоссе, остановился у закусочной, чтобы съесть хот-дог и запить колой, когда его мобильник снова зазвонил. На это раз он ответил.
– Слушай, – резко бросил он, – как я могу справиться с работой, когда ты целый день трезвонишь?
– Привет, дружище, – ответил Гарет, – я тоже тебя люблю.
– Что тебе нужно?
– Я оставил тебе миллион сообщений. А ты даже не перезвонил. Просто хотел знать, как продвигается книга. Надеюсь, ты обрел долгожданный мир и покой… в… как там его… Свинохрюндиксе, штат Иллинойс?
– В Задкоке, штат Аризона. Я уехал оттуда неделю назад.
– Что, в Задкоке жилось недостаточно мирно? Где ты сейчас?
– В дороге.
– Возвращайся в Свинохрюндикс, или Задкок, или куда там еще, запрись в комнате и ничего больше не делай, даже дышать не смей, пока не закончишь книгу. Пожалуйста.
Грабовски допил банку с колой.
– Не могу. От этого местечка у меня понос начинается. Собираюсь найти что-то поприличнее.
– В таком случае не пей воду из-под крана, – посоветовал Гарет. – Только бутилированную. Не шляйся нигде, не трать время на осмотр достопримечательностей, не развлекайся поездками.
– Я туда не вернусь. Просто мороз по коже от этой дыры.
Гарет вздохнул:
– Слушай, как твой агент, я бы посоветовал тебе срочно лететь в Лондон и тащить себя за шиворот к столу. И взяться наконец за книгу! Забудь бездонные небеса и пустыню, а также созерцание и прочую художественную хрень. Приступай к делу и допиши книгу!
– Да легко! – воскликнул Грабовский. – Проще простого!
Он знаком велел официантке принести еще одну банку колы. Аризона действовала на мозг как гигантская клизма, полностью вычищая его и стирая все мысли. Когда он мчался по шоссе в поисках идеального места, иногда останавливаясь, чтобы сделать снимок, слова сами складывались в фразы, фразы – в страницы… но все это только в мыслях. Слова пропадали, терялись, едва он садился за компьютер. Нет. Ему не нужно бездонное небо и бескрайние пустыни, он хотел найти обычный маленький городок, где бы его никто не отвлекал. Но выбор был так велик, что он продолжал путешествие.
– Никто не говорит, что это легко, дружище, – проныл Гарет. – Но подумай хорошенько! Нужно, чтобы книга вышла к десятой годовщине. Одиннадцатая уже не то. Не круглая дата.
Молодая мать в соседней кабинке смотрела в окно, пока ее малыш мусолил пачку с заменителем сахара.
– Не затягивай с книгой, – продолжал Гарет. – Прекрасно знаешь, что им нужно. Несколько анекдотов, первая встреча с ней. Профессиональные трюки, все старые военные истории, которые ты вытащил из небытия. Честно говоря, всем плевать на текст как таковой. Важнее всего снимки. Никогда раньше не виденные снимки принцессы Уэльской, сделанные человеком, который знал ее лучше всех.
Грабовски фыркнул. Вытряс из коробочки зубочистку и переломил надвое.
– Ладно, пусть даже не так, – смирился Гарет. – Издатели все устроят. «Никогда не публиковавшиеся ранее снимки принцессы Уэльской из архива ее личного фотографа, который снимал ее перед самой помолвкой и задокументировал ее жизнь и работу». Правда, это немного длинно, не находишь?
Пара тинейджеров, девочка и мальчик, проскользнули в закусочную, уселись на красную виниловую банкетку, не разнимая рук и прижимаясь друг к другу. Стоявший у стойки водитель-дальнобойщик выхватил из кармана шесть долларовых банкнот и попытался сунуть их официантке за вырез блузки.
– Мне пора.
– У тебя есть, что мне выслать? – спросил Гарет. – Давай все, что есть.
– Немедленно пошлю тебе открытку.
– Последний срок через месяц. Не подведи нас. Не подведи себя. Помни, тебе еще нужно отдать деньги экс-супруге. Разводы в наше время недешевы.
– Спасибо, что подсказал.
– Куда ты едешь? Домой? Тебе нужно отдохнуть, хорошо, что устроил себе каникулы. Но теперь пора за работу.
– Что? – переспросил Грабовски. – Не слышу. Гарет, связь прервалась.
От тяжести грузовиков и фур, проносившихся по шоссе, капот «понтиака» подрагивал. Это стало особенно заметно, когда Грабовски развернул дорожную карту и стал изучать ее, водя пальцем по линиям, соединявшим небольшие городки, словно ждал, что сейчас проявится картинка, как на точечных рисунках.
На парковке появился явно сделанный по заказу «харлей-дэвидсон». Байкер, крутой орешек в джинсовой безрукавке, разрисованный синим тату от плеч до запястья, слез с седла. Грабовски схватил камеру и стал снимать. Но байкер все испортил, принявшись позировать.
Грабовски снова склонился над картой. Абрамс, потом Хейверинг, Джейнз, Блумфилд… из чего тут, спрашивается, выбирать? Кенсингтон, Литлфилд…
Он повел палец назад. Кенсингтон.
Грабовски улыбнулся. Сложил карту, спрятал камеру и сел в машину.
Глава 4
...
1 января 1998 года
Люди специально платят, чтобы полюбоваться видом на море, но в такие дни, как этот, я искренне не понимаю, зачем им это нужно. Высокие угрюмые волны трутся о гальку, а там, внизу, серая пустота. Беспощадный прибой, бушующее море еще могут поднять дух. Но это глухое безразличие – самое худшее, что только можно представить.
...
2 января 1998 года
В канун Нового года приехала Патрисия. Я старался убедить ее остаться в Лондоне с Джоном и ребятишками, но она настояла на своем. Я открыл бутылку шампанского, мы сели на балконе, завернувшись в одеяла, и стали смотреть в темноту.
– Брайтон прелестен, верно? – сказала она. – Но море, возможно, тебе не на пользу.
– Ради Бога, Пат, – вздохнул я.
Она заплакала. Я извинился.
Она хочет, чтобы я перебрался обратно в Лондон и жил с ней. Очевидно, Джон с ней согласен, как и мои племянница и племянник. Я все свалил на работу, сказал, что мы, историки и писатели, нуждаемся в полной изоляции. Что нам необходимо оставаться наедине со своими мыслями.
Похоже, она немного приободрилась.
Но я почти не продвигаюсь вперед.
...
4 января 1998 года
Вчера работал весь день, а результат никчемен. Двести слов по поводу договора Клейтона-Бульвера и весьма поверхностные рассуждения о полемике относительно бельгийских репараций… Мыслями я совсем в другом месте.
...
5 января 1998 года
«Иллюзии конфликта. История англо-американской дипломатии» доктора Лоуренса Артура Сеймура Стендинга».
Как звучит? Скучновато?
Мое великое произведение. Мое наследие. Мое единственное дитя.
Девять лет беременности и созревания плода, и ребенок, вне всякого сомнения, окажется мертворожденным. Если роды вообще состоятся.
В декабре приехал Том и повел меня на ленч. Я сказал, что в рукописи уже семьсот страниц. Он и глазом не моргнул.
– Вот здорово! – воскликнул он. – Мы устроим вечеринку в «Карлтоне»… нет, в «Реформе». А может, и в «Гаррике». Где пожелаешь!
Ублюдок! Надеется, что я умру, не успев закончить книгу, и тогда можно не выполнять условия контракта.
...
6 января 1998 года
Работал над своей «био», как ее настойчиво называет Том.
Лоуренс Стендинг родился в Норфолке в 1944 году, учился в Мальборо-колледже и Тринити-колледже, а также в Оксфорде, где получил диплом с отличием и степень бакалавра истории. После окончания университета работал в министерстве иностранных дел и служил на разных должностях в многочисленных странах, включая Турцию, Бразилию, Германию и Японию. (Может, разбавить фактические данные, упомянув о короткой карьере шпиона?) В 1980-м уволился из МИДа, чтобы стать личным секретарем принцессы Уэльской, пост, который сохранял до 1986 года. Но продолжал оставаться ее неофициальным советником до безвременной гибели принцессы в 1997 году. В 1987 году Лоуренс вернулся в академию, где получил степень доктора англо-американской истории и стал старшим преподавателем в колледже Лондонского университета. Лоуренс всегда считался заядлым спортсменом: был членом команды Оксфорда по крикету, бегал почти каждый день, пока в марте 1997 года врачи не обнаружили у него неоперабельную опухоль мозга. Умер в 1998-м. Умер в 1999-м. (Ненужное вычеркнуть.)
...
8 января 1998 года
Еще один потраченный впустую день. Возился с «био». Ощущение такое, будто писал собственный некролог.
...
12 января 1998 года
Поехал на плановый осмотр к доктору Пател, хотя, честно говоря, особого смысла не вижу.
– Апатия – типичный симптом для фронтальной опухоли головного мозга, – изрекла она. – Испытываете ли вы также приступы агрессии, раздражения, неспособности сдержаться?
