– Да, босс. Спасибо босс, – выпрямилась на стуле в струнку, наигранно отдала честь Галине Марковне.
– Все пока, – женщина положила трубку, а я расслабившись, вздохнула с облегчением.
Галина Марковна хорошая начальница и мировая женщина. Но как она и сказала, на работе она ко всем относится одинаково. Не выделяет любимчиков.
Все должно быть по справедливости, – говорила она, – по заслугам и зарплата. Не работаешь, значит уступить место другому.
И поэтому у нас не было ни лоботрясов, ни бездельников.
– У меня есть еще неделя, – проговорила вслух, – а что будет дальше, время покажет.
Из комнаты слышу плачь Лерочки. Я подхватив со стола наведенную бутылочку детской смеси направилась в спальню, мигом забывая обо все на свете.
Глава 5
В сознание возвращаюсь тяжело. Болезненно.
Мозг пухнет и закручивается в узел от одной и той же мысли, что постоянно крутится, как заезженная пластинка в граммофоне:
Марина мертва. Найти бомжей. Спасти дочку.
Марина мертва. Найти бомжей. Спасти дочку.
Марина мертва. Найти бомжей. Спасти дочку… Спасти дочку….
Последняя мысль будто ток пронизывает все мое тело.
Делаю глубокий вдох и открываю глаза.
Вижу над собой белый поток скашиваю глаза, потому как повернуть голову не получается. Взглядом упираюсь в больничные аппараты. Значит я выжил. И я в больнице.
Пошевелил языком. Во рту все ссохлось и нещадно саднило. Дико захотелось пить. Позвать бы кого, вот только трубка во рту ужасно мешает. Попробовал повернуться на бок… не смог.
Черт! В глазах загорелся красным пламенем гнев. Мысли лезли в голову разные. Нехорошие. Я старался гнать их от себя, а перед глазами, будто насмехаясь надо мной мелькали уродливые картинки моего искалеченного тела. Я инвалид?!
Громкий стон протеста вырывается из моего горла. Я не желаю этого представлять. Это не может быть правдой!
Я точно знал для чего Бог оставил мне жизнь! Я должен был вытащить из рук грязных бомжей свою дочку!
А вместо этого бездвижным поленом лежу на больничной койке подключенный к аппаратам.
Поглощенный своими внутренними терзаниями в мыслях, я не сразу заметил, что в палате нахожусь уже не один. Перед моими глазами туда-сюда маячит врач и медсестра. Слышу сквозь шум в ушах их голоса, но из-за накатившей на меня паники, ничего не могу разобрать. Только гул.
– Богдан, успокойтесь! – врач возник передо мной неожиданно быстро и давит мне на плечи сильно пытаясь удержать на месте. – Вы делаете хуже только себе!
– Мне нужно спасти дочь, – хриплю я, но слышу, как изо рта вырывается только неразборчивая речь, – где жена моя?
Доктор смотрит на меня внимательно, пытаясь разгадать мои вопросы по выражению моего лица.
– Богдан, вы слышите меня? Моргните если да, – я не переставая выкручивать тело из его рук, моргаю. – Вы понимаете что вы в больнице? Моргните.
Я делаю то что он просит.
– Богдан, вам нужно успокоиться, – и я действительно чувствую спокойствие, крепки руки давят на меня сильнее и я откидываюсь на подушки, замираю.
Но когда боковым зрением улавливаю медсестру, которая была за моей спиной, догадываюсь, что она мне вкололи успокоительное.
– Почему ...я... не могу... шевелиться? – прилагая немало усилий спрашиваю у врача.
– Не волнуйтесь Богдан, если вы обещаете не буянить, то я отменю анксиолитики из вашего назначения. Маша дайте пациенту воды.
Медсестра оказывается шустрой. И уже через секунду мне в рот была засунута пластиковая трубка через которую я делаю первый глоток.
Жажда на мгновение отступает и я делаю нормальный вдох, который не царапает небе.
– Вы что-то у меня спрашивали Богдан? – врач подсел ко мне ближе и взяв папку начал там что-то записывать, то и дело поглядывая на аппараты.
– Где моя жена и дочь? – язык еще ворочался, но я старался как мог.
Мне необходимо услышать то, что преследовала меня в отключке постоянно.
– Богдан, – врач замолчал, а у меня от страх перед тем что он скажет, по вискам прошелся холодок и побежал на затылок к позвоночнику и вниз, – насколько мне известно, жена ваша скончалась еще на месте аварии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я громко сглотнул. Для меня хоть и не было это неожиданностью. Я знал что Марина умерла, видел своими глазами, но верить в чудо никто не запрещал.
– А ребенок? Дочка? – страх зашевелился с новой силой, хоть мой мозг и готов был воспринять слова врача, а вот сердце… оно заколотилось о грудину как сумасшедшее, разгоняя по венам кровь так, что гулкий шум в ушах забивал голос врача.
Я видел как у него шевелятся губы но ни одного слова услышать не мог:
– Громче! Говорите громче! – мой голос срывается…и в горле начинает першить.
– Богдан! О чем вы говорите? Никакого ребенка на месте аварии не было! – говорит врач отчетливо громко, а у меня перед глазами вспыхивает яркой картинкой последнее что я видел перед отключкой: старая потрепанная бабка касается моей жены, хочет снять с нее украшения и дед, который что-то говорит, я точно знаю что говорит, но хоть убей не могу вспомнить что, а вот лицо его и его бабки, я запомнил. Найду, прикончу собственноручно мразей, если они причинят вред моему ребенку. Я отчего-то был уверен на сто процентов, дочь украли именно они.
Я закрыл глаза. Разговаривать с врачом и тратить на него свои силы я не хотел.
– Мне нужно позвонить, – говорю я не разлепляя глаз.
– Медсестра свяжется с вашими родителями и они вам привезут все самое необходимое. А сейчас отдыхайте, – я почувствовал, как врач встал с койки, – и помните. Мы договаривались… никакого буйства. Я знаю что потерю близкого принять трудно, но остаться после такой аварии не то что в живых, да еще и отделаться парой незначительных повреждениями, кроме как чудом не назовешь. Вы видимо родились в рубашке, мой дорогой друг.
Я промолчал. Знал бы он что сейчас происходит внутри меня. Охренел от увиденного.
В мыслях я уже прочесывал со своими ребятами каждый притон, где только могут затаиться бомжи и искал… Искал свою дочь. Наказывая и стирая в порошок на своем пути тех, кто мне мешал.
Плечи напряжены так, что лопатки сводит.
Чувствую, как отец смотрит не отрываясь. А мать молчит. Стоит за его спиной и громко сопит.
– Богдан, – подает голос отец.
– Можешь не начинать, – перебиваю его и уперевшись руками в кровать медленно поднимаюсь на ноги.
– Сынок, – мать сделала шаг ко мне, но отец ее остановил.
– Не унижайся Мария, ты видишь он не хочет принимать от нас помощь, – высокомерно сказал мужчина.
– Не обобщай, – кидаю ему через плечо взяв подлокотный костыль оперся на него повернувшись к родителям лицом.
– Я все сказал. Никакого родительского долга передо мной выполнять не нужно, – отчеканил я и задевая костылем ногу отца прошел мимо.
– Как знаешь, сын, – ты второй раз уже плюешь на мое мнение. Третьего раза не будет.
– Замолчи, – слышу приглушенный голос матери.
– Да пусть выскажется мам. Мне вот интересно, а если бы у вас пропал. Ты бы стал меня искать. Или забил? Ведь младенцу вряд ли удалось бы выжить в суровых условия среди бомжей?
– Богдан, отец не это имел ввиду, – влезла мать, пытаясь смягчить напряжение между нами.
– Хм, а что он имел ввиду, когда сказал, что поиски моей дочери и между прочим вашей внучки – это пустая трата време? Что, черт побери он имел ввиду?! – не сдерживаясь повышаю голос.
– Не ори на мать! – взвился отец.
– Вам лучше уйти, – я подхожу вплотную к окну и упираюсь лбом в холодное стекло. Вглядываюсь в раскинутые улицы города. Там на одной из них моя дочка. В груди зияющей открытой раной расползается боль, – я сделаю все чтобы найти тебя моя крошка, – провожу пальцами свободной руки по стеклу оставляя полоски от пальцев.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Если мы сейчас уйдем Богдан, – отец замолчал.
– В следующий раз я встречусь с тобой на кладбище, – закончил за отца его предложение.