тут ни при чем. Дело в том, что известный тебе Тизанников тоже учился в этом институте и в то же время. Правда, сталевара из него не получилось, его выгнали с четвертого курса. Впрочем, сталевара не получилось и из Колмогорова.
— Ты хочешь сказать, что Колмогоров и Тизанников должны были знать друг друга и что Колмогоров как-то мог быть связан с пансионатом Тизанникова?
— Думаю, он был связан.
— А Дюма?
— Дюма занималась пансионатом Тизанникова и собирала досье на всех посетительниц кемпинга. Поэтому очевидно предположение, что твоя блондинка могла находиться в картотеке, которую собирала Дюма.
— И эта картотека сейчас в архиве у французов?
— Верно.
— И их можно спросить, нет ли в этой картотеке моей блондинки.
— Что я непременно сделаю.
* * *
Через неделю отец появился в моём офисе:
— Пришел ответ из Франции. Та дама, которая помогала нам раньше, сейчас на пенсии и живет в Биаррице. Она попросила своего бывшего коллегу помочь нам. Он мне вчера позвонил. Это Пьер. Я его знаю. Он тогда тоже занимался пансионатом Тизанникова. Сейчас у них сплошные реорганизации, и он работает в DCRI, это Управление внутренней безопасности. Но он любезно решил нам помочь.
Он протянул мне флешку.
Я вставила флешку в компьютер, раздался мужской голос. Отец начал переводить: «Рад тебя слышать. Я часто вспоминаю нашу поездку в Тулузу. Но сначала о деле. Эту даму, фотографию которой ты прислал, зовут Skorokodova Margarita, 1976 года рождения, в анкете она указала профессию «агент туристической фирмы». Прилагаю короткое досье. Там даты прилета и отлета. Жила в пансионате «Аделаида» у Тизанникова. Ты сам прекрасно знаешь, что это такое. Прилагаю несколько фотографий. Явно потянут на эротический журнал. Это пока все, что мы о ней знаем. Если будет что-то новое, позвоню. Как ты там в Вашингтоне?
— Я не в Вашингтоне, я в Орландо.
— Оно и понятно. После Бразилии в Вашингтоне холодно.
— Как Рене?
— Он в Лионе, я его часто вижу, передам привет. Когда к нам?
— Трудно сказать.
— По «шоп пресьон» не скучаешь?
— Скучаю. В Америке такого нет.
— Если что, звони».
Еще пара фраз, и разговор закончился.
— Вот и все. Дальше фотографии.
Фотографии были отвратительными. Но на них блондинка была моложе лет на десять.
— Тебе не надо смотреть на эту гадость, — отец выключил компьютер.
— Итак, даму зовут Скороходова. Мы сможем ее найти?
— Найти в России даму, если знаешь только ее фамилию! Хотя фамилия редкая. Можно попытаться.
— Мы знаем ее профессию — «агент туристической фирмы».
— В те годы, когда не хотели называть свою профессию, писали «агент туристической фирмы».
— Значит, ничего?
— Почти ничего.
— Что такое «шоп пресьон»?
— Двухлитровая кружка бочкового пива.
— Ты этого Поля хорошо знаешь?
— Да. Мы с ним ездили в Тулузу для встречи с баронессой Морнингтауэр.
— Тоже твоя старая знакомая?
— Очень старая.
— Что будем делать?
— Ждать.
Ждать пришлось недолго.
6. Светская беседа с баронессой
Отец позвонил в десять утра:
— Возьми пару фотографий Скороходовой и в аэропорт. Когда вырулишь на Dulles Access, позвони мне, введу в курс. У тебя очень мало времени. Самолет из Майами прилетает через сорок пять минут.
Фотографии Скороходовой лежали у меня в столе. Моя «сентра» была удачно припаркована; через десять минут я уже вырулила на центральную полосу Dulles Access и позвонила отцу:
— Кого я еду встревать?
— Баронессу Морнингтауэр. Час назад позвонил Пьер и сказал, что баронесса летит из Майами в Лондон через Вашингтон. Я позвонил Биллу, объяснил ситуацию. Он обещал предупредить службу в Далласе, если нужно, они немного задержат вылет.
— Это та самая баронесса?
— Да, та самая.
— Она будет со мной разговаривать?
— Она очень сложный человек.
— Как найти к ней подход?
— Скажи, что ты моя дочь и что я просил ее ответить на твои вопросы.
— Поможет?
— Не знаю, но попробовать стоит.
— Что от нее нужно узнать?
— Всё о Скороходовой. И самое главное, как ее найти.
— Она это знает?
— Вряд ли. Но попытаться стоит.
— Как я ее узнаю?
— Она баронесса. И это будет сразу заметно. Не так много баронесс прилетают из Майами в Вашингтон.
— На каком языке с ней говорить?
— По-русски.
— Я уже въехала в паркинг.
— Удачи. Самолет приземлился десять минут назад. У тебя еще есть время.
В аэропорту меня встречал Рой Хиггинс. Мы с ним знакомы уже лет десять.
— Мне сказали, что нужно задержать самолет. Больше чем на полчаса не сможем.
— Дама уже прилетела?
— Да, сидит в VIP-зале. Там тебя ждет Бетти Лейн. Ты ее знаешь?
— Да.
— Она тебе покажет баронессу.
Рой провел меня через все кордоны. Бетти встречала нас у входа в VIP-салон и показала на сидящую ко мне спиной даму:
— Это она.
* * *
— Извините, баронесса. Я хотела бы вам задать несколько вопросов.
Худая дама в строгом черном костюме сидела в мягком кресле напротив окна. Её сухое неподвижное высохшее лицо полностью отвечало моим представлениям о старых баронессах[2].
— Моя фамилия Лонова. Карина Лонова.
Баронесса удивленно посмотрела на меня:
— Лонова. Дочь?
— Да, мадам.
— Тоже по ведомству полиции, как и твой отец?
— Увы, мадам.
— Твой отец — выдающийся поэт. Если бы он занимался поэзией! Скажи, девочка, что важнее — поймать двух-трех мерзавцев или написать замечательное стихотворение?
Я решила с ней не спорить:
— Я с вами согласна, но в жизни проходится делать не то, что хочешь.
— Верно. Твой отец писал замечательные стихи.
Потом спохватилась:
— Хотя, почему «писал»? Он жив?
— Жив.
— Это приятная новость. Лучше него найти рифму никто не мог. Поверь мне, я знаю. Никто. О чем ты хотела меня спросить?
— Я хотела показать вам одну фотографию, мадам.
— Да перестань ты… мадам, мадам. Мне приятней, когда меня называют по-русски Елизавета Борисовна. Понимаешь, это очень правильно — звать по отчеству: Борисовна. И ты должна звать себя Карина Евгеньевна.
Обычно при таких словах люди улыбаются, но лицо баронессы оставалось неподвижным.
— Меня никто так никогда не звал.
— Понимаю. И что ты мне хотела показать?
Я протянула ей фотографию Скороходовой:
— Знали ли вы эту даму?
— Знала. Скороходова. По-моему, ее звали Маргарита.
— Да, Маргарита. У вас хорошая память.
— Только не льсти. Что она сделала? Почему вы ее ищите?
— Мы точно не знаем, но после беседы с ней два человека умерли.
— Как умерли?
— Легли спать и не проснулись.
— Так это великолепно! Лечь и не проснуться. Твой отец по-прежнему поклонник Песталоцци.
Я решила согласиться:
— Да.
— Передай ему, что он был прав. Прав. Вся эта дурь с эмансипацией —
