Я замираю, ожидая вердикт Панкратова. Мы стоим в прихожей друг напротив друга на расстоянии вытянутой руки и между нами только голубой чемодан. Я слышу ровное дыхание мужчины. Всматриваюсь в его лицо в надежде, что хоть одной микромимикой он выдаст свои эмоции. Но все тщетно.
— Читала, значит, — без сомнений заключает он.
— С чего ты так решил? — с осторожностью спрашиваю я.
Уголок его губ тянется вверх. Это полуулыбка? Или усмешка? Панкратов вроде бы улыбается и усмехается одновременно без тени негативных эмоций.
— Ты меня редко называешь по имени. А тут сразу «Валентин». Врать ты не умеешь, — он выдерживает томительную для меня паузу и продолжает, — даже если бы я вчера не позвонил секретарю, то все равно бы понял, что ни по каким магазинам ты не ходила.
— Правда? — не подумав, выдыхаю.
Неужели, действительно, я так проста?
— Правда. — Коротко кивает он.
— А что со мной не так? — уже без боязни скандала выдаю себя с головой.
— С тобой все так. Просто врать мне не надо.
— А конкретнее? — мне жутко хочется докопаться до того, что меня изобличает.
— У тебя интонация голоса меняется, когда говоришь неправду. Никогда не замечала за собой?
Задумываюсь над словами Панкратова. Честно, не замечала.
— Мама меня всегда раскусывала. В два счета. И я не понимала как! Кстати, Виктор Станиславович тоже. Один раз такое было, что он меня подловил на маленьком несоответствии в моих словах, но с тех пор больше ни-ни, — зачем-то призналась я.
— Во-от! — подчеркивает голосом Валентин, — а ты мне за сутки уже два раза соврала.
— Да разве это можно назвать «враньем» или «ложью»? Такие громкие слова из-за сущих пустяков! — неподдельно возмущаюсь я. — Знаешь, сколько люди друг другу недоговаривают? Не потому что кто-то плохой, а кто-то хороший. Порой это даже нужно. Требуется. Вот жены, например, очень часто что-то привирают мужьям. Не просто так! Они берегут и заботятся об их физическом и моральном состоянии.
— Но я не муж! — восклицает Панкратов. Его заявление меня немного смешит.
— Ну, когда-нибудь же ты женишься! — с невинным смехом восклицаю я. — Ты красивый, молодой, богатый. Долго точно не засидишься!
— Слепой, что тоже неплохо, — заодно язвит собеседник.
Он меня специально раззадоривает, что ли?
— Да, согласна, — делано поддакиваю я. — Над макияжем даме твоего сердца можно не так стараться. Ворчишь иногда, но тоже ничего страшного! Можно выйти в соседнюю комнату и, пожалуйста, себе на здоровье, возмущайся, сколько влезет! — сдуваю выбившуюся прядку со своего лица.
— Я все сказал. Не нужно больше обмана, — твердо заключает Валентин.
— Это не обман! — шагаю вперед, — к тому же, если я тебе буду говорить только правду, значит, я должна буду тебе доверять на все сто.
— Почему бы и нет, — мужчина слегка пожал плечами, он явно не собирается менять свое мнение.
— Доверие надо заслужить, — без сомнений молвлю я, но почему-то мне неловко напоминать извечные слова Панкратову.
Мой собеседник замялся, понимая, что истина в моих словах имеется. Ему ничего не оставалось другого, как вернуть беседу в самое начало.
— Так читала документы или нет?
— Читала! — без зазрения совести чеканю я.
— Значит, знаешь, что если я их подпишу, то автоматически лишусь права претендовать на компанию.
— А ты не подписывай!
Глава 9
Лишь выдав дерзкое предложение, замечаю, как критично сократилось расстояние между мной и Валентином. Он, должно быть, уже чувствует мое порывистое и возбужденное дыхание на своей щеке.
Сканирую глазами его лицо, пытаясь понять, какие чувства у него вызвали мои слова. Вот только Панкратов внешне совсем не проявил никаких эмоций. Но я заметила, как медленно он вдохнул и выдохнул. Явно думал, как поступить.
Корю себя за свою наглость. Кто я такая, чтобы советы слепому человеку раздавать? Я слишком мало имею представлений о том, как живется такой личности на белом свете. К тому же у мужчины, который стоит передо мной, еще два года назад было все: положение, невеста, здоровье.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Мне нужно отойти от него, а то уж больно близко стою. Делаю шаг назад и натыкаюсь на чертов чемодан!
Колесики крутятся — и мой багаж отъезжает, падает на пол прихожей, а я за ним следом. Сначала ударяюсь левой ягодицей о твердый чемодан, соскальзываю и приземляюсь пятой точкой на паркетную доску.
— Ну почему, когда я что-то сделаю не так, мне мгновенно прилетает от Вселенной?! — хнычу я, как обычный ребенок. А попу-то больно!
Панкратову не составляет труда отыскать меня и помочь подняться на ноги.
— Спасибо, Валентин, — при первой возможности я одергиваю руки с его предплечий. — Ой! — я растираю ладонями место ушиба.
— Сильно ударилась? — обеспокоено спрашивает он.
Я забываю о боли, почувствовав ладони Панкратова на своих плечах.
Ого! Черт! Что же теперь делать? Задерживаю дыхание. Трудно соображать без кислорода. Жадно втягиваю воздух, а заодно и запах панкратовского парфюма. Вкусный.
— Не беспокойся, Валентин! Так. Чуть-чуть припарковалась неудачно, — накрываю его руки своими руками, и медленно освобождаю плечи от теплых ладоней мужчины, — все не столь плачевно, как кажется.
Моя последняя фраза волей-неволей звучит многозначительно. А может, действительно, побороться? Как-то я об это не думала. Да и некогда было. Нам нужно настроиться на одну волну.
— Валентин…
— Зря я с тобой поделился своими наблюдениями, — досадуя, но мягко изрекает Панкратов. Я с облегчением выдыхаю, когда вижу на его лице красивую с признаком снисхождения улыбку, — теперь ты при каждой возможности будет называть меня по имени.
Мужчина задумчиво проходится ладонью по подбородку.
— Зато мышь ловить не придется, — воодушевленно хихикаю я, — поехали?
— Да, — он вытягивает перед собой руку, чтобы определить, где дверь, — у меня уже уши горят! Водитель, наверное, подумал, что мы… сильно увлеклись сбором вещей.
— Представляешь, каково он удивиться, когда увидит всего один чемодан.
Мы дружно рассмеялись. Да, смех — это лучшее лекарство от всего.
В машине нахожу в себе силы извиниться перед Панкратовым.
— Прости меня, что я раздаю тебе советы и лезу не в свое дело, — прокашлявшись, приношу свои извинения я.
— Все в порядке.
— Точно?
— Ты всего лишь высказала свою точку зрения, Света. В этом нет ничего предосудительного. Я отдаю себе отчет, что не смогу управлять компанией с таким зрением. Потому принял предложение Григория о пожизненной поддержке. Ему прекрасно известно, что я подпишу бумаги.
«Почему тогда вчера не подписал?» — рождается в моей голове вполне очевидный вопрос, который я пока не решаюсь озвучить. Может, еще представиться возможность.
— Ты собирался позвонить брату, — к слову напомнила я.
Непродолжительная пауза и Валентин выдает мне правду.
— Мы с ним говорили. Оказывается, еще вчера он улетел в Сочи. На три дня. По работе.
— По работе? — за Панкратовым повторяю я. А сама уже запустила свой рабочий справочник у себя в голове.
Напрягаю свой мозг, чтобы вспомнить, а была ли запланирована командировка в Сочи в текущие дни.
Неожиданная смерть Виктора Станиславовича и назначение нового генерального директора, конечно же, внесли свои коррективы в дела компании. Но расписание командировочных поездок я прекрасно воспроизвела в своей голове. И никакого Сочи там не было.
— Я не припомню ничего подобного, — честно выдаю я, чувствуя как внутри меня все активировалось. Все-таки трудоголикам весьма трудно уйти в отпуск. Я бы сказала, это невозможно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Брат сообщил, что возникли срочные переговоры, — поясняет Валентин, а мне все как-то не верится.
— Подозрительно, — вполголоса выдаю я.
— Света, все, забудь о том, что я сказал. Хватит думать о работе! Ты в отпуске, — его ладонь накрывает мою руку.
В изумлении кошусь на наши руки, но не дергаюсь. Пожалуй, подобные действия Панкратова действительно отвлекают меня от мыслей о компании.
