1911
Анна Ахматова. Бег времени. Стихотворения. Минск, "Мастацкая Лiтаратура", 1983.
* * *
Я живу, как кукушка в часах,Не завидую птицам в лесах.Заведут — и кукую.Знаешь, долю такуюЛишь врагуПожелать я могу.
7 марта 1911, Царское Село
Анна Ахматова. Бег времени. Стихотворения. Минск, "Мастацкая Лiтаратура", 1983.
* * *
Мне с тобою пьяным весело —Смысла нет в твоих рассказах.Осень ранняя развесилаФлаги желтые на вязах.
Оба мы в страну обманнуюЗабрели и горько каемся,Но зачем улыбкой странноюИ застывшей улыбаемся?
Мы хотели муки жалящейВместо счастья безмятежного…Не покину я товарищаИ беспутного и нежного.
1911, Париж
Анна Ахматова. Бег времени. Стихотворения. Минск, "Мастацкая Лiтаратура", 1983.
ПЕСНЯ ПОСЛЕДНЕЙ ВСТРЕЧИ
Так беспомощно грудь холодела,Но шаги мои были легки.Я на правую руку наделаПерчатку с левой руки.
Показалось, что много ступеней,А я знала — их только три!Между кленов шепот осеннийПопросил: "Со мною умри!
Я обманут моей унылойПеременчивой, злой судьбой".Я ответила: "Милый, милый —И я тоже. Умру с тобой!"
Это песня последней встречи.Я взглянула на темный дом.Только в спальне горели свечиРавнодушно-желтым огнем.
1911
Анна Ахматова. Бег времени. Стихотворения. Минск, "Мастацкая Лiтаратура", 1983.
* * *
Когда человек умирает,Изменяются его портреты.По-другому глаза глядят, и губыУлыбаются другой улыбкой.Я заметила это, вернувшисьС похорон одного поэта.И с тех пор проверяла часто,И моя догадка подтвердилась.
1940
Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е. Евтушенко. Минск-Москва, «Полифакт», 1995.
* * *
Все мы бражники здесь, блудницы,Как невесело вместе нам!На стенах цветы и птицыТомятся по облакам.
Ты куришь черную трубку,Так странен дымок над ней.Я надела узкую юбку,Чтоб казаться еще стройней.
Навсегда забиты окошки:Что там, изморозь или гроза?На глаза осторожной кошкиПохожи твои глаза.
О, как сердце мое тоскует!Не смертного ль часа жду?А та, что сейчас танцует,Непременно будет в аду.
1 января 1913
Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е. Евтушенко. Минск-Москва, «Полифакт», 1995.
* * *
Ты знаешь, я томлюсь в неволе,О смерти господа моля,Но все мне памятна до болиТверская скудная земля.
Журавль у ветхого колодца,Над ним, как кипень, облака,В полях скрипучие воротца,И запах хлеба, и тоска.
И те неяркие просторы,Где даже голос ветра слаб,И осуждающие взорыСпокойных загорелых баб.
1913
Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е. Евтушенко. Минск-Москва, «Полифакт», 1995.
* * *
На шее мелких четок ряд,В широкой муфте руки прячу,Глаза рассеянно глядятИ больше никогда не плачут.
И кажется лицо бледнейОт лиловеющего шелка,Почти доходит до бровейМоя незавитая челка.
И непохожа на полетПоходка медленная эта,Как будто под ногами плот,А не квадратики паркета.
А бледный рот слегка разжат,Неровно трудное дыханье,И на груди моей дрожатЦветы небывшего свиданья.
1913
Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е. Евтушенко. Минск-Москва, «Полифакт», 1995.
ПРИЗРАК
Зажженных рано фонарейШары висячие скрежещут,Все праздничнее, все светлейСнежинки, пролетая, блещут.
И, ускоряя ровный бег,Как бы в предчувствии погони,Сквозь мягко падающий снегПод синей сеткой мчатся кони.
И раззолоченный гайдукСтоит недвижно за санями,И странно царь глядит вокругПустыми светлыми глазами.
Зима 1919
Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е. Евтушенко. Минск-Москва, «Полифакт», 1995.
* * *
Наталии Рыковой
Всё расхищено, предано, продано,Черной смерти мелькало крыло,Все голодной тоскою изглодано,Отчего же нам стало светло?
Днем дыханьями веет вишневымиНебывалый под городом лес,Ночью блещет созвездьями новымиГлубь прозрачных июльских небес, —
И так близко подходит чудесноеК развалившимся грязным домам…Никому, никому неизвестное,Но от века желанное нам.
1921
Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е. Евтушенко. Минск-Москва, «Полифакт», 1995.
* * *
Чугунная ограда,Сосновая кровать.Как сладко, что не надоМне больше ревновать.
Постель мне стелют этуС рыданьем и мольбой;Теперь гуляй по светуГде хочешь, Бог с тобой!
Теперь твой слух не ранитНеистовая речь,Теперь никто не станетСвечу до утра жечь.
Добились мы покоюИ непорочных дней…Ты плачешь — я не стоюОдной слезы твоей.
1921
Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е. Евтушенко. Минск-Москва, «Полифакт», 1995.
КЛЕВЕТА
И всюду клевета сопутствовала мне.Ее ползучий шаг я слышала во снеИ в мертвом городе под беспощадным небом,Скитаясь наугад за кровом и за хлебом.И отблески ее горят во всех глазах,То как предательство, то как невинный страх.Я не боюсь ее. На каждый вызов новыйЕсть у меня ответ достойный и суровый.Но неизбежный день уже предвижу я, —На утренней заре придут ко мне друзья,И мой сладчайший сон рыданьем потревожат,И образок на грудь остывшую положат.Никем не знаема тогда она войдет,В моей крови ее неутоленный ротСчитать не устает небывшие обиды,Вплетая голос свой в моленья панихиды.И станет внятен всем ее постыдный бред,Чтоб на соседа глаз не мог поднять сосед,Чтоб в страшной пустоте мое осталось тело,Чтобы в последний раз душа моя горелаЗемным бессилием, летя в рассветной мгле,И дикой жалостью к оставленной земле.
1922
Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е. Евтушенко. Минск-Москва, «Полифакт», 1995.
* * *
Не с теми я, кто бросил землюНа растерзание врагам.Их грубой лести я не внемлю,Им песен я своих не дам.
Но вечно жалок мне изгнанник,Как заключенный, как больной.Темна твоя дорога, странник,Полынью пахнет хлеб чужой.
А здесь, в глухом чаду пожараОстаток юности губя,Мы ни единого удараНе отклонили от себя.
И знаем, что в оценке позднейОправдан будет каждый час…Но в мире нет людей бесслезней,Надменнее и проще нас.
Июль 1922, Петербург
Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е. Евтушенко. Минск-Москва, «Полифакт», 1995.
ПОЭТ[2]
Он, сам себя сравнивший с конским глазом,Косится, смотрит, видит, узнает,И вот уже расплавленным алмазомСияют лужи, изнывает лед.
В лиловой мгле покоятся задворки,Платформы, бревна, листья, облака.Свист паровоза, хруст арбузной корки,В душистой лайке робкая рука.
Звенит, гремит, скрежещет, бьет прибоемИ вдруг притихнет, — это значит, онПугливо пробирается по хвоям,Чтоб не спугнуть пространства чуткий сон.
И это значит, он считает зернаВ пустых колосьях, это значит, онК плите дарьяльской, проклятой и черной,Опять пришел с каких-то похорон.
И снова жжет московская истома,Звенит вдали смертельный бубенец…Кто заблудился в двух шагах от дома,Где снег по пояс и всему конец?
За то, что дым сравнил с Лаокооном,Кладбищенский воспел чертополох,За то, что мир наполнил новым звономВ пространстве новом отраженных строф,—
Он награжден каким-то вечным детством,Той щедростью и зоркостью светил,И вся земля была его наследством,А он ее со всеми разделил.
19 января 1936
