помощник машиниста я обязан был прийти на рабочее место за полтора часа до отправки в рейс. Смазывал все трущиеся детали - буксы, подшипники, валики. Проверял, вычищена ли топка. Следил за тем, чтобы тендер доверху загрузили углем. Кстати, уголь, который поступал к нам из Донбасса, был очень низкого качества. Топку приходилось чистить очень часто. Сбивать шлак - дело весьма нелегкое. Но труднее всего было поддерживать в топке равномерный огонь.
Экипаж паровоза состоял из трех человек: помимо машиниста и его помощника еще кочегар. Он перебрасывал уголь из тендера на специальный лоток, а я уже переправлял его непосредственно в топку. Представьте себе лопату весом восемь килограммов - и столько же угля на ней. И вот так машешь ею почти беспрерывно! За поездку от Орши до Борисова перелопачивал шесть тонн, столько же на обратном пути.
В начале 1935 года меня перевели в бригаду к Николаеву, машинисту еще царской школы, очень опытному, прекрасно знающему машину. Паровоз - грузовой Щ5043. Машинист был очень колоритный, одевался в тужурку, сохранившуюся еще с тех времен, носил золотые часы и обязательную цепочку к ним. Первое время он пристально следил за тем, что и как я делаю, а через несколько месяцев, когда уверился в моей надежности, мог себе позволить отдохнуть во время пути. Тогда я, преисполненный гордостью, становился на правое крыло к реверсу, а кочегар брался за топку. Появились новые рейсы, я увидел новые города.
Водили поезда на Минск, Смоленск, однажды совершили рейс на Столбцы, которые в то время находилось на польской территории.
На пассажирских поездах ходил вместе с машинистом Щадинским. Это был профессионал тоже еще старой закалки. Называл меня и кочегара только по имени, отчеству, обращался ко всем на «вы». В 1937 году его по чьему-то доносу репрессировали. Таких случаев тогда было много. Сажали ни за что. Помню, учителя математики в Бобрской семилетней школе забрали только за то, что он оказался однофамильцем одного московского профессора, обвиненного в нелояльности к Советской власти. Кстати, удивительное дело, но сталинские репрессии нашу семью не задели, хотя должность председателя колхоза была в группе особого риска. Может, оттого, что трудились не покладая рук и язык не распускали. Может, рядом с нами люди жили совестливые. А скорее всего, просто повезло. Так бывает иногда даже на фронте: один пройдет войну от звонка до звонка без единой царапины, а другого ранят или убьют в первом же бою…
Чтобы получить удостоверение машиниста, потребовалось пройти шестимесячные курсы в Вязьме. Закончил я их с отличием. Этот уникальный документ каким-то чудом сохранился и сейчас находится в семейном архиве.
В 1937 году меня призвали на воинскую службу. Тоже не совсем обычным образом. В СССР создавались железнодорожные войска. Специалистов не хватало. Был брошен клич «Молодежь - на бронепоезда!» В комсомольской организации Оршанского депо к этому отнеслись со всей серьезностью. Внимательно изучив характеристики, на открытом собрании выбрали для службы в армии девять машинистов. Этого почетного права вместе со мной удостоились Морозов, Петровский, Раковский, Лепешинский… Так что, можно сказать, в армию, а потом и на войну, я попал по «комсомольской путевке».
Мы были на седьмом небе от счастья. В 1935 году на экраны вышел художественный фильм «Три друга». Романтическую песню Исаака Дунаевского, написанную на слова Михаила Светлова, частенько распевали на вечеринках.
Под солнцем горячим, под ночью слепою
Немало пришлось нам пройти.
Мы мирные люди, но наш бронепоезд
Стоит на запасном пути!
Нашу группу направили в Вязьму, где формировался полк железнодорожных войск, оттуда - в Забайкалье. Добирались до места назначения больше месяца в «вагонах-теплушках» по шестнадцать человек, посреди вагона - печка. Ехали в гражданской одежде, кормили нас два раза в сутки. Работа машинистов в то время ценилась, зарплаты были высокими. Мы с Володей Морозовым часто питались не из общего котла, а отправлялись в привокзальный ресторан. Покупали и всяческую снедь, которую по российской традиции выносили местные жители к поезду. Интересно и то, что по приезде в часть выяснилось, что зарплата командира полка была ниже, чем у нас - молодых машинистов.
Володя Морозов погиб в первый день войны в Орше, будучи машинистом бронепоезда попал под бомбежку.
За время пути я воочию увидел, какая огромная наша страна и какая сложная у нее судьба.
В Иркутской области значительная часть железной дороги проходила по берегу озера Байкал. Узнал, что в здешних местах, в поселке Баргузин, отбывал свою пожизненную каторгу декабрист, друг Пушкина Вильгельм Кюхельбекер; в Чите руками его товарищей построена небольшая деревянная церковь, сохранившаяся до сих пор. Очевидно, Всевышний не услышал их мольбы, большая часть ссыльных декабристов нашла в этом суровом краю свой последний приют. В 1920-1930-е годы их судьбу разделили сотни тысяч узников ГУЛАГа, лагеря которого были разбросаны по всей Сибири…
7 ноября наш состав прибыл на 79-й разъезд, где и предстояло сосредоточиться. Полк разместился в голой степи. Жили в одноэтажных кирпичных казармах, начсостав вместе со своими семьями - в деревянных домиках. Начались нелегкие военные будни. Из оружия - трехлинейка Мосина, принятая на вооружение в царской армии в 1891 году, на каждую роту дополнительно два таких же устаревших пулемета «Максим». Не менее экзотично выглядело и обмундирование: гимнастерка, напоминавшая крестьянскую рубаху, носившаяся навыпуск, галифе, на ногах - ботинки с обмотками, правильно наматывать которые удавалось с первого раза не всем. Спустя какое-то время машинистам поездов стали выдавать кожаные тужурки, введенные по приказу народного комиссара путей сообщения СССР Лазаря Кагановича.
В 1938 году меня назначили заместителем политрука роты, политруком был потомственный железнодорожник Георгий Морозов.
Как раз в это время начались репрессии против комсостава, и мне довелось напрямую столкнуться с фактами массовых арестов.
Одним из первых взяли командира нашей роты Егорова. Солдатам объяснили, что он был связан с нацдемовщиной. Кто такие нацдемы и каким образом, находясь в глухом краю, за тысячи километров от вражеской организации, которая, по утверждению ОГПУ, готовила контрреволюционный переворот, Егоров мог вредить Советской власти, не уточнялось. Вскоре таким же образом, один за другим, стали исчезать командиры других рот. А затем арестовали командира полка.
Пользуясь доверием оперуполномоченного особого отдела, я однажды усомнился в том, что молодые офицеры, не успевшие после окончания военного училища прослужить и несколько месяцев, могли оказаться в числе «врагов народа». Помнится, он внимательно
