– Заговоры?
Михаил Андреевич кивнул:
– Ну да. А вы не знали? Ой смотрите, Александр Валерьевич, как бы вас кто не сглазил, порчу не навел… А я вот вам, пожалуй, сейчас тоже зубы заговаривать стану. Да вы присаживайтесь!
Полудин не сел – прислонился к стене, скрестив на груди руки: ну что ж, послушаем, мол. Подавив негодование, он вновь поразился наружности незваного гостя: как ни крути, то был необычайно красивый молодой человек, производивший, однако, неприятное впечатление замашками фигляра и злоязычного шута. Костюм, хотя и респектабельный, по-прежнему сидел на визитере криво, будто не по мерке сшитый.
Анисин поднял вверх указательный палец, призывая к вниманию. Однако ничего принципиально нового он ординатору не сообщил. Напротив, повел свою пространную и престранную речь из глубины времен, из Древней Греции, когда медицины в сегодняшнем понимании слова еще не существовало, а из известных ныне средств использовались только гигиена и лечение диетой. За исцелением больные шли в те времена в святилища, где с помощью ритуалов приготовлялись неделями, чтобы в решающую ночь встретится во сне с самим Асклепием и получить рецепт избавления от недуга.
В архаику Анисин подался с той целью, чтобы утверждать: по прошествии веков ритуалы медиков остались неизменны.
– Взять хоть белые одежды медперсонала, – развивал посетитель свою мысль. – Соображения гигиены говорят за белое не больше, чем, например, за… ваше вот зеленое. Однако белый цвет сакрален. Под стать небожителям. А чего стоят многочисленные ритуалы омовения! Время мытья установлено с педантичной точностью и контролируется по часам. Вы, хирурги, моете руки жесткой щеткой и сильным мыльным раствором, протираете их высокопроцентным спиртом, и, наконец, омовение венчают стерильные перчатки. Воистину, ни в одном магическом культе не сыщешь более сложного ритуала очищения рук. Которое, право, порой больше напоминает умывание рук в его переносном, циничном смысле, ибо цинизм – ваше второе я. Цинизм и самолюбие. Неужели в то время, когда чьи-то надежды, мольбы, упования, когда чужая жизнь и счастье находятся на кончиках ваших пальцев, вы не позволяете себе хотя бы на мгновение ощутить себя богом? Вот уж не поверю!
Визитер еще вольготнее развалился на стуле за столом Полудина, в то время как хирург стоял перед ним, будто школьник у доски.
– И вот что я скажу вам, любезный Александр Валерьевич, – со вздохом резюмировал Анисин. – Вы, врачи, хотите власти, это не секрет ни для кого. Власти Покушаетесь на божественные привилегии, в то время как на деле у вас все богоборчество – с вышестоящими чинами. Только и можете, что тявкать за глаза на вашего Антона Антоновича, а посягнуть на большее – кишка тонка. Вы только посмотрите на себя! – Анисин обвел фигуру Полудина красноречивым взглядом. – Куда там – в пантеон! Вас бы сперва хоть в человеческий вид привести. Но я могу предоставить вам (да-да, именно вам лично) воистину божественную власть в полном объеме. Вот только… хватит ли силенок взять? – Он выжидающе воззрился на Полудина, но тот молчал. Анисин вздохнул снова: – Короче… Мне нужен несчастный случай на операции, с летальным исходом – острое кровотечение там или воздушная эмболия – на ваш выбор. Организуете?
– Да-а? – Полудин даже рассмеялся от такой небывалой нелепицы. – И где же тут, простите, обещанная власть?
Анисин прищурился:
– Ну как же, доктор? Высшая власть – способность без зазрения совести умертвить человека, над этим бились величайшие умы. А я вам предлагаю узнать и себе цену. Привилегия демиурга – не только власть над жизнью и смертью, но и контроль над моралью. Ведь доказал же Кант, что Бог-абсолют необходим в морали, ибо неабсолютная мораль может привести человечество к самоистреблению. Вот и возьмите на себя смелость задавать новую мораль, коли желаете называться богом.
– Это кого же вы мне предлагаете зарезать во имя новой морали? И за какие прегрешения? Любопытно было бы узнать.
– А не безразлично ли, за что? – улыбнулся и Анисин. – Скажи я вам, что этот Толмачев (да-да, именно он) – наш бизнес-конкурент, который препятствует важному слиянию, или что ему предстоит рано или поздно пасть жертвой криминальных разборок, – не все ли вам равно? Если уж так хотите знать, скажу: господин Толмачев – всего лишь блоггер и общественник, который в последнее время приобрел излишнее влияние на молодые неокрепшие умы.
– И что мне будет, если сделаю? – решился подыграть безумцу ординатор.
– Правильнее задавать вопрос: что с вами будет, если не сделаете? Но, ежели хотите, я отвечу и на это. Вы, я слышал, любите на лыжах покататься, в Васкелово ездите. А как насчет собственного маленького, но уютного лыжного курорта? Только представьте: новейшие системы оснежения и снаряжение, достойное олимпийских спортсменов…
– Ну вот что, – посерьезнел наконец Полудин, – должен вас расстроить, Михаил Андреевич: помимо хирурга, в операционной присутствуют анестезиолог, ассистенты, медсестра. Это, во-первых…
– О, за них не беспокойтесь! – отмахнулся посетитель как от мух от упомянутого медперсонала. – Дело ведь только за вами стало…
– А во-вторых, вы ненормальный, если предлагаете мне среди бела дня совершить убийство…
– А вы подумайте как следует, Александр Валерьевич. Подумайте и позвоните мне. – Анисин шлепнул по столу визиткой. – Судите сами: Толмачеву изначально не везет. Взять хотя бы то, что лежит он в самой что ни на есть шестьсот шестьдесят шестой палате – чем не знак свыше? Видный человек, а загремел отчего-то к вам, в богом забытую бюджетную больницу, где всякое может произойти. Небось, вертится сейчас на жесткой койке и обдумывает новый материал для блога – о влиянии плохих примет на состояние отечественной медицины. – Анисин рассмеялся. – Это человек конченый. А вот вам бы еще жить да жить. – Под конец он посуровел, глянул на Александра Валерьевича холодно и колко.
«С такими глазами можно всю подноготную добыть безо всяких иголок», – промелькнула мысль у ординатора.
– И вот вам мой совет, доктор, – добавил визитер с нажимом, – не стоит бежать, по вашему обыкновению, и пересказывать наш разговор заведующему, ой не стоит. Да и не поверит вам никто. Коллеги ведь вас за чудака держат – чуть ли не за местного юродивого. Зовут вас человеком в укладке7. – С этими словами он поднялся и отсалютовал Полудину. Уже взявшись за ручку двери, обернулся: – А знаете, чем отличается хирург от Бога? А? Бог никогда не думает, что он хирург.
И вышел.
«Что это было?» – с запоздалым удивлением подумал ординатор и потер взмокший лоб. В уголке визитки, оставленной посетителем на столе, прочел: «Россия2045». Однако менее всего Анисин походил на гостя из светлого будущего.
«Бред! Совершеннейший бред!» – рассудил Полудин и захотел от души посмеяться над произошедшим, но вместо того вдруг, очертя голову, выскочил из кабинета и вскоре уже стучал в дверь заведующего отделением.
– Арсений Соломонович, – стараясь не выдать себя дрожью в голосе, начал Полудин с порога, – Толмачева я оперировать не стану, увольте.
Заведующий отделением, хирург с полувековым стажем, золотой скальпель России, божий одуванчик Арсений Соломонович Суховейчик, услышав это, доверху поднял кустистые брови, сделавшись вылитым сычом, и начал медленно разводить руками в широком жесте сожаления. Полудин сразу сник.
Конец ознакомительного фрагмента.
Примечания
1
Список I – свод лекарственных средств, отнесенных к наркотикам или ядам. (Здесь и далее примеч. авт.)
2
Ca – сокращение от carcinoma – рак (лат.).
3
Пропофол – короткодействующее предназначенное для внутривенного введения снотворное средство. За свой амнезийный эффект и внешний вид белой жидкости пропофол прозван врачами молоком забвения.
4
Лапаротомия – хирургический маневр, разрез брюшной стенки для получения доступа к органам брюшной полости.
5
Имеется в виду – прорастание опухоли в прилегающие ткани и органы.
6
ДПДГ – десенсибилизация посредством движения глаз – психотерапевтическая техника преодоления последствий психотравм, главным атрибутом которой являются специфические движения руки психотерапевта, за которыми должен следить пациент.
