Мы кончаем одновременно. Кто из нас сонно бормочет очищающее заклинание, я уже не помню. Я спокоен и умиротворён. Я расслаблен. Всё, что я могу — это только сильнее притянуть Гарри к себе, зарыться носом в его волосы и моментально уснуть. Я счастлив.
***
Когда я открываю глаза на следующее утро, меня будто кто-то обухом бьёт по голове. Всего лишь одна-единственная мысль, одно воспоминание. Я скоро умру. Во рту становится кисло и мерзко. День испорчен. Я сумел забыться ночью, но теперь у меня так не получится. Чёрт возьми, теперь я каждый день буду просыпаться с этой мыслью! Как бы я хотел наложить на себя Oblivate и не знать, что со мной происходит. Только теперь я понимаю, что ожидание смерти намного страшнее самой смерти. За эту мысль сразу цепляется и другая… Дамблдор.
***
Прежде чем встать, мы ещё долго нежимся в постели. Гарри просто лежит у меня на груди и обнимает одной рукой. Я прислушиваюсь к его размеренному дыханию, и мне становится легче. Он спокоен и умиротворён, значит, и мне хорошо.
Церемония проходит терпимо. Вначале Бруствер что-то очень долго говорит, но я не слушаю. Гарри сидит мрачнее тучи. Видимо, снова нахлынули воспоминания о павших героях. Он, разумеется, получает Орден Мерлина первой степени, а потом произносит тоже довольно долгую речь. Я знаю, что он не составлял её заранее, не писал на бумажке, он говорит от чистого сердца, порой запинаясь и сбиваясь. Но ведь это именно то, чего от него все ждут, не так ли? Мне тоже достаётся Орден Мерлина, правда, второй степени. Хорошо хоть не заставили ничего говорить. Пытались, правда, но Минерва, дай ей Мерлин здоровья, делая прискорбное лицо, сообщает, что «профессор Снейп, к сожалению, получил ранение во время битвы, поэтому ему трудно сейчас говорить». В глазах многих сочувствие и уважение, кое у кого даже раскаяние. Ну-ну. Так вам и надо, гриффиндорцы паршивые.
Где-то в середине церемонии, когда все отправляются на кладбище, мне удаётся скрыться. Я не чувствую угрызений совести, потому что мне не с кем там прощаться. Я иду в кабинет директора. Пароля я не знаю, но горгулья сама отъезжает в сторону, когда я показываюсь в коридоре.
Я поднимаюсь по лестнице и захожу в кабинет. Тут очень тихо и спокойно. И я сам успокаиваюсь. Я сажусь в кресло и поворачиваю его к портрету Дамблдора. Тот, словно почувствовав моё присутствие, открывает глаза и расплывается в тёплой улыбке. Он не спешит говорить со мной, впрочем, и я тоже. Он знает обо всём, что случилось, мне нечего ему рассказывать. Мы долго сидим в молчании. Наконец, я первым нарушаю тишину. Я и сам не понимаю, как слова соскальзывают с моих губ.
— Альбус, я скоро умру.
Его улыбка пропадает. Он сразу становится серьёзным и сосредоточенным.
— Неужели укус?
Я киваю.
— Медленный яд, от которого нет противоядия.
— Ты хочешь, чтобы я чем-то тебе помог?
— Как всегда, только советом.
— Северус, надеюсь, ты не хочешь спросить, как жил с этим я почти год?
Его проницательность порой пугает.
— Я хочу знать, как мне быть. Ты же знаешь, я никогда не спрашивал у тебя такого глобального совета. Но теперь… я действительно не знаю, что мне делать.
— Кому ты ещё сказал?
— Никому. Только тебе.
— А как же Гарри?
Я хмурюсь и нервно мотаю головой.
— Ни в коем случае. Он не должен знать. Иначе… Иначе он угаснет вместе со мной.
— Но ты не сможешь скрывать от него свою болезнь, Северус. Он быстро догадается, что с тобой что-то не так.
— Тогда мне нужно… — Боже мой, я только сейчас понимаю, что мне придётся сделать. — Нужно… расстаться с ним.
— Не стоит поступать так с Гарри. Он имеет право знать правду. В конце концов, эту победу он одержал только во имя тебя, ты же знаешь. Он любит тебя.
— Знаю. Поэтому я и должен так поступить. А он узнает всё, непременно. Но только после того, как всё закончится. Альбус, поклянись, что никому ничего не расскажешь.
Дамблдор печально улыбается и пожимает плечами.
— Я надеюсь, ты ещё ко мне заглянешь.
— Непременно. Спасибо за беседу.
Я поднимаюсь из кресла и быстрым шагом направляюсь прочь из кабинета. Я зря сюда пришёл. И я понял это, только когда Дамблдор заговорил о Гарри. Нет, между нами нельзя поставить знак равенства, как я думал раньше. У Альбуса всё было совсем по-другому. Ему нужно было смириться только с собственной предстоящей смертью. У него не было никого. А у меня есть Гарри. Поэтому мне так больно. Если бы я тоже был один, я бы философски пожал плечами, продал дом в тупике Прядильщика и отправился бы в затяжное путешествие, как мечтал уже много лет. Но получается, что я думаю сейчас не о себе, а только о Гарри. Что ж… Если его присутствие в моей жизни так мешает мне просто успокоиться и умереть, значит, я должен исключить его из своей жизни. Мерлин всемогущий! Я даже понятия не имею, как я сумею это сделать. И ещё я просто не представляю, как смогу дожить последние недели без него… Но теперь я полон мрачной решимости. Нужно только выбрать момент.
Глава 3. Я вырвал своё сердце и проклял себя
После окончания церемонии Гарри возвращается в мои комнаты. Мои вещи уже уложены, чемоданы стоят в углу. Я навсегда покидаю школу. Директором на сегодняшней церемонии назначена, разумеется, Минерва. Она с пониманием отнеслась к моему заявлению об уходе и подписала его, взяв, однако, с меня слово, что если у меня возникнет хоть малейшее желание, я обязательно вернусь в школу. Я дал ей это слово, хоть никогда и не смогу его сдержать.
Вещей Гарри тут практически нет. Так что собирается он всего за десять минут. Я нахожусь в полной прострации, я отвечаю невпопад. Но Гарри, к счастью, списывает это на мою усталость и нервы.
Мы попадаем в мой дом в тупике Прядильщика через камин. Тут всё по-прежнему. Даже вещи Гарри до сих пор лежат на своих местах. Так же, как и год назад, когда мы провели тут всё лето. На мгновенье у меня даже возникает чувство, что мы никуда и не уезжали, что последнего года просто не было. Но это всего лишь чувство. Короткое, хоть и приятное.
Гарри помогает мне разобрать вещи и убраться, о чём-то беззаботно щебечет. Мне приятно просто слушать его голос. Сейчас мне всё равно, о чём он говорит.
К вечеру дом снова выглядит пригодным для проживания. И мы наконец-то садимся ужинать. Гарри с хрустом за ушами уплетает всё, что я приготовил. Я прекрасно знаю, что ему нравится моя стряпня. Когда я готовил для него в первый раз, он очень удивился, что у меня так вкусно получается. Тогда я объяснил ему, что кулинария очень похожа на зельеваренье, только опаснее, потому что всё, что ты наготовишь, тебе потом придётся ещё и съесть. Он тогда очень долго смеялся. Я так люблю его смех…
