К животным в семье Нертова относились хорошо. Правда, взглянув на зевнувшую Мэй, у которой в пасти над розовым языком сверкнули влажные белые клыки, хозяйка дома опасливо поинтересовалась, не укусит ли собака малыша? На это не менее счастливый от приезда внука Нертов-старший резонно заметил, что самое худшее, что может грозить Мите — быть обслюнявленным с ног до головы. После этого Юрий Алексеевич очередной раз напомнил историю из детства сына, когда тот, обиженный на собственных родителей, целый день прятался в будке под охраной злющего цепного пса.
— Вы знаете, — рассказывал свекор, повернувшись к Нине, — Леше тогда было года четыре. Мы переволновались, не зная, что и думать. Потом я вижу: из собачьей будки ножка в сандалике выглядывает… Не представляете, что со мной было! Бросаюсь к будке, а барбос этот — на меня, словно взбесился. Я-то думал: все, сожрал! Бросился к дому за ружьем и сразу же назад, а тут Лешка-негодник вылезает из будки. Весь заспанный. Уж и забыл, за что обижался. «Папа, — говорит, — а на кого ты охотишься? Мы с тобой пойдем», — а сам пса обнимает за шею…
Нина при желании тоже могла бы рассказать несколько «собачьих» историй. Хотя бы о том, как Мэй, защищая квартиру хозяина, отбилась, точнее, откусалась от трех озверевших бандитов, оставив милиции в качестве вещдоков целый комплект пальцев непрошеных гостей. Или как она, несколько позднее, чуть не съела вооруженного «бомбилу» на Скандинавской трассе, пожелавшего поживиться «транскроссовским» грузом. Или даже о том, как собака согревала своим теплом умирающую от ножевого ранения и шока русскую француженку Женевьеву, приятельницу руководителя сыскного агентства… Все это Нина благоразумно не стала пересказывать свекрови, прекрасно зная, что пока Митя находится рядом с собакой, за здоровье мальчика можно не волноваться. В этом Юрий Алексеевич, отец Леши, был абсолютно прав.
Но со следующего утра, когда Алексею пришлось уехать в Питер решать неотложные «транскроссовско»-охранные дела, — собаку словно подменили. Сначала она была уличена в том, что попыталась втихаря сожрать неосмотрительно оставленное на кухонном столе мясо. Предотвратить хищение удалось лишь Нининому охраннику, живо бросившемуся следом за подозрительно притихшей псиной. После этого, несколько часов поизображав смирение, Маша вступила в смертельную битву с огромным плюшевым медведем-пандой, невесть зачем подаренным на очередной день рождения Нертову-старшему любимыми сослуживцами. Результаты этой битвы могли напомнить лишь картинку из компьютерной игры, когда после удачного выстрела клочья очередного монстра разлетаются по всему экрану. К сожалению, дом, пусть даже загородный, не экран монитора, и Нине пришлось срочно собирать остатки панды под безутешные стенания свекрови. Последней каплей был испорченный вечер и бессовестно отнятый у Ирины Петровны бутерброд.
Нина, конечно же, не стала замечать, что незачем было задумчиво размахивать едой перед собачьим носом — все равно свекровь, какая бы она хорошая не была, не оценит подобного замечания. Тем не менее, гнев домохозяйки обрушился на ни в чем неповинную невестку.
— Ну, гости дорогие, это уж слишком! — возмущенный взгляд свекрови проследовал в направлении удаляющегося Машиного зада, напоминающего осенний кленовый лист в обрамлении черного бархата. — Пожалуйста, сейчас же позвоните Алексею и потребуйте, чтобы он забрал эту мерзость. Если он этого не сделает — я выгоню ее на улицу. В тот же миг. Позвоните, прошу вас…
Не желая портить отношения со свекровью, Нина нехотя доплелась до своей сумочки, в которой лежала «труба», набрала номер петербургской квартиры мужа, еще не зная, что и как будет объяснять ему. К счастью, к телефону никто не подошел, и Нина с чистой совестью сообщила об этом Ирине Петровне, сказав, что ее сын еще на работе. Свекровь недовольно проворчала, что завтра-то она собаку выгонит обязательно, и отправилась к холодильнику, чтобы достать компоненты для очередного бутерброда.
Но питерский телефон не отвечал совершенно не потому, что Алексей Нертов находился на работе. В этот вечер он был дома. И не один…
* * *
— Да ты можешь хоть немного посидеть спокойно и не бросаться на каждый звонок? — голос Лены, казавшийся когда-то Алексею самым нежным на свете, прозвучал хотя и в диссонанс тихой музыке, неторопливо льющейся из «комбайна», но как-то по-детски капризно. — Раз в жизни к тебе в гости пришла одноклассница… Скоро ты ее выгонишь еще лет на пятнадцать, но даже сейчас сидишь, как чужой. Кто тебе все время названивает?.. Впрочем, это не мое дело, расскажи-ка лучше, где ты столько лет пропадал?
Нертов, собравшись с духом, наконец-то сдернул душивший его галстук и расстегнул ворот рубашки. Появление Лены Михайловой было достаточно неожиданным. Когда-то, лет пятнадцать назад, приди она в гости к бывшему однокласснику, он бы, пожалуй, не смог толком связать и пары слов. Ленка была и тогда красавицей, и сейчас выглядела очень привлекательно, невесть каким образом умудряясь поддерживать прежние габариты и обаяние. В сочетании с грамотно наложенной косметикой, все это здорово молодило гостью, и ей на вид даже придирчивый ценитель прекрасного вряд ли дал бы больше двадцати пяти.
Когда-то в старших классах Алексей тайно вздыхал, разглядывая сделанные исподтишка фотографии Михайловой, представляя, как бы он смотрелся рядом с ней в ЗАГСе. Если с другими девчонками ему было общаться нетрудно, то при виде Лены он начинал запинаться, городить всякую чушь. Она же, казалось, не замечала этого и даже иногда разрешала проводить себя до дома. Алексей робел и бледнел, оказываясь рядом. Лишь однажды, после окончания десятого класса, на совместном праздновании Нового года, во время танца их губы случайно встретились. Но этим все и закончилось. В комнату ввалились другие одноклассники, выходившие перед этим покурить, и до утра загомонили… А вскоре Лена незаметно ускользнула домой.
Уже будучи на срочной службе в армии, Нертов некоторое время переписывался с Леной. Но через год узнал из письма приятеля, что Михайлова вышла замуж. Один из сослуживцев, получив письмо примерно такого же содержания, из ближайшего караула, как был, с автоматом, рванул домой — выяснять отношения. Но далеко не ушел и через несколько часов начал отстреливаться от окруживших его однополчан. Расстреляв оба магазина, бедолага пустил последнюю пулю себе под челюсть, снеся половину черепа… Позднее, уже после окончания юрфака, на службе в военной прокуратуре Нертов не раз сталкивался с трагедиями, начинавшимися из-за неосмотрительных писем. Иногда выяснялось, что чья-то девушка, и правда не дождавшись солдата, изменяла ему, иногда ошибались друзья-подружки, пересказывая злую молву, иногда невеста «просто хотела проверить» своего избранника… В общем, причин, чтобы написать гадость, бывает предостаточно, а вариантов развязки чаще всего существовало лишь два — либо военный трибунал, по нынешнему — военный суд, либо цинковый гроб. Но Нертов тогда, на срочной, выбрал третий. Он в клочья изорвал злосчастное послание, пообещав себе, что никогда больше не встретится со своей одноклассницей…
Оставив Нину и Митю у родителей, Алексей вернулся в Петербург, дабы решить несколько неотложных вопросов, связанных с охраной «Транскросса», а заодно начать зондировать возможных покупателей акций фирмы. «Нина правильно решила, — думал Алексей. — С этими злосчастными бумагами надо расставаться как можно скорее. Вполне достаточно, что из-за них я чуть не потерял и сына, и любимую женщину. Все равно эти акции удачи не принесут — пусть всякие бандиты лучше их делят между собой, глядишь, скорее перестреляют друг друга. Только без нашего участия, спасибо. Лично мне всяких “наездов” на всю жизнь хватит».
Но едва Нертов зашел в свою квартиру и, скинув полуботинки, влез в домашние тапочки, как противно затренькал звонок. Алексей, даже не спросив «кто?», распахнул дверь — и вот в результате весь вечер пошел насмарку. Теперь он под оркестр Поля Мориа, модный в семидесятых, потягивает «Кампари» с одноклассницей, которую когда-то боготворил, а та, в свою очередь, явно настроена на более тесное продолжение встречи…
Алексей, так и не добравшись до телефона, понял, что не ошибся, почувствовав тонкий запах дорогой французской косметики прямо у самого носа. Затем длинные тонкие пальцы ласково скользнули по его волосам, и он даже скорее не услышал, а почувствовал: «Нертов, пожалуйста, не прогоняй меня сегодня. Ладно?..»
* * *
Между черных стволов корабельных сосен, выстроившихся в шеренгу около дома Нертова-старшего, пробивались рыжие лучи заходящего солнца. Нина стояла на террасе, полной грудью вдыхая чистый загородный воздух и, улыбаясь, смотрела куда-то вдаль.
