Лона. Разумеется, я говорю про Джона; у меня ведь нет другого мальчугана, кроме Джона, или Йухана, как вы его тут называли.
Бетти. Йухан!..
Фру Руммель (тихо фру Люнге). Беспутный брат!
Берник (медленно). Йухан с тобой?
Лона. Да, конечно; разве я уеду без него? Но у всех у вас такие печальные лица, сидите в потемках, шьете что-то белое... Уж не умер ли кто из родных?
Рёрлун. Сударыня, вы находитесь в кружке для спасения морально испорченных...
Лона (вполголоса). Что вы? Эти милые, скромные дамы?..
Фру Руммель. Ну, это, скажу я вам!..
Лона. А, понимаю, понимаю!.. Черт возьми, да ведъ это фру Руммель! А вот и фру Холт! Да, мы с вами с тех пор не помолодели... Но послушайте, друзья мои, пусть морально испорченные подождут теперь немножко; они не станут от этого хуже. В такой радостный час...
Рёрлун. Час возвращения не всегда час радости.
Лона. Во-от? Вы так толкуете библию, господин пастор?
Рёрлун. Я не пастор.
Лона. Ну, так, верно, будете им. Но - фу-фу-фу! - какой затхлый запах от этого "морального" белья! Точно от савана. Я, видите ли, привыкла к свежему воздуху прерий.
Берник (отирая лоб). Да, в самом деле, здесь что-то душно.
Лона. Погоди, погоди, сейчас выберемся из склепа. (Отдергивая занавеси.) Пусть мой мальчуган покажется при полном освещении. Вот покажу я вам молодца первый сорт!
Xильмар. Ух!
Лона (открывает двери и окна). Дайте ему только сперва почиститься в отеле. На пароходе вымазался, как свинья.
Xильмар. Ух! Ух!
Лона. "Ух"? Да ведь это... (Обращаясь к остальным и показывая на Хильмара.) Он все еще тут шляется да ухает?
Хильмар. Я не шляюсь, я лечусь...
Рёрлун. Гм, сударыня, я не думаю...
Лона (увидев Улафа). Это твой, Бетти? Давай лапу, мальчуган! Или боишься своей старой, безобразной тетки?
Рёрлун (беря книгу под мышку). Я не думаю, сударыни, чтобы мы были сегодня в настроении продолжать нашу работу. Но ведь завтра мы опять соберемся?
Лона (в то время как посторонние дамы встают и прощаются). Хорошо, соберемся. Буду непременно.
Рёрлун. Вы?.. Позвольте спросить, сударыня, что вы собираетесь делать в нашем кружке?
Лона. Проветрить его, господин пастор!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Там же.
Бетти сидит одна у рабочего стола и шьет. Немного позже справа входит Берник в шляпе и перчатках, с тростью в руке.
Бетти. Ты уже вернулся, Карстен?
Берник. Да; ко мне зайдет один...
Бетти (со вздохом). Да, верно, Йухан опять явится.
Берник. ...зайдет один господин, говорю я. (Положив шляпу.) Куда же девались сегодня все дамы?
Бетти. Фру Руммель с дочерью сегодня заняты.
Берник. Прислали сказать?
Бетти. Да, у них сегодня много дела дома.
Берник. Понятно. И другие, разумеется, тоже не придут?
Бетти. Да, им тоже сегодня некогда.
Берник. Это я мог бы сказать заранее. Где Улаф?
Бетти. Я его отпустила пройтись с Диной.
Берник. Гм... с Диной, с этой ветреницей... Не успел Йухан приехать, как она уже прилипла к нему!
Бетти. Но, мой друг, Дина ведь ровно ничего не знает...
Берник. Ну, так Йухану, по крайней мере, следовало бы иметь настолько такта, чтобы не оказывать ей особого внимания. Я отлично заметил, какими глазами смотрел на это Вигеланн.
Бетти (роняя работу на колени). Карстен, ты можешь понять, для чего они вернулись?
Берник. Гм... У него ведь там какая-то ферма, и дело, видно, идет неважно. Лона дала вчера понять, что им приходится ездить во втором классе.
Бетти. Да, к сожалению, должно быть, так. Но как она могла с ним приехать? Она? После той кровной обиды тебе...
Берник. Ах, не думай об этих старых историях.
Бетти. Да могу ли я теперь думать о чем другом? Ведь он мне брат... Да и не из-за него я волнуюсь... Но тебе-то сколько может быть неприятностей, Карстен, я до смерти боюсь, что...
Берник. Чего ты боишься?
Бетти. Разве не могут арестовать его за те деньги, которые пропали у твоей матушки?
Берник. Пустяки! Кто может доказать, что деньги пропали?
Бетти. Ах, боже мой, да ведь это же, к сожалению, весь город знает, и ты сам говорил...
Берник. Я ничего не говорил. И город ровно ничего не знает, все это были одни сплетни.
Бетти. Какой ты великодушный, Карстен!
Берник. Говорю тебе, брось эти воспоминания! Ты сама не знаешь, как ты расстраиваешь меня, перетряхивая все это. (Ходит взад и вперед и вдруг швыряет трость.) И принесло же их как раз теперь, когда мне необходимо полное расположение общества и прессы... Теперь полетят всякие корреспонденции в газеты соседних городов... Хорошо ли я приму нежданных родственников или дурно - все сумеют перетолковать. Пойдут рыться в старом хламе, как ты теперь. В таком обществе, как наше... (Швыряет перчатки на стол.) И не с кем поговорить, не на кого опереться!
Бетти. Не на кого, Карстен?
Берник. Да на кого же?.. И надо же им было сесть мне на шею как раз теперь! Нет сомнения, они устроят какой-нибудь скандал, особенно она. Вот наказание иметь таких родственников!
Бетти. Не виновата же я, что...
Берник. В чем ты не виновата? Что ты им родня? Святая истина.
Бетти. И не звала же я их домой...
Берник. Ну, опять все сначала! Я их не звала, да я их не выписывала, не тащила сюда за шиворот! Наизусть знаю всю рацею.
Бетти (плачет). Какой ты... недобрый!
Берник. Вот это хорошо! Поплачь хорошенько, чтобы дать побольше пищи языкам. Оставь эти глупости, Бетти! Поди на террасу. Сюда могут прийти. Еще увидят хозяйку дома с красными глазами. Это было бы чудно, если бы разнеслось по городу, что... Слышишь? Кто-то идет по коридору.
Стук в дверь. Войдите!
Бетти уходит на террасу с работой. Мастер Эунэ входит справа.
Эунэ. Мое почтение, господин консул.
Берник. Здравствуйте. Верно, догадались, зачем я посылал за вами?
Эунэ. Управляющий говорил вчера, что господин консул как будто недоволен тем, что...
Берник. Я недоволен всем положением дел на верфи, Эунэ. Ремонт судов у вас не двигается. "Пальма" уже давно должна бы плыть на всех парусах. Вигеланн каждый день заходит и надоедает мне. Тяжелый компаньон!
Эунэ. "Пальма" может выйти в море послезавтра.
Берник. Наконец-то! Ну, а то американское судно, которое стоит здесь целых пять недель и...
Эунэ. "Индианка"? Я так понял, что прежде всего надо приналечь на ваше собственное судно.
Берник. Я не давал вам никакого повода для подобного предположения. Следовало одинаково приналечь на "Индианку", а этого не сделано.
Эунэ. Днище все прогнило, господин консул, чем больше чиним, тем хуже.
Берник. Причина не в этом. Управляющий Крап открыл мне всю правду. Вы не умеете работать с новыми машинами, которые я завел, или, вернее, не хотите с ними работать.
Эунэ. Господин консул, мне уже за пятьдесят. С малых лет я привык к старому способу работы.
Берник. Он больше не годится. Не думайте, Эунэ, что я хлопочу из-за барышей; я, к счастью, не нуждаюсь в этом, но у меня есть долг перед обществом, в котором я живу, и перед фирмой, во главе которой я стою. Если я не буду за прогресс, то его и не дождаться здесь.
Эунэ. Я тоже за прогресс, господин консул.
Берник. Да, для вашего ограниченного круга, для рабочего класса. О, я знаю вашу агитацию. Вы произносите речи, вы баламутите народ, но когда дело доходит до прогресса на практике, - взять хотя бы новые машины, - то вы не хотите принять участия, вы трусите.
Эунэ. Да, я в самом деле побаиваюсь, господин консул, опасаюсь за многих из тех, кого эти машины лишают куска хлеба. Вы, господин консул, часто говорите о своем долге перед обществом; но, по-моему, общество тоже имеет свои обязанности. Как смеют наука и капитал пускать в ход новые изобретения, пока общество не воспитало поколения, которое может пользоваться ими?
Берник. Вы слишком много читаете и умствуете, Эунэ. Вам это не годится. Это вселяет в вас недовольство своим положением.
Эунэ. Не то, господин консул; но я не могу равнодушно смотреть, как увольняют одного дельного работника за другим и лишают их хлеба из-за этих машин.
Берник. Гм! Изобретение книгопечатания также лишало хлеба массу писцов.
Эунэ. А так ли вы, господин консул, ценили бы это изобретение, будь вы сами тогда писцом?
Берник. Я вас позвал не для диспута. Я послал за вами, чтобы сказать вам: "Индианка" должна быть готова к выходу в море послезавтра...
Эунэ. Но, господин консул...
Берник. Послезавтра, слышите! Одновременно с нашим собственным судном; ни часом позже. У меня есть серьезные основания спешить. Вы читали сегодня газету? Ну, стало быть, знаете, что американцы опять натворили безобразий. Этот распущенный сброд скоро весь город поставит вверх дном; ни одной ночи не проходит без драки в трактире или на улице; о прочих беспорядках я уж и не говорю.
Эунэ. Плохой народ, это верно.
Берник. А кого винят за эти беспорядки? Меня! На меня все сваливают. Эти газетные писаки довольно прозрачно намекают, что мы заняты главным образом собственным судном. И я, поставивший себе задачей влиять на сограждан силой своего примера, должен терпеть подобные выходки?.. Нет, я этого не потерплю. Я не могу позволить таким образом ронять свое доброе имя.
