Хоть мне это даже не нравилось, я все равно кончала. Что-то было в Папочке, что делало все другим. Меня не волновало, как он ко мне прикасался или где. Он всегда заставлял меня дрожать от экстаза, даже если я этого не хотела. Он зажимал мне руками рот, пока я содрогалась на нем. Но это оставляло ощущение грязи на мне. Грязнее, чем я привыкла.
- Почему ты плачешь? – я дернулась взглядом, чтобы встретиться с его. Было темно в моей комнате, поэтому я едва могла разглядеть его глаза.
- Я просто устала.
- Не лги мне, - он быстро переместился, вжимая меня в кровать.
- Я не лгу, - прошептала я.
- Он поимел тебя? – проорал он.
Я втянула воздух, когда паника затопила мой живот.
- Что? Кто?
Жалящая боль от его ладони на моей щеке сбила мое дыхание. Папочка никогда не бил меня раньше.
- Он трахнул тебя?
Я покачала головой туда и обратно в отчаянии, глотая воздух.
- Ты маленькая сучка. Не лги мне, - он встал и начал расстегивать свой ремень.
- Папочка, нет…
- Ты все еще лжешь, - мягкая кожа выскользнула из его брюк цвета хаки с шорохом по мягкой ткани.
Я села у изголовья кровати, бороздки прижались к моей спине. Последовал вздох облегчения. Я знала, он уронит свой ремень на пол, потом последуют его штаны. Его толстый, эрегированный член выпрыгнет вперед, и я обхвачу его губами, как и всегда. Все будет хорошо. Всегда все было хорошо.
Но стука ремня, падающего на пол, не последовало. Вместо этого он обернул кожу вокруг совей руки.
- Ч-что ты делаешь?
Он сделал шаг ко мне, щелкая пуговицей на своих штанах.
- Скажи мне правду.
- Правду о чем? – он не мог знать о том, что я сказала Ретту. Он не мог знать, о чем я попросила его. Но просто не мог.
Он расстегнул пуговицы на своей рубашке. Его руки методично и медленно расстегивали каждую. Ремень все еще был обернут вокруг его правой руки. Пряжка тихонько позвякивала.
Не заняло много времени, чтобы он оказался голым, стоящим передо мной во всей своей красе. Но все, что я могла видеть, - ремень. Мою щеку все еще жалила его пощечина.
Что он собирается сделать сейчас?
- Правду о тебе и Ретте, - теперь он был надо мной, стягивал мою ночнушку, сдергивая мое нижнее белье, пока, как и он, я не оказалась обнаженной и раскрытой.
- Ничего не произошло с Реттом, Папочка.
Он провел руками вверх и вниз по моему лицу, прохладная кожа ремня коснулась моей кожи, пряжка двигалась у моей ключицы.
- Я слышал тебя. Прошлой ночью, - он был всего в дюйме от моего лица. – Я слышал, как ты умоляла его трахнуть тебя.
- Нет.
- Да! – заорал он. Мягкое поглаживание его рукой по моему виску закончилось. Он прижал ремень к моей щеке. Пряжка болталась у моей шеи. – Я, блять, слышал это. Я слышал, как ты сильно хотела этого. Как ты хотела, чтобы он занялся любовью с тобой, - его дыхание было беспорядочным. – Ты никогда не хотела заниматься любовью со мной. Ты никогда не умоляла меня.
- Папочка, я…
- Просто заткнись нахрен, - он дернулся от меня. – Повернись.
- Но…
- Сейчас.
Мои руки тряслись, когда я поворачивалась. Это было плохо. Он никогда не был злым. Не таким. Никогда со мной.
- Вот так, - он с силой ударил свободной рукой по моей заднице, и я поморщилась. – Все будет по другому хотя бы сегодня, - он встал позади меня, и я почувствовала его твердый член рядом с моей ногой. – Сегодня ты будешь меня умолять.
Я раскрыла свой рот, чтобы сказать ему, что я не знала. Я никогда не знала до этого, потому что жгучая боль на моей заднице заставила меня закричать. Я пыталась выпрыгнуть из кровати, но он остановил меня, прижавшись рукой между моих лопаток. Теперь я знала, для чего был ремень.
- Ты моя, малышка Фей. Ты это понимаешь?
- Да, да, пожалуйста, Папочка, просто не бей меня больше.
Он хмыкнул. Это был первый раз, когда я услышала этот его сухой смешок, но он не стал последним. Он стал саундтреком к ужасу, который происходил со мной каждый раз весь следующий год моей жизни. Он воспроизводился снова и снова, пока он издевался надо мной. Он только два раза ударил меня ремнем в ту ночь прежде, чем я начала умолять его, говорить, делать все что угодно, чтобы он прекратил. Я чувствовала, как теплые струйки моей крови скользят вниз по ногам.
Но мольбы не имели значения. Мой голос становился хриплым, глаза опухали, а моя попа становилась чувствительной и окровавленной прежде, чем он останавливался. Прежде чем он сдавался и занимался любовью со мной. Но это не было любовью, хоть он и утверждал обратное. Даже если он и целовал меня после всего этого и рассказывал, как он любит меня. Даже если держал в объятиях, пока я плакала.
Я плакала от боли, не веря, что Папочка делает со мной такое. Но я плакала еще и потому, что была рада, что все закончилось. Если все могло бы вернуться к тому, как было раньше, я бы принимала это настолько долго, насколько бы смогла вытерпеть снова.
Но я ошибалась. Я не имела представления, что следующий год принесет мне. Я не знала, было ли это только началом. Та Папочкина ненависть, которую он питал ко мне, и то, что сделала я, стало чем-то, что никогда невозможно будет исправить. Потому что некоторые вещи остаются навсегда сломанными, даже с маленькими трещинками, склеенными вместе, некоторые вещи никогда не починить, не имеет значения как бы сильно вы этого хотели. Время разрушит клей, который сдерживает весь этот фарс снаружи, пока долбаные трещины не начнут становиться больше, больше, чем раньше.
- И об этом подумала Незнакомка, когда не смогла починить Любовника, но она хотела этого?
Я моргнула, голос Джорджа выдернул меня из воспоминаний. Мы все еще сидели в его офисе, окруженные желтыми стенами.
- Она хотела починить его, чтобы он не причинил ей больше боль, - ответила я.
- Потому что она любила его?
Я нахмурилась. Любила ли она? Любила ли я?
- Когда любовь настолько кровавая, как эта,- трудно вспомнить, какой любовь может на самом деле быть.
Джордж быстро записал.
- Мне нравится, Фей. Очень поэтично, - он на мгновение замолчал. – Но ты когда-нибудь задумывалась о том, что может это не Незнакомка сломала Любовника. Что он уже был сломан задолго до того, как они встретились.
- Я не знаю, - сказала я тихо. У Тейлора было все и не разберешься в этом. Там было что-то еще, что очевидно становилось еще более заметным. Тейлор всегда побеждал. Не имело значения, что я скажу или сделаю, он всегда побеждал. От этого ужас скручивается в моем животе. Однажды я выйду отсюда. Однажды мне придется столкнуться с ним. Одна только мысль об этом заставляет меня страстно хотеть дозу кокаина, которая ударяется в лоб моего подсознания. Что-то, что окутает меня туманом, в котором я так долго жила. Я постучала пальцами о подлокотники кресла. Они двигались методично. Короткие, бледные ногти щелкали по коже. Они были чистыми, не такими грязными, к каким я привыкла. Если бы кто-нибудь увидел их, они могли бы подумать, что это были руки женщины, которая не заботилась о маникюре. Щелканье ее ногтей ничего не значит. Они не узнают, что эти руки принадлежат женщине, которая мечтает о том, чтобы втянуть дозу, чтобы сбежать от своего прошлого.
- Незнакомка виделась с ним снова?
- Да? – я дернула головой вверх, встречаясь с его добрыми глазами.
- Незнакомка виделась с ним снова, с Любовником? Она все еще в опасности из-за него?
Он задает мне один и тот же вопрос каждый день. И каждый день я хочу рассказать ему правду. Что Незнакомка не в безопасности из-за него, я не в безопасности.
- Нет. Он уехал, - и каждый день я лгу.
Он медленно кивнул.
- Ты на самом деле хорошо справляешься, Фей. Это все на сегодня, - он поставил компьютер на маленький столик около его кресла.
Я встала, когда он сделал это, потому что именно это мы и делали каждый день.
Он не прикасался ко мне. Странная новая реальность для меня. Никто не прикасался ко мне здесь. Это было странной, но и освежающей частью моей новоприобретенной ясности.
- Это не займет теперь много времени, Фей. Ты прекрасно справляешься.
Подобные слова я слышала около недели, и они только способствовали страху. Я отталкивала чувства, желая, чтобы они исчезли. Я погладила рукой по толстому шраму на моем левом запястье. Они сказали, что он станет лучше со временем, что станет менее ужасно-красного оттенка и будет лучше сочетаться, но я не возражала. Не сильно. Это напоминало мне, что у меня был выбор. Что, если все дойдет до этого, я смогу повторить все снова.
И в следующий раз, я запру дверь и закончу начатое.
5.
Четыре недели спустя.
Я стояла перед местом, которое стало моим домом в последние четыре месяца. Учреждение для психопатов и душевно больных. Я уезжала сегодня, и чувство потери, которое прицепилось к мое коже, конкурировало с тем, о чем я мечтала, что смогу забыть. Когда я была моложе, я была бы шокирована, когда мне кто-нибудь сказал бы, что единственным домом, по которому я буду скучать в возрасте девятнадцати лет, станет такое место как это. Но сейчас это была моя горькая реальность и мне стало грустно.
