Повышению компетентности кадров служили также ревизионные поездки на места высших чинов департамента полиции. Наиболее знающим из них — «профессором», по определению Белецкого, был его ближайший помощник, вице-директор департамента С.Е.Виссарионов; он же председательствовал на впервые проведенном в 1912 г. съезде начальников сыскных отделений[26].
Как верно заметил Александр Блок, которому пришлось наблюдать с весьма близкого расстояния бывших служителей авгиевых конюшен царизма (как редактору стенографических отчетов Чрезвычайной следственной комиссии), «сыскное дело было отождествлено с государственным»[27]. Убийство Столыпина осенью 1911 г. знаменовало, по мнению Блока, переход управления страной в руки департамента полиции[28]. Если не понимать этих слов буквально, то бесспорно во всяком случае, что, отказываясь от проведения необходимых стране реформ, правящие круги делали ставку главным образом на карательно-полицейские средства, в том числе сугубо секретного характера. В этой политике сочетались традиции поощрения доносительства, идущие из средневековья и эпохи петровских реформ (когда царским распоряжением была даже упразднена тайна исповеди), и продуманная, ориентированная на европейские образцы методика разложения враждебных власти сил. Первостепенное место в ней заняла провокация.
При вербовке и использовании секретных сотрудников руководителям полицейских служб надлежало руководствоваться совершенно секретной инструкцией по организации и ведению внутреннего (агентурного) наблюдения, разработанной впервые в недрах департамента полиции и утвержденной П.А.Столыпиным в 1907 г., а в 1912–1914 гг. переработанной. Она вобрала в себя как дореволюционный опыт, в частности, приемы, практиковавшиеся начальником московской охранки С.В.Зубатовым, так и опыт 1905–1907 гг.
Важным источником при составлении первой редакции инструкции явился опыт постановки этого дела полковником А.В.Герасимовым, возглавлявшим с 1905 по 1909 гг. Петербургское охранное отделение. Система Герасимова заключалась в сочетании репрессий с насаждением агентуры в руководящих органах революционных партий («центральной агентуры»). Поддержка II.А.Столыпина позволила Герасимову превратить на время столичную охранку в главный центр политического розыска, оттеснив на второй план департамент полиции. Б.И.Николаевский, детально изучивший в связи с делом Е.Ф.Азефа эту систему, справедливо заметил, что намерение посадить «под стеклянные колпаки» руководителей революционных организаций, заставив их действовать так, как угодно охранке, — настоящая полицейская утопия. Но никак нельзя сказать, что она оказалась вовсе безрезультатной, — «работу» Азефа высоко оценил Столыпин, и даже разоблачение провокатора имело для правительства положительную сторону, так как резко ослабило партию эсеров и дискредитировало тактику террора. Охранники сознательно шли на риск, и «утопия» эта была, как будет далее показано, не единственной.
Культивируя провокацию, Зубатов завещал своим преемникам особое к ней отношение; ему, как никому другому, было свойственно возвышен но-любовное видение этого рода полицейской деятельности. В одном из писем уже отставного охранника можно найти строки, способные вызвать изумление: «…Агентурный вопрос (шпионский — по терминологии других) для меня святее святых… Для меня сношения с агентурой — самое радостное и милое воспоминание. Больное и трудное это дело, но как же при этом оно и нежно»[29].
Инструкция перевела заветы Зубатова на язык строгих правил. Она объявляла единственным вполне надежным средством, обеспечивающим осведомленность о революционных и оппозиционных организациях агентуру из числа их членов: «Секретного сотрудника, находящегося в революционной среде или другом обследуемом обществе, никто и ничто заменить не может». Приобретать такую агентуру предлагалось в возможно большем количестве. Постоянным «секретным сотрудникам», получающим ежемесячное жалование и, кроме того, поощряемым наградами за отдельные удачные «ликвидации», отдавалось предпочтение перед «штучниками», то есть осведомителями, не состоящими в организации и лишь соприкасающимися с ними, способными информировать эпизодически. От использования последних рекомендовалось не отказываться, но, как подчеркивалось в инструкции, относиться к их сведениям следует с большой осторожностью, так как иногда они провокаторские или «дутые»; «только постоянная агентура может относиться с интересом к делу розыска».
В каждой организации, указывала инструкция, необходимо иметь несколько секретных сотрудников, но таким образом, чтобы они не знали друг друга, и чтобы поступающие от них сведения подвергались перекрестной проверке. Секретным сотрудникам вменялось в обязанность стремиться занять видное положение в той или иной организации; в прямой зависимости от того, насколько это им удавалось, и от ценности поставляемых сведений находилось их вознаграждение. Показателем успешности действий агентуры считалось выяснение и уничтожение центров революционных организаций и полное прекращение «преступной работы» революционеров в данной местности или сфере деятельности, когда «совсем не будет ни типографий, ни бомб, ни складов литературы, ни агитации, ни пропаганды…»
Ввиду резко отрицательного отношения общественности к провокации, в новой редакции инструкции, введенной в действие в 1914 г., департамент полиции потребовал нс переходить «весьма гонкую черту», отделяющую «сотрудничество» как осведомительную деятельность от провокаторства. Конечно, принималась во внимание и опасность провокационных действий для тех, кто их допускал. Секретные сотрудники, говорилось в инструкции, ни в коем случае, не должны «сами создавать преступные деяния и подводить под ответственность за содеянное ими других лиц, игравших в этом деле второстепенные роли».
Инструкция не объясняла, однако, каким образом можно совместить это ограничение с обязанностью «не уклоняться от активной работы», необходимой «для сохранения своего положения в организации», и тем более «видного положения». Не устраняла этого противоречия и оговорка насчет того, что «на каждый отдельный случай» активной работы агент должен испрашивать разрешение своего руководителя. На провокационные действия толкало секретных сотрудников и требование той же инструкции стремиться уничтожить центры революционных организаций не сразу после их обнаружения, а «в момент проявления ими наиболее интенсивной деятельности»[30] — это место инструкции находилось в безусловном противоречии с законом, который требовал от полиции предупреждать и пресекать преступления немедленно по их обнаружении.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
