Покои Лавьена находились возле казны. Царевич с детства игрался кругляшами, рано выучился счету и письму, любил роскошь и богатство. Отец поручил казначею Цуллануру обучать мальца науке, а дабы здоровьем не ослаб, приставил Минара – лучшего соглядатая тех земель, оставившего должность воеводы. Хоть и постарел Минар, но остался ловок и проворен. Лавьен не хотел упражняться, противился и брыкался. Договорились мирно – в обмен на занятия позволили кривляться перед публикой, которую каждый вечер развлекали желающие славы и признания паяцы, менестрели, фигляры.
Сейчас от сапог несло крепким уксусом. Кожа размягчилась, швы разошлись, а драгоценные камни – изумруды, рубины, топазы и ониксы – выпали из оправы. Лавьен надел другие бродни – благо их у него хватало, выбежал из покоев в поисках озорной сестрицы. В коридоре ни звука, каменные стены да вековые гобелены как обычно, скучают, наблюдают за суетливыми обитателями замка. Кожей уловил легкое движение воздуха. Ионнель убежала в северное крыло!
Как гончая, взявшая след, царевич бесшумно помчался за сестрицей. Пролетая мимо очередного окна, внезапно остановился. У конюшни молоденький паж Евгий насыпал овса рыжему ардену с белым крестом на лбу.
Лавьен, забыв про близняшку-озорницу, развернулся и побежал в библиотеку. Тяжелые кедровые двери с медной каймой без скрипа отворились. В замке всегда всё прекрасно – несколько управителей денно и нощно следят за порядком, чтобы и петли смазаны и на кухне вычищено и нужники добела отмыты-отскоблены. Проходя высокие полки с тяжелыми свитками и книгами, юноша поневоле морщился – несмотря на постоянные уборки и проветривания, запах пыли и выдохшихся чернил забивал нос. В углу находилась неприметная дверь. Парень дернул ручку. Внутри тесной горницы лишь резной столик с сгрудившимися свитками и широкая лавка. Жирник на стене прогорел, медный носик почернел от копоти. На устланной шкурами и тканями лавке спал четырнадцатилетний Феанор. Лавьен усмехнулся, так захотелось плеснуть студеной водицы за шиворот младшему. Рассудив, что не стоит уподобляться проказливой сестрице, просто схватил братца за грудки, бешено затряс:
– Феанор, вставай! Давай быстро, Андор с похода вернулся!
Юнец всполошился, уселся на лавчонку. Глаза мутные, взгляд блуждает по комнатке, в голове туман – видать, только под утро лег, еще не осели в сознании мудреные строки.
– Что, где? Лан, тебе чего?
– Андор вернулся! Под окнами Гантэн ржет, не слышишь? Эти книги тебе, вестимо, весь чугунок загадили. Просыпайся, чтец!
Феанор потер глаза, окончательно пришел в себя. Вскочил, пошатываясь, понесся за стремительным братцем, стараясь не поскользнуться на каменном полу, не втемяшится в рыцарскую статую. От недосыпа тело потряхивало, вспыхивали перед глазами цветастые круги, ноги слушались неохотно.
Запыхавшись, догнал брата, прильнувшего к резным дверям. Лавьен подал знак и младший аккуратно, не издавая не звука, приблизился к замочной скважине. В комнате царит тишина, отверстие изнутри закрыто кожаной пластинкой. Братья с усилием напрягали слух, но внутри будто никого не было.
Внезапно среднего резко дёрнуло. Дыхание перехватило, шею сдавило воротом. Ухватившись руками за края рубашки, вдохнул, краем глаза увидел трепыхающегося Феанора:
– Горе-шпионы! На первой же заставе словят.
Держа братьев за шиворот, Андор, усмехнувшись, поддал ногой дверь. Та распахнулась, створки сухо ударились о стены. Внутреннее убранство напоминало обитель сказочных фей: стены покрыты коврами, невысокий комод сияет роскошной отделкой, а палати устланы семью шелками. На комоде сидела молодая царевна, серебристые волосы спадают по плечам, лоб украшает обруч с хризолитом. Зеленые глаза смотрят с искрой, ухмылкой. Аккуратный носик чуть вздернут, пухлые губы сжаты, едва сдерживают улыбку. Ионнель изящно махнула рукой, широкий рукав всколыхнулся:
– В темницу соглядатаев!
Крепкий темноволосый мужчина в черном кафтане не торопясь повернулся и с легкостью, – будто держал не людей, а щенят, – зашвырнул их в кучу подушек. Не успели братья выкарабкаться из плена, Андор уже был рядом. Завязалась борьба, несколько минут братья катались по коврам, бодро вскрикивали. В воздух полетел пух, девушка, недовольно хмыкнув – мальчишки, – отошла подальше от борющихся, – не дай то Высший, порвут любимое платье.
Троица успокоилась, вылезла из груды пуха, ткани и шелка. Раскрасневшиеся, волосы всклокочены. Лавьен чуть прихрамывал, Феанор неуверенно косился на разорванные подушки. Андор довольно обнял братьев, радостно гаркнул:
– Растут, малявки! Годик-другой, и в горящую избу войдут, и коня на скаку остановят…
Ионнель брезгливо закрыла рукавом нос:
– Да вы сами как кони. Потом несёт, будто здесь на царевичи живут, а крестьяне подневольные! Время дикарей давно прошло, сейчас должно в чистоте себя содержать.
Лавьен с ехидцей бросил:
– А царевне к лицу гадости делать? Исподтишка озоровать?
Царевна улыбнулась, положила подбородок на ладонь, невинно покачала головой:
– Ах, братец, если ты про эти шутовские лапти! Ведь не может царевич уподобиться черни, танцевать крестьянские танцы, да еще в щегольских броднях!
Андор посуровел, взглянул на брата, на сестру. Близнецы умолкли, отвели глаза. Старший тихо произнес:
– Нельзя к народу свысока относиться. Генри, без них не будет ни хлеба, ни мира. На заставе каждый равен – и царь, и раб. И тебе, Лавьен, не стоит убранством кичиться.
Феанор наблюдал за братьями. Вдруг взор посветлел, младший хлопнул себя по лбу:
– Не сегодня ли отец объявляет свою волю?
На загорелом лице старшего расплылась улыбка, Ионнель-Генриетта с Лавьеном вздохнули свободно. Андор довольно пробасил:
– Конечно сегодня! Потому и прискакал. Трех коней сменил, только мой Гантэн этим клячам не ровня. Пора нам к пиру готовиться, да и мне бы походную одежку сменить. Увидимся в трапезне.
Царский город Веллоэнс вытерпел многие смутные времена и по праву считался неприступным. Вокруг располагались горные кручи, опасные своим холодом и дикими зверьми. Эти же скалы образовали уютную чашу в два дня конного пути с зелеными лугами и теплыми зимами, внутри которой нашли приют жители Веллоэнса. Из подчиненных земель в город вела единственная дорога. За тройку миль до города переходила в такой же широкий мост, нависший над глубокой пропастью. Городские врата не закрывались уже более сотни лет, благодаря миру и процветанию, устоявшемуся во всём Царстве. Денно и нощно сменявшиеся караулы осматривали проходящие повозки с товарами, зерном, железом. Город обильно снабжался сборами с уделов, становился пристанищем философов и музыкантов, поэтов и ученых, скульпторов и живописцев.
Как жемчужина в раковине – в глубине города, сливаясь с верхушками угрюмых скал, высился царский замок. Говаривали, что его (как и саму эту землю в круге гор) создали великие маги из упавшего с неба камня. Если присмотреться, то можно узреть, как серые гранитные стены отливают синевой. Некоторые заявляли, что видели произвольно появлявшиеся замысловатые надписи, даже повторяли символы на пергаменте. Все вносилось в книгу свитков и складывалось в царские архивы. Приезжим гостям разрешалось посмотреть эти свитки, но за сотню лет, увы – никто из мудрецов не смог перевести и слова. Со временем истории стали сказками и их перестали воспринимать всерьез. Да и как разглядеть таинственные знаки и свечение за покрывающими стены гобеленами, коврами и флагами?
В трапезне все было готово. Отесанные кедровые доски крепко лежали на козлах. Вместо привычных желтых сфер по всему периметру светятся разноцветные – изумрудные, лазуритовые и самые дорогие – рубиновые. В отдельных бронзовых настенных выемках закреплены настоящие восковые свечи, придающие особую торжественность пиру.
Во главе стола на малахитовом троне восседал Царь. По закону этих мест после восхождения на трон имя правителя запрещалось произносить. Слуги обращались к нему – Царь, дети – Отец.
Невысокий, седовласый мужчина внимательно осматривал залу. Голову венчала семиконечная корона с крупным лазуритом. Годы правления давали о себе знать. На лице появились глубокие морщины, брови загустели и нависли, словно потяжелевшие от снега еловые лапы. Неизменными оставались серые глаза – живые, горящие, с интересом изучающие всё живое.
Справа от трона сидели Андор и Феанор. Слева – Лавьен и Ионнель. Вдоль стола по обеим сторонам шестнадцать князей – управителей царских земель. Рядом горделиво зрят знатные дамы и гости-послы из Манохи, Трегонада, Иоппии, Свеберов, Бангхилла. За столами попроще пируют гости попроще. Челядинцы, прислужники вынесли первые блюда. Осторожно забили тимпаны, возвышенно затянули свою песнь флейты. Перед гостями легли подносы с жареной кабаниной, в кастрюлях источали терпкий аромат куски медвежатины в остром соусе с гвоздикой.
