— Понятно, товарищ майор.
— Учти: завтра здесь могут быть немцы,— командир нервно зашагал к своему самолету.
Девятаев стал разбирать узел винта, отделять лопасти. Сразу нашлись помощники — ребята из села. Они подавали летчику ключи, раскладывали на подстилке, как он велел, гайки и колечки. Один из самых прытких подъехал на телеге. На нее и положили погнутые лопасти, повезли в кузницу.
— Хлопцы, если покажутся немецкие мотоциклисты, один из вас, вот ты,— наугад показал пальцем,— сразу бежишь в кузню, ко мне.
Старый кузнец помог летчику, лопасти выправил,
— Лети, парень. И снова возвращайся. А потом гони их до самого Берлина.
— Спасибо, отец. Постараюсь.
У ребят, охранявших самолет, появилась подмога: усталый обросший красноармеец в пропотевшей гимнастерке.
— Из окружения я, товарищ лейтенант. Силы кончаются. Может, возьмете с собой?
— Возьму. Только помоги собрать винт.
И солдат, и ребятня помогали летчику. Михаил вставил лопасти, собрал механизм регулировки винта. А чужая стрельба все ближе и ближе. Только бы успеть. В голове вертится: «Ну, возьму я этого красноармейца. А вдруг «мессеры»? У меня парашют, выпрыгну. А он? Пешком ему не уйти».
Кажется, все сделано. Летчик запустил мотор, прибавил обороты.
Но что это?
У винта нет тяги… Выключил зажигание, кинулся к пустяшному аппарату регулировки винта. Поняв, почему у лопастей нет угла атаки и почему они не захватывают воздух, летчик вторично разобрал неказистый механизм. Вновь все поставил как полагается.
— Давай, дружок, залезай сюда, будешь позади моей кабины.
Красноармеец, изогнувшись, втиснулся в узенькую щель.
Мотор завелся легко, а винт лишь слегка шелохнулся. Теперь бы видеть его в белесом круге, вбирающем воздух, но лопасти опять ничего не скребут.
Словно ошпаренный, Михаил выскочил из кабины, не зная, что делать.
Ребятишки ползали по траве возле воронки, из которой недавно натужными ручонками помогали лошади вытащить самолет.
— Дяденька летчик, мы нашли еще одно колечко. Его конь копытом притоптал.
При первой сборке аппарата регулировки винта Девятаев заметил, что недостает пустяковины. Подумал, что без такой «букашки» можно обойтись. А, выходит, нельзя.
За спиной услышал усталый голос красноармейца:
— Куда мне теперь? От немцев ушел… И опять к ним попадать?
— Не ной! Вылезай скорей, не то минометами накроют.
В третий раз лихорадочно разобрали и собрали регулятор. Солдат, следивший за работой летчика, в нужный момент подал «букашку». За близкой железнодорожной насыпью урчали немецкие танки. Догадливые хлопцы кинулись под ее защиту — в мертвое пространство.
— Лезь на свое место! — приказал лейтенант солдату.
Мотор у новой машины вновь заработал сразу. Винт на полных оборотах, круто поставив лопасти на захват воздуха, потянул уверенно. При взлете пилот заметил горящий танк на насыпи, интуитивно почувствовал стрельбу по самолету и ушел в набор высоты.
На новом аэродроме первым обнял летчика Бобров:
— Жив, чертушка! Рассказывай, как выкрутился?
— Выкрутишься, когда приспичит. Подожди, человеку надо помочь, я его, наверное, умотал. Девятаев вскочил на крыло и, к немалому удивлению своего командира, вытянул из-за кабины еле живого человека с окровавленным бинтом на шее. Красноармеец не мог устоять на ногах и, присев на землю, поднял вспухшие веки:
— Все кишки перевернуло. Спасибо, товарищ лейтенант.
— «Мордвин», что это за фокус?— изумился Бобров.
— Мордвин?— красноармеец поднял воспаленные веки.— А я — чуваш. Шумрат, ентеш[1].
— Ты что, и мордовский-эрьзя знаешь? — удивленно вырвалось у Девятаева, когда услышал знакомое «шумрат».
— Мы же соседи.— И, устало покачиваясь, попросил: — Как мне на крыло забраться?
— А это зачем?— насторожился Бобров.
— Моя винтовка осталась в кузове…
— Когда ты положил ее туда? — вновь удивился Девятаев, поднимаясь на плоскость.
— Когда надо было, тогда и положил. Патроны кончились, а оружие за мной числится…
— Молодец! — похвалил командир эскадрильи.— Правильный ты солдат.
— А как же… Вы тоже правильный. Орденов-то у вас… Где успели?
— В Испании, браток, в Испании… И здесь добавку получил.
Вскидывая винтовку на ремень и собираясь идти к штабу, красноармеец еще раз поблагодарил летчика и пожелал:
— После Берлина приезжайте к нам, в Чувашию. Встретим честь по чести. Живы будем — не помрем.
ЗА СУРГУЧНОЙ ПЕЧАТЬЮ
Осенью сорок первого на аэродром, где базировались истребители Боброва, прилетел генерал. Был он чем-то встревожен и прилетел, конечно, неспроста. Переговорив с комэском, спросил:
— Кто полетит? Подумав, Бобров ответил:
— Лейтенант Девятаев.
— Я должен поговорить с ним.
Девятаев отдыхал. Когда в землянку вошли Бобров и с ним знакомый по портретам генерал-лейтенант авиации, дважды Герой Советского Союза, летчик мигом вскочил, вытянулся.
— Здравствуйте,— генерал пожал руку.— Садитесь. Как себя чувствуете?
— Нормально.
— Вам поручается…
И втроем склонились над картой. Летчик узнал, что в районе Пирятина попала в окружение группа наших войск. Часть их с боями прорвала вражеское кольцо. Но в окружении находился командующий фронтом генерал-полковник Михаил Петрович Кирпонос, а с ним почти тысяча бойцов и командиров. Сейчас они заняли круговую оборону в роще Шумейково близ хутора Дрюковщина. Нужно лететь туда и, если посадка невозможна, сбросить пакет у знака Т.
На карту легли линейка, циркуль. Начались вычисления.
— Я готов,— выпрямился Девятаев. На нем уже был ремень, гимнастерка застегнута на все пуговицы.
К пакету за сургучными печатями был привязан тяжелый камень.
— Будьте осторожны,— пожелал генерал.— Идите на малой высоте, чтобы немцы не перехватили.
Михаил поспешил на стоянку. Прогрев мотор, сбросил газ. Подошел командир эскадрильи, сказал совсем не по-командирски:
— Взлетай, Миша… Ни пуха ни пера…
«Як-1» ушел в воздух. Тот самый «як», на котором Девятаев перелетел из Конотопа.
Ушел и… пропал. «Может,— гадали на аэродроме,— сел где-нибудь на вынужденную, а может… сбили?..» Острее других переживал задержку Бобров. «А вдруг не нашел цель? Или решил сесть, да ненароком подломал шасси? Места там бугристые, площадки никто не готовил… «Ни пуха ни пера…» Нашел что сказать»,— упрекал себя.
До Дрюковщины, до рощи Шумейково, Девятаев долетел нормально. Здесь увидел горящие на пшеничном поле немецкие танки. А в стороне ползла еще колонна машин из двадцати. У опушки заметил четкий знак Т из белого полотнища. Но тут были рвы, значит, садиться нельзя. Если бы он летел на По-2, можно было бы попробовать… Развернувшись и вновь снизившись, точно к знаку сбросил пакет. Задание выполнено.
