– Восемнадцать лет назад я, как и все остальные гранды – вассалы короля Альфонсо II, подписал хартию, в которой обещал его величеству – да упокоит Господь его душу! – если на моем участке в ночь, когда случится первое летнее полнолуние, расцветет дерево абелии, то я отдам свою дочь по достижении ею совершеннолетия в жены инфанту, его наследнику, а ныне – королю.
– А почему король не захотел женить своего сына на какой-нибудь иноземной принцессе? Зачем ему дочери подданных? Это же вроде как не престижно, – усомнилась я.
– Потому что дочери Басконского королевства – самые прекрасные девушки на земле, и так ему поступить велел звездочет, – протрубил граф голосом глашатая, а затем уже тише добавил: – К тому же Альфонсо II разругался в пух и прах со всеми королевскими дворами из-за своего упрямства и нежелания идти в очередной крестовый поход. Ему все отказали. Никто не захотел отдать за юного инфанта Филиппа свою дочь. Однако, – мужчина сощурил глаза и пытливо посмотрел на меня, – раз уж ты совсем ничего не помнишь, открою тебе и истинную причину его склоки с королевскими дворами Европы. Покойный Альфонсо II захватил власть, задушив своего брата – короля Хуана II, а его сына – четырхлетнего инфанта Альваро – сослал в родовое имение бездетного герцога Альба, который и воспитал мальчика как родного сына и даже дал ему свою фамилию. Было это, если память не изменяет мне, двадцать шесть лет назад. Неизвестно, что произошло с ребенком во время заговора, но теперь герцог Альваро Альба носит черную бархатную маску, которую никогда не снимает, да к тому же прихрамывает. Никто из грандов до сего дня не посмел раскрыть ему правду о его истинном происхождении, опасаясь мести короля. Что поделать? – Старик сокрушенно пожал плечами. – Такова его судьба.
«Ничего себе! – подумала я про себя. – Значит, характерец у покойного короля был препаршивый». Это же надо – укокошить родного брата ради короны и изуродовать собственного племянника! Нехристь, а не человек. Интересно, в него ли сынок?»
Я с интересом слушала графа Лоренцо, но до меня все еще не доходил смысл его слов. Я не придала особого значения ни тому факту, что я вроде как и есть одна из тех самых «обещанных невест», ни информации о «дне цветения» какой-то там абелии, который, как оказалось, случился именно сегодня, ни своему второму по счету совершеннолетию (если это все, конечно, мне не снится в страшном сне). Зато знакомое название испанской провинции окончательно убедило меня в том, что я в Европе.
– И что, зацвела эта абелия уже у кого-то во владениях? Женили молодого короля? – продолжила я допрос новоявленного родственника.
– В том-то и дело, что нет, дорогая моя Фике! – едва не захлопав в ладоши, ответил граф, подпрыгнув с кровати, точно кузнечик. – Из всех дочерей грандов, ты одна у меня осталась восемнадцатилетняя. Это просто невероятно! Король Филипп IV уже потерял всякую надежду обзавестись законным потомством, но я послал гонца в замок Пилар, где сейчас расположился двор. Это совсем рядом, соседние угодья, если ты помнишь. Уверен, Господь смилостивился над старым грешником Лоренцо и сегодня вечером пошлет нам благой знак. Дерево зацветет. Оно должно зацвести. Иначе молодой король так и останется холостым, а у трона не будет наследников.
– Что вы такое говорите?! – решила я подыграть и выпучила глаза. – Это просто невозможно!
Старик кивнул, расплываясь в какой-то хищной улыбке. Глаза его горели странным огнем, вселявшем в меня страх.
– В том то и дело, что невозможно! Поэтому ничуть не сомневаюсь, что королевский звездочет, узнав добрую весть, прочтет свои заклинания, дабы заставить непокорное дерево зацвести. Сегодня великий день! – подытожил свою пламенную речь дедуля. Он как-то сразу вытянулся, выпрямился, встал по стойке смирно в центре спальни и горделиво задрал подбородок, который украшала тоненькая козлиная бородка.
И в эту секунду до меня дошло. Как до утки, на третьи сутки. Папаня вознамерился осуществить обещанное и преподнести свою Фике (меня то бишь) молодому королю в качестве подарка. С таким поворотом событий я была совершенно не согласна, потому быстро опомнилась и вскочила с постели.
– Что все это значит, дорогой папенька? – грозно спросила я. – Уж не решили ли вы отдать меня замуж?
Выговаривая слово «папенька», я едва не поперхнулась, ибо тяжело было признать в постороннем человеке родного отца, который к тому же решил поиграть со мной в вершителя судеб.
– Конечно! – радостно воскликнул граф. – Конечно же, решил! Решил еще восемнадцать лет назад, когда поставил свою подпись в хартии. К тому же я даже и мечтать не смел, что однажды мой род породнится с королевским. Более того, ничуть не сомневаюсь, что это замужество избавит наше имение от непосильной налоговой ноши и бремени долгов. Признаться, я был в полном отчаянии еще сегодня утром. Мне пришлось уволить кухарку и единственную горничную, потому что нечем было заплатить им жалованье. Из всей прислуги только и остались птичница Матильда да ее сынок Ян, который и за конюха, и за истопника, и за кучера, и за дворецкого. Стыд и позор великому дому Конте!
Чем дольше я слушала графа, тем больше выгибались мои брови и тем сильнее отвисала моя челюсть. Вот она какая – отеческая любовь по-средневековски. Ни тебе долгих расспросов, что да как, ни обещания наказать похитителей, ни крепких отцовских объятий и пира в честь возвращения дочери в родные пенаты. Кроме пары пущенных слезинок, дедуля не выдавил из себя ничего стоящего и искреннего. Если верить Матильде, потерялась я десять лет назад. Но папашу совершенно не волнует, где я все это время была и что со мной делали. У него один насущный вопрос – прислуги не хватает да престиж фамилии страдает. Вот же лицемер!
– А вы моего мнения спросить не желаете? – Я скорчила ехидную рожицу и смерила папеньку надменным взглядом.
– Сейчас я пришлю к тебе Матильду. Она тебя вымоет, оденет и причешет. Советую тебе провести оставшееся до вечера время в молитвах о благополучном исходе этого дела, – заявил граф тоном, не терпящим возражений, показывая свою истинную сущность, – не советую пытаться сбежать или выпрыгнуть в окно. Подумай лучше о том, какая шикарная жизнь тебе уготована, и перестань упрямиться. Я дал слово гранда королю и сдержу его, чего бы мне это ни стоило. Граф Конте никогда не возьмет назад свое слово. Такова моя воля, и точка!
Отчеканив последние слова с воистину королевским достоинством, мой лжепапаша развернулся, щелкнув шпорами на потрепанных кожаных сапогах, и по-юношески бодрой походкой покинул мои апартаменты. Послышался скрежет ключа в замочной скважине. Я чертыхнулась и подбежала к двери. Не испытывая особых иллюзий, попробовала дернуть дверь на себя – напрасно. Такую тяжелую дубовую дверь не так-то просто открыть, даже если комната не заперта, – как говорится, сделана на века.
Естественно, я тут же ринулась к окну, но была вынуждена в ужасе отпрянуть. Подо мной плескались темные воды моря, которые разбивались об острые скалы, выступавшие из воды, как забрало рыцарского шлема, точно телохранители-великаны, оберегающие замок от непрошеных гостей.
Идея аккуратно слезть по веткам плюща до ближайшего выступа сначала показалась мне гениальной, покуда я не поняла, что с него мне дорога только на дно неизвестного моря.
Отчаяние захлестнуло меня. Я обреченно плюхнулась на кровать и заревела. Напряжение, которое росло внутри меня после моего пробуждения в лесу, наконец вырвалось на свободу. Не знаю, сколько времени я так провалялась, но занятие это в итоге мне порядком поднадоело, так что я встала и начала пинать противную дверь ногами, требуя выпустить меня на свободу.
Спустя несколько минут, когда я уже охрипла и оглохла от собственного крика, дверь скрипнула и открылась.
Уже знакомый мне Ян затащил внутрь два ведра с водой, от которой шел пар, следом за ним вошла Матильда, которая сменила свой «походный» замусоленный наряд на чистое, хотя и застиранное платье. В одной руке у нее был большой медный таз, а в другой черпак.
– Ну что, душенька? – ласково пробубнила она своим басом. – Вот и настал твой самый счастливый день!
После этого заявления моя «дуэнья» сначала оскалилась в уродливой улыбке, а затем расхохоталась в голос, да так, что от эха ее зычного голоса, гулявшего под сводами спальни, мурашки побежали по коже.
Одна надежда – проклятое дерево сегодня не зацветет.
Глава 4
Процессия двигалась медленно и нудно. Идущие впереди факелоносцы гнусавым голосом тянули какую-то заунывную песню, напоминавшую похоронный марш. Жители деревни окружили портшез, в который меня усадили, и то и дело заглядывали внутрь, приоткрывая тяжелые бархатные шторы, проеденные молью, словно проверяли – не сбежала ли жертва. Вся дорога была засыпана лепестками цветов, разбрасывать которые поручили галдящей детворе. Судя по всему, цветочные лужайки в окрестностях имения подверглись в этот день нападению верных вилланов графа Конте.
