делали для получения доступа к информации сверх того, что нам было разрешено договором, то это не приветствовалось.
Тот, кто думал, что «интуиция» была политическим прикрытием для тайных махинаций в стиле Джеймса Бонда, в реальности разочаровывался. За нарушение приказов нашего руководства виновника подвергали наказанию, иногда его вовсе освобождали от работы в качестве инспектора. Подобный пример произошел в июле 1988 года. Человек, в прошлом связанный с ЦРУ, собрал пробы воды в окрестностях цеха окончательной сборки Воткинского машиностроительного завода. Он ошибочно полагал, что эта вода содержала вылитые остатки твердого ракетного топлива. Когда инспектор попытался сдать образцы во Франкфурте, они были моментально уничтожены без дальнейших исследований, а человек был возвращен в свою организацию и отстранен от задания. Цех окончательной сборки в Воткинске был предназначен именно для сборки. Никаких производственных процессов, связанных с изготовлением твердого ракетного топлива, там не было.
Моя попытка раздобыть экземпляры боткинской заводской газеты «Вахта» — еще один пример самодеятельности в виде случайного сбора разведданных. В ACIS подозревали, что эта газета поможет понять, как функционирует Воткинский машиностроительный завод, включая названия и функции различных отделов внутри завода, личности сотрудников, назначенных в эти отделы.
Практически невозможно было найти экземпляры этой газеты в Воткинске. Я ходил в городскую библиотеку, пытаясь под предлогом интереса к русской истории получить доступ к архиву. Однако библиотекарь, хорошо разбиравшийся в оперативной работе, усомнился в необходимости предоставить мне текущие экземпляры газеты, если я, как раннее сказал ему, интересуюсь Гражданской войной в России.
Позже, пройдя по городу, я обнаружил, что копия газеты была вывешена на доске объявлений местного Дома культуры. Однако, когда я подошел на это место на следующий день, чтобы прочесть более предметно, обнаружил, что газета там уже не висит и больше не будет. КГБ, скорее всего, вышел на мой след. Копию заводской газеты я так и не получил.
Мне повезло больше, когда дело дошло до наблюдения за работой внутри цеха окончательной сборки Воткинского завода. После первых нескольких поездок я попытался официально сделать записи всех передвижений на заводе и за его пределами. Разумеется, все движения заносились в журнал, в котором записывались только тип транспортного средства (грузовик или ж/д вагон), идентификационный номер (номерной знак или номер ж/д вагона), а также дата и время действия. Я взял стандартный репортерский блокнот и начал записывать более конкретные детали, такие как содержание вагонов, покидающих объект, предметы на кузовах грузовиков, въезжающих на объект.
Я объяснил полковнику Джорджу М. Коннеллу свое намерение собирать эту информацию и просить других инспекторов собирать те же самые данные, когда я не нес дежурство. Он одобрил мою инициативу с оговоркой, что мы должны быть осторожны в наших наблюдениях и всегда держать журнал под контролем дежурного офицера. Он назвал проект «Великий американский роман» (сокращенно — GAN[9]), и все последующие журналы были помечены этим названием.
Я начал уделять внимание заводскому локомотиву и в рамках GAN отслеживал его перемещения внутри объекта, когда он двигался от здания к зданию, перевозя вагоны. Я сделал эти наблюдения, как находясь в здании временной инспекции, так и обходя периметр завода, после чего составил схему объекта. Затем я потратил бесчисленное количество часов (которых у нас было в избытке во время дежурства), сравнивая эти графики с прибытием и отъездом различных частей ракет, пока не появилась закономерность.
Завод ожил перед моим мысленным взором. Я визуализировал цикл сборки ракет, получая представление о том, каков был нормальный ритм работы цеха окончательной сборки Воткинского завода с точки зрения производства ракет SS-25. Таким образом, мне удалось выявить, что завод имел возможность производить в год около 60–65 ракет, при максимальной мощности — не более 80–85 штук. Я изложил эту информацию в официальном аналитическом документе и осенью 1988 года доставил его на оценку в ACIS.
Мой отчет вызвал бурю возмущений в разведывательных кругах. Масштаб производства ракет, который я определил, не являлся сам по себе спорным, будучи идентичным с отчетом Британского JARIC. Однако мой анализ был составлен, исходя из более актуальных данных, которые я собрал, лично наблюдая за прибытием и движением частей ракеты внутри завода, а также благодаря детальной хронологии движения вагонов в пределах завода, которую составил в период моего длительного пребывания там. ACIS настаивала на присоединении моего отчета к их общему анализу производственных мощностей Воткинска. Это делалось, чтобы доказать соблюдение Советами условий договора РСМД и благодаря моей работе ослабить доводы разведывательного управления Министерства обороны о том, что русские скрытно произвели до 350 незадекларированных ракет.
Мой отчет также привел агентство по контролю вооружений к пониманию, что деятельность боткинской инспекции была разведывательной. Поэтому они превратили воткинскую инспекцию в Офис управления по контролю договоров[10]. В период моих посещений штаб-квартиры Агентства по инспекциям на местах (OSIA) я вдруг осознал, что часто посещаю и отделы главного офиса ЦРУ, где тамошний персонал вместе с аналитиками подробно узнавали о моих наблюдениях. К этому времени мы обнаружили несколько ракет для визуального осмотра. Вследствие этого подробные чертежи, созданные в результате этих событий, вызвали большой интерес у парней из контроля вооружений (ACIS).
Людям из ACIS пришелся по душе мой отчет о процессе сборки ракет SS-25, чего нельзя было сказать о разведывательном управлении Министерства обороны (DIA), чьи наблюдения легли в основу предположений о существовании секретных ракетных сил SS-20. Спустя некоторое время после публикации ACIS моего отчета я был вызван в штаб-квартиру DIA на «мозговой штурм», организованный бригадным генералом ВВС, с участием полковников, подполковников и гражданских лиц разных возрастов. Эти люди оспорили мои выводы и потребовали, чтобы я внес корректировки. Я же дал им ясно понять, что отчет был составлен на основании моих собственных наблюдений на заводе Воткинска, что у них не должно быть проблем с восприятием отчета, факты остаются фактами, а что написано моим пером, нельзя вырубить топором.
Чуть позже бригадный генерал грубо сообщил мне, что я сую нос туда, куда не следует. Стратегические оценки, по его словам, четко проводились командами первоклассных специалистов под руководством превосходных начальников. Отчеты этих людей повлияли на оборонные бюджеты стоимостью, если не миллиарды, то миллионы долларов. Мои же наблюдения вне зависимости от их благонадежности, как он заметил, не стоили и выеденного яйца. Он справедливо усомнился в моем профессионализме: год назад я был младшим офицером роты разведывательного батальона полевой артиллерии морской пехоты США, не знавшим абсолютно ничего о том, что вообще такое советские межконтинентальные баллистические ракеты. А сейчас я прихожу с отчетом, который
