Молодые девушки-чернобушки, в зеленых шапочках и в зеленых халатах по колено, совершали утренний обход, у некоторых в руках - подносики с лекарствами. По внешнему виду это были самые современные лекарства, произведенные, по всей вероятности, в фармацевтической лаборатории в одной из ближайших провинций. Но на Истклифа все это не произвело особого впечатления. Современные медикаменты совершенно не означали, что госпиталь тоже современный.
В любом случае, значение это имело лишь академическое. Болезнь Мескина не излечивалась никакими известными ультрасовременными медикаментами.
Мимо Истклифа и его провожатого прошла высокая женщина-чернобушка в синем халате, и без каких-либо указаний на это Истклиф понял, что только что видел одну из чирургов. Голова TT была покрыта капюшоном, а не шапочкой, и халат спускался ниже колен. Похожая на вуаль сетчатая маска прикрывала нижнюю часть лица женщины - нос, рот и подбородок - и пронзительная белизна маски составляла контраст с чернотой ее кожи. Скорее всего? это действительно была просто врачебная маска. Ходили ложные слухи, что лица чирургов изуродованы ритуальными шрамами, подобными тем, какими украшали себя шаманы в старые времена в Африке.
В конце коридора направо уходила лестница, по которой они поднялись на второй этаж с низким потолком. Для того чтобы войти в комнату, куда привел его мужчина в синем капюшоне, Истклифу пришлось пригнуться. Как и в других палатах, которые он видел по пути, здесь имелась кровать, шкафчик и стул. Рядом с кроватью стоял контейнер для мусора. Истклиф устало опустился на стул; когда он снова поднял глаза на дверь, то увидел? что вслед за мужчиной в капюшоне в палату вошла робкая молодая девушка в зеленой шапочке и зеленом халатике.
Девушка робко попросила Истклифа раздеться и облачиться в больничную одежду, рубашку и брюки, которые она принесла. Истклиф послушно выполнил указание, старательно скрывая отвращение, которое пробуждала в нем близость девушки. Но ему не удалось одурачить ее больше того, чем он уже одурачил Сефиру. Потом он присел на краешек кровати, и девушка взяла у него из правой руки кровь для анализа. Истклиф заметил, что у девушки дрожат руки, и понял, что она боится его. Закончив, она сказала ему дрожащим голосом:
- После того как анализ будет готов, к вам придет чирург, который будет заниматься вами.
Затем почти выбежала из палаты.
Истклиф закурил сигарету; некоторое время курил, потом бросил окурок на пол. После этого улегся на кровать, укрылся единственной простыней и сцепил руки в замок за головой. Он смотрел в облупившийся, выкрашенный голубоватой побелкой потолок, понимая, до чего устал, до чего измучен. Путешествие по реке отняло у него те немногие силы, которые еще оставались от борьбы с болезнью Мескина. Яркий свет прозрачного утра лился в комнату через единственное окно в палате, отражаясь от потолка прямо в его глаза и посылая тонкие лучики боли в мозг. Войдя в клинику, он посчитал нужным снять темные очки, но теперь не позаботился надеть их снова, и они так и остались лежать в кармане куртки, повешенной на спинку стула рядом с кроватью. Он всё же не стал надевать очки, и вместо того продолжал смотреть широко раскрытыми глазами на ярко освещенный потолок. Сверхчувствительность к свету будет прелюдией к слепоте, в свою очередь являющейся прелюдией к смерти, наступающей почти сразу после этого. Мескин, которому первому удалось выделить вирус заболевания, любовно расписал все симптомы развития болезни в научной статье на страницах научного журнала, который изучался только такими же узкими специалистами-подписчиками, как и он сам. Написанное Мескиным выражало авторитетную уверенность. Как и написанное Ранаудом, а также Аддисоном и Паркинсоном...
Должно быть, Истклиф уснул. Утренняя прохлада уступила место душной полуденной жаре, и в палате он больше не один. Прямо против дверей стояла статуя - высокая, в синих одеждах, в белой маске. Над маской черная глубина глаз, в которые ему уже доводилось заглядывать.
Сефира.
Со свойственной ей легкой грацией она прошла к его кровати и нащупала пульс длинными, прохладными пальцами.
- Почему? - потребовал он ответа. - Почему ты не сказала мне, что будешь моим чирургом?
Она не заглянула ему в глаза.
- Если ли бы я сказала это вам, вы бы поплыли дальше?
- Нет.
- Поэтому я вам ничего не сказала.
- И что ты делала в буше?
- Все чирурги живут в буше. Это наш дом. Я жила неподалеку от того места, где вы меня подобрали.
- И ты плаваешь оттуда на дриуфе?
- Мы живем в клинике, за исключением выходных дней; тогда мы добираемся на дриуфе. Вчера был мой выходной. Вчера вечером вы как раз проплыли мимо.
- И ты знала, что я должен появиться, верно? - спросил он.
- Конечно, я это знала. Меня ведь попросили заняться вами, не так ли? Я и занималась. И теперь у меня есть для вас хорошая новость. Анализ вашей крови, проведенный только что, четко указывает, что серия вакцинаций, которую вы прошли, оказалась успешной.
- Какая еще серия вакцинаций?
Не ответив, она достала из кармана халата ампулу и закатала правый рукав его рубашки. Он почувствовал слабый укол; через секунду пустая ампула полетела в корзину для мусора у его кровати.
- Это была первая из дополнительных инъекций. Потом мой ассистент сделает вам еще семь инъекций, с промежутком в полтора часа. После этого у вас возьмут пункцию спинного мозга, но это только проформы ради. Завтра утром вы будете полностью излечены.
- Но это невероятно! Болезнь Мескина невозможно вылечить за одну ночь!
- Ваши доктора-колонисты считают, что эта болезнь не лечится вообще! Кроме того, я не сказала, что эту болезнь можно вылечить за одну ночь. Проявите терпение. Завтра утром мой ассистент все вам объяснит. А теперь я должна идти.
В дверях она остановилась и оглянулась на него. И первый раз за все время, пока находилась в комнате, наконец взглянула в его глаза. Ответив на ее взгляд, он познал еще раз, прежде чем она отвернулась и вышла в коридор, глубину и бесконечность ее глаз; Weltschmerz и бесконечное сострадание и, да-да, и любовь крылась в этих глазах. И еще, эти глаза знали что-то еще. Это были глаза святой.
В комнате на первом этаже, куда направили Истклифа, его ожидал человек в синем халате с капюшоном. Кроме него в комнате был лишь стол, расчерченный утренним солнцем на параллелограммы, и именно это делало комнату офисом. Человек с покрытой капюшоном головой сидел за столом. Жестом он предложил Истклифу сесть на стул перед столом.
- Как вы себя чувствуете?
- Как вновь рожденный, - ответил Истклиф.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
