почему он мне об этом не рассказал? 
Я поворачиваю брата на бок, снова и снова засовывая пальцы ему в горло. Они почти не покрываются слюной, потому что у него так пересохло во рту. Я не знаю, из-за чего он такой — из-за наркотиков, алкоголя или из-за того и другого. Не знаю, что он делал прошлой ночью. Меня не было дома, я должен был быть с ним. Я сжимаю пальцы, пока он не издаёт стон и не начинает давиться.
 Я держу их там.
 Я нажимаю снова и снова, пока он, наконец, не блюёт. Я убираю руку как раз вовремя, когда он вываливает содержимое своего желудка на кровать. Он делает это, давясь и отрыгивая, пока ничего не остаётся. Затем он переворачивается на спину, учащённо дыша, лицо у него слишком бледное. Я достаю телефон и набираю «скорую». Ему нужна медицинская помощь. И она нужна ему немедленно. Я даю женщине по телефону адрес и вешаю трубку.
 — Что происходит?
 Я поворачиваюсь и вижу его соседа по комнате, Эштона, который стоит у двери с кофе в одной руке и тостом в другой и выглядит совершенно растерянным. Он переводит взгляд на блевотину на кровати Брэкстона, и его лицо искажается.
 — Фу.
 — Ты, блядь, даже не подумал проверить его? — рявкаю я на молодого глупца.
 Он вскидывает голову и смотрит на меня.
 — Он взрослый мужик. Я не собираюсь заходить к нему в комнату и проверять его каждый день. Я даже не знал, что он дома.
 — Ты же знаешь, что у него, блядь, проблемы! — реву я, сжимая кулаки, лицо горит.
 — Успокойся, Кода. Он, блядь, взрослый мужик. Это, блядь, не моя работа — заботиться о нём.
 — Он мог умереть здесь. Если бы я не пришёл, он был бы мертв. Ты этого хочешь? И всё потому, что не можешь проверить?
 Эштон качает головой.
 — У твоего брата проблема. Это не моя забота. Я пытался, чёрт возьми, присматривать за ним. Он не хочет иметь с этим ничего общего. Он где-то там, пьёт, принимает наркотики и связывается не с теми людьми. Если это его не убьёт, — он тычет пальцем в блевотину, — тогда, я гарантирую, это сделает кто-нибудь другой, с тем дерьмом, в которое он вляпался.
 Я прищуриваюсь.
 — С каким дерьмом?
 Эштон пожимает плечами.
 — Не знаю.
 — Чушь собачья, ты только что сказал, что из-за этого его убьют, так что ты, блядь, кое-что знаешь. Что за дерьмо?
 Эштон переводит взгляд налево, потом направо, потом снова на меня.
 — Он торговал наркотиками. Работает на опасных людей. Ты не можешь быть наркоманом и торговать наркотиками. Ты наживёшь себе серьёзные неприятности. Мы все это знаем. Если у тебя есть зависимость, ты всё испортишь. У него есть зависимость. И он всё портит. Принимает наркотики для себя, избегает людей, выводит из себя не тех людей.
 — Имена, — требую я. — Назови мне имена.
 — Не знаю имён, — говорит он, пятясь из комнаты. — И я не собираюсь их выяснять. На этой неделе я переезжаю. Я не хочу жить там, где опасно. Твоему брату нужно помочь самому себе. У меня полно дел, мне нужно жить, я не вмешиваюсь в то, во что он вляпался.
 Я свирепо смотрю на него.
 Но в то же время я понимаю.
 Он молод, работает, ему не нужно ввязываться в дерьмо, которое его не касается.
 — Вполне справедливо, — бормочу я, проводя рукой по волосам, затем по лицу, громко выдыхая. — Это всё, что ты можешь мне сказать?
 — Это все, что я могу тебе сказать, приятель. И я знаю это только потому, что подслушал его разговор и до меня дошли слухи. Хочешь узнать что-нибудь ещё, тебе придётся спросить у него. Хотя не уверен, что он тебе что-нибудь расскажет.
 Я смотрю на своего брата, бледного и тяжело дышащего, лежащего на кровати, всё ещё без сознания, глаза закрыты, но иногда подёргиваются. Он в плохом состоянии. Но дело уже не только в нём, дело в том дерьме, в которое он вляпался.
 А это значит, что теперь это касается и меня тоже.
 Блядь.
   Глава 3
  Чарли
 Сейчас
 Неловко даже не от того, что я это делаю.
 Не знаю, что делать. Куда идти. Стоит ли мне с ним разговаривать или нет. Я могла бы запереться в комнате и прятаться до наступления ночи, но я ненавижу сидеть взаперти. Это означает общение с ним, а я не особенно хочу этого делать. Я бросаю взгляд на улицу и решаю, что пойду прогуляюсь, немного осмотрюсь, подышу свежим воздухом и побуду в одиночестве.
 Я подхожу к своей сумке и достаю пару ботинок, затем натягиваю их и выхожу на крыльцо, где Кода уже сидит с телефоном и ноутбуком рядом, с пивом в руке, глядя на деревья. Он выглядит погружённым в свои мысли, челюсть сжата, глаза пустые. О чём бы он ни думал, это уводит его куда-то в другое место, в темноту. На его лице отражаются боль, гнев и неприкрытая горечь.
 Я знаю.
 Я уже видела такое выражение на своём лице раньше.
 Я не знаю, стоит ли мне его беспокоить, поэтому просто иду к лестнице. Его голос останавливает меня прежде, чем я успеваю опустить ногу.
 — Куда ты идёшь?
 Я поворачиваюсь и смотрю на него. Теперь его взгляд сосредоточен на мне, лицо по-прежнему жесткое и невыразительное. Так обидно видеть такое прекрасное лицо таким разбитым и пустым. Таким напряжённым. Знаю, я просто знаю, что если бы он улыбнулся, то заставил бы мир резко остановиться.
 — Я просто хотела немного прогуляться, подышать свежим воздухом.
 Он моргает, всего один раз.
 — Есть идеи, что там может быть?
 Я смотрю на густые деревья и скалы, окружающие нас, а затем перевожу взгляд на него.
 — Ах, это вероятно природа. Свежий воздух.
 — А ещё опасные животные, скользкие склоны…
 Я скрещиваю руки на груди.
 — И это должно меня беспокоить?
 — Не строй из себя грёбаного героя. Я пришёл сюда, чтобы защитить тебя, а не отдать на съедение долбанным диким животным в первый же день.
 — Опять же, меня это не беспокоит. Я просто хочу подышать свежим воздухом, чёрт возьми, побыть в одиночестве. Я не пробыла здесь с тобой и дня, а мне уже не по себе.
 — Тогда я иду с тобой.
 Он встаёт, и я открываю рот, чтобы возразить.
 — Не надо, блядь, спорить. У меня есть работа. Я рад этому не меньше тебя, но мы застряли здесь,