эти аномальные лидеры, и потом они уже создают свои бредовые идеи?
Вспомнили всевозможные толкования возникновения фашизма в Германии, Италии, Испании; поговорили о ефрейторе Адольфе Гитлере, который уже набил изрядную оскомину; о Бенито Муссолини, ученике монашеской школы, педагоге и социалисте, ставшем из шуточного «пикколо дуче» (маленького вождя) настоящим вождём и Первым маршалом империи; о генералиссимусе Франсиско Франко и прочих мировых социалистах-фашистах. Вскользь задели их «еврейство»: полное – Гитлера (Шикельгрубера и Франкенбергера – по одному из дедов), частичное – испанского диктатора и косвенное – Бенито Муссолини, жёны и любовницы которого преимущественно были еврейками.
Когда речь зашла о представителях других народов, участвовавших в Сталинградской битве, Арсен «вдруг вспомнил» один эпизод из своих боевых будней, который был связан с военнопленным румынского происхождения. Для кого-то может и будней, а для кого-то – важной судьбоносной жизненной трагедией! Давайте послушаем рассказ, и пусть каждый определит сам – что это для него.
* * *
Поручили мне однажды доставить в штаб дивизии какого-то важного пленного. Даже не знаю, почему выбор пал именно на меня. Возможно, я был самый молодой или потому что закончил Ташкентское военное училище командного состава, а может быть, ещё по каким-то другим причинам. Одним словом, почему-почему – не знаю почему, знал только одно: это очень далеко, транспорта никакого не было, а идти надо пешком, и кто согласится на такой подвиг души и тела? Вот и не нашлось желающих на такой марш-бросок, и это «очень ответственное» дело доверили мне – как комсомольцу и кандидату для вступления в партию.
Поручили причём с важным напутствием: что я с честью справлюсь с этим заданием. Ну как же не оправдать доверие высокого начальства и своих старших товарищей по партии? И я козырнул, притопнув ещё и ногой! Меня снабдили всем необходимым: пакетом с секретными документами, винтовкой и по такому случаю выдали бывалый пистолет неизвестного возраста и происхождения, а ещё фляжку с водой и сухой паёк.
Вот мы и тронулись в путь. Впереди мой пленник со связанными руками, за ним – шлейф из протоптанного песка и я – «страж порядка». Вот тебе и оказия, пусть не такая помпезная, как в «Путешествии в Арзрум» Пушкина, но всё-таки чем-то схожая с ней. Вместо заржавелой пушки у меня такое же старинное и ржавое оружие, дороги не очень-то отличаются друг от друга, да и времена тоже военные.
Что касается дорог, то тут разговор особый – степи что там, что здесь мало чем отличались друг от друга, география-то одна! И ещё, если кто-то знает или видел приволжские степи или хотя бы читал повесть А. П. Чехова «Степь», то он поймёт, какая это тягомотина – ехать по степи, а уж идти пешком – это ад земной.
Мы прошли километров пять-шесть, не больше, но такое чувство, будто все двадцать-тридцать. А что же будет дальше?..
– Господи, спаси и сохрани! – взмолился я куда-то наверх.
Погода была знойная, солнце начало припекать, и я старался поскорее закончить этот путь и освободиться, наконец, от этой тягомотины.
Тьфу ты, я уже говорил это, от этого кошмарного сна, который помимо моей воли мне навязали. Эти приказы, приказы! Да кто их издаёт, сидя там, на мягких креслах?! Хотя попробовал бы кто-нибудь при Сталине или Берии раскрыть рот! А не мешало бы на них исполнить хотя бы один этот «Секретный приказ номер 227». Зато нас тут за дураков держат! Да ещё и этот паршивец перед глазами мелькает – «век свободы не видать», но, видите ли, приказ такой! Шлёпнули бы его сами, да и только! А тут возись с ним, как с малым дитём… Но за неисполнение приказа я точно знаю, что бывает – да я просто-напросто окажусь в положении этого слюнтяя, так что надо его толкать и толкать вперёд.
Этот румынский парень, я тебе скажу, какой-то хлюпик – всю дорогу капризничает и треплет мне нервы, а они у меня и так на пределе. Весёленькая ситуация, я тебе скажу. То он остановится, как тот упрямый жеребец, и ни шагу вперёд, приходилось стращать его затвором. А то вдруг возьмёт, да и сядет на придорожный камень, и что-то лепечет, мол, никуда я больше не пойду, делай со мной, что хочешь!
А что я могу с ним сделать, если у меня опять-таки этот поганый приказ – отвести и сдать под роспись? Как вспомню, что мне с этой самой проклятой распиской опять топать назад столько же вёрст – у меня в желудке холодело.
Я вынужден был тыкать его штыком в спину – он встанет, несколько шагов сделает и опять что-то бубнит на своём. Да я в этот момент не то что на своём, армянском, но и на русском языке не хотел выслушивать всё это, а он мне – на румынском! Представляешь моё положение? Хоть вешайся на первом попавшемся суку, но тут и за версту не найдёшь нормальную ветку.
Не знаю, что там у Чехова было с терпением, когда он писал всю эту галиматью – пусть уж мне классик простит, но я к этому времени готов был вычеркнуть эту самую степь вообще из карты, до того она мне осточертела. А время-то идёт…
Понимаешь, я его не только должен доставить до места, но самое главное – вовремя вернуться в свою часть. Сегодня утром, я слышал, что приехал киномеханик, и вечером должны крутить фильмы. И вот теперь из-за этого вот дохляка я должен всё пропустить?! Представляешь, в каком расположении духа я был?
А тут ещё попалась какая-то речушка. Мы её должны были переходить вброд, так он добрался до середины и начал имитировать бегство, вроде того, или утопление… Тут по колено – он лёг на живот и булькает, хочет утонуть там в гальках. Не знаю, какие фильмы будет показывать вечером этот киношник, но тут у меня своё кино, похлеще любого художественного фильма. Я его еле-еле вытолкал из воды, и тут он начал валяться у меня в ногах, как собачонка, вот этого ещё мне не хватало!
Я не ожидал этого, да и сам был в каком-то стрессовом состоянии, не знал, что делать и как быть. С меня лил пот градом, я весь дрожал от злости, усталости и ещё от чего-то непонятного, омерзительно-липкого, которое, как мокрая холодная жаба, дёргалось у меня в груди. Вот у меня и не выдержали нервы… и я его…
* * *
Дальше Арсен не мог говорить,
