я ждал, и в голове у меня крутились самые разнообразные мысли – и хорошие, и не совсем, и уже совсем плохие.
Я посмотрел ему в глаза и, так как он продолжал молчать, я спросил:
– И ты его?..
Он утвердительно кивнул:
– А что я должен был делать с ним?.. Нести его на своём горбу, или, или… Меня бы расстреляли самого, если бы я его отпустил. Или же мне тоже надо было бежать, как трусу – меня это не устраивало. Теперь вот рассуди, я молодой, вся жизнь впереди, только-только закончил училище, комсомолец, отличник боевой и политической подготовки, патриот, и вдруг вот такое?..
Арсен, как всегда, начал барабанить пальцами по полированной поверхности стола. Задел пиалу с горячим чаем, опрокинул её; мы засуетились и за счёт этого мгновенно отрезвели от этого «ядовитого зелья», которое только что невольно употребили.
Продолжение этой «спецоперации» мне неизвестно, так как мы к нему не возвращались, и я не хотел бы тут сочинять всякие были и небыли. Как развивались дальнейшие события и отразились ли они на его судьбе? Не знаю, я был занят упорядочиванием своих эмоций. Много размышлял на тему услышанного и никак не мог найти алиби своему другу, как ни старался. Прошло уже достаточно много времени после смерти Арсена, но я всё никак этого не могу сделать. Иногда эти оправдания-алиби стоят очень дорого, и за них порой платят большие деньги. А тут – как их купить или продать, когда дело касается дружбы, справедливости, правды и совести?
Вот и представляю я иногда этого румынского парня, балансирующего в тот момент между смертью и жизнью; метущегося между страхом, жаждой жизни и проблесками надежды. Сколько непонятных чувств и переживаний претерпел организм этого, по сути, ещё неокрепшего парня? Иногда мне кажется, что он стоит не перед тем бывшим моим другом, а передо мной – умоляюще смотрит мне в глаза и вдруг простреливает меня каким-то чудовищно-страшным оружием, которое ни с каким огнестрельным сравнить нельзя. Но я почему-то не умираю, а продолжаю жить с этой раной, в глубине которой находится какой-то таинственный осколок.
Не знаю, как жили те, кто отправил его и миллионы таких же парней на мировую бойню, и те, кто их расстреливал… И нам не суждено узнать, какие у них были сердца.
Но пусть каждый из нас, кто очень строг в суждениях, задаст себе вопрос: «А каково же было нашему герою, по сути, тоже ещё ребёнку, когда убил того парня (пусть он и враг), и каково ему с такой незаживающей раной жить на этом свете? Да ещё и без всяких скидок выполнять свои житейские обязанности?». Ведь, по сути, он не варвар какой-нибудь, не оккупант, он всего-навсего наш парень, который защищал свою землю и свой дом от таких вот бандитов.
И мне ли его судить, мне повезло, и я не оказался перед таким выбором! И нам ли его судить, если он сам себя уже осудил по самой высшей мере? Вот в чём заключается человеческая мудрость, а не в том, чтобы уметь перемножать в уме сложные числа.
А тот убиенный парень с того момента пополнил бесконечный ряд без вести пропавших и попал в ту мировую виртуальную братскую могилу, где кроме останков нет ни имён, ни фамилий. В этой безымянной могиле покоятся миллионы затерянных тел, души которых в поисках пристанища до сих пор блуждают между небом и землёй. Их безутешно разыскивают родственники, близкие и любимые.
И я думаю, что нам надо судить не этих парней, которые – один вольно, другой невольно – стали предметом нашего порицания, а их вдохновителей. Нам надо искоренять зло в человеческих душах. Ведь зло зарождается, как маленькая точка, затем разрастается в маленькую звезду, дающую метастазы. Так что матерям, отцам и обществу в целом надо быть внимательными, дабы из маленьких Бонапартиков, Бениточек и Адольфчиков не выросли монстры!
А что касается этой братской могилы, то там, между прочим, находится прах и моего отца, следы которого затерялись в одном из Северо-Кавказских лагерей для политзаключённых. Наша мать долго его ждала, потом столько же оплакивала, а мы, потомки, будем хранить в своей памяти! Всё в этом мире относительно и непредсказуемо.
Ну а этот парень, по воле рока оказавшийся в чужой стране, для кого-то стал героем, для кого-то – врагом, а для вселенной – он всего лишь мизерная частица бытия, которая из одной формы перешла в другую. А мне он метафорически представился вон той бумажной салфеткой, которую Арсен взял из коробки, протёр руки и выбросил в корзину.
Вот истинная суть и великая тайна человека. А вот и духовная аура, превратившая его в поток горьких слёз, капля за каплей стекающих из глаз любимых людей. И всё-таки, тайна сия – велика?..
Глазами ребёнка. Рисунок ученика 7-го класса, Виктора Шанаева
Глава 3
Русская баня
Жизнь, однако, состоит не из одного минора, скажут мне, и будут правы, ведь мажор в нашей жизни бывает так же важен, как глоток кислорода.
Расскажу вам ещё один эпизод из той же сталинградской серии, связанный с моим персонажем. Попробую показать с его участием некую сцену из жизни молодого бойца, а вы уж сами будете определять – удалось мне это сделать или нет.
Деревенская баня
В любом случае вы заметите, что рассказчик, насколько был скуп в первых двух случаях, настолько теперь словоохотлив и раскован, очевидно, эта тема ему близка по духу и больше его вдохновляла. А что касается лирического настроя, то я и сам не уверен, мажор это или полумажор, но точно знаю, что это уже позитив, по сравнению с тем, что мы до этого слышали. И вообще, как бы нам не хотелось покритиковать моего героя, нельзя не отметить, что он легко мог перейти от негатива к позитиву, и в этом смысле данный сюжет можно занести ему в актив. Не скажу, что он меня считал потенциальным слушателем своих баек, ну, некоей «спортивной грушей» для отработки боксёрского удара, то бишь своего литературного языка, так сказать. Нет, всё получалось как-то спонтанно и случайно, как следствие удобной комфортной обстановки, располагающей к откровенным интимным беседам.
Однажды в один из таких вечеров у нас зашёл разговор о прелести русской бани, пользе для здоровья и её атрибутах.
Арсен улыбнулся в усы и начал.
*
