Пьеса
Суверенность, последние дни, времена победительной лжи.Когда врут повсеместно, азартно, со вкусом, смеясь и скорбя,Когда знаешь заранее, что ни замысли, о чем ни скажи,Твоё слово используют неукоснительно против тебя.Сторожить тебя будут, испытывать, брать на испуг, на излом.До копейки оценят нутро, подноготную суть, нрав, кураж.Как легко переносишь ты камень на сердце, смешки, в горле ком,И насколько комфортно тебе в бесконечности купли-продаж.Эпизод поучительный, только урока, увы, не извлечь.Место действия – юность, колодки на старте, вокруг — край земли.Двое – он и она, полюбив, расщепляли сращенную речь.Извлекали себя из таблиц, расписаний.Извлечь не смогли.Все закончилось как-то невнятно, ненужно, в толпе, в болтовне,Уходя от погони, зашли далеко, да и спрыгнули ввысь.Он ушел на минутку, в тираж, а она прислонилась к стенеРазлучились, не веря, остались вдвоем, одним словом спаслись.
Нина Агафонова
Родилась в Ленинграде.
Закончила Художественную школу номер 1. Стихи пишет с 14 лет. В 80-х посещала ЛИТО Резникова. Первая публикация в газете «СОРОКА» в 1996 г. Издано 9 книг.
Поездка за город
За четыре конца ухватились,Встряхнули и растянулиНеба белое полотноИ вбили над головоюСиние гвозди звёзд.Воткнули тёмные елиГусто по горизонту,И распахали полеШироким гребнем своим.А в правом углу декорацииКарминною краской раскрасилиИ через всё написали:«Время года – Весна».Кто это сделал, не знаю.Но меня туда поселили —В пространство, где небо и звёзды,Чёрные пашни и лес,Наступающий от горизонтаТревожным смятеньем своим.И вентилятор небесныйПогнал над селеньем ветер,И в сердце моё вселиласьПричастность к живущим здесь.
Мне с тобой, как ветру в поле
Мне с тобой, как ветру в поле,И свободно, и легко.Мне с тобой, как барке в море,Уплываю далеко.Мне с тобой, как ливню ночью,Всё, что на сердце, пролью.Мне с тобой… Без ставки очнойДам признание – люблю!
Прекрасен дождь в ночи!
Прекрасен дождь в ночи!Стучат, дробя по крыше,Бессмертные ключиОт вдохновенья свыше!Никто не повернётМоих шагов обратно,И мой ночной походОзвучен им бесплатно!Под дробное «Спеши!»Под проливное «Тише!»Стучат в ночи шагиВ аранжировке свыше!
Олег Ильин
Родился в Таллине 24 июля 1972 г. Работал мелким бизнесменом, учителем, преподавателем колледжа, вуза, гимназии и т. д., продавцом, охранником, курьером, техническим специалистом, дистрибьютором, менеджером по продаже канцелярских товаров, менеджером по продаже.
Окуная перо в инфернальную кровь
Окуная перо в инфернальную кровь,Вывожу на тетрадном листке:«Я уйду навсегда под покров облаковС рюкзаком на плече налегке».И под светом ЛуныВ серебристых поляхБуду трогать руками траву.И с блаженной улыбкой на влажных устахЯ тихонько тебя назову.И в сиянии лунном, в мерцании звёздВ тишине многозвёздной ночиВдруг возникнет в руке виноградная гроздь,И забьют вдохновенья ключи.Твой божественный лик, мириады миров,Лёгкий ветер в ночной тишине.И течет по земле инфернальная кровь,Тайным светом блестя при Луне.
Письмо
Оле Беловой
Искренне Ваш, с позволенья Юпитера, Бык.Подписываюсь копытом.Письмо принесёт енотВ коробочке из малахита.(За вчерашнее дал ему втык…)
Коробочку можете взять себе —Это подарок Вам.Губернатор Айовы сказал:«Гвод лицет Йови,Нон лицет мне». Ну и пусть!Подумаешь, грусть!Я не Йови, и я не тоскую.Но мечтаю о Вас, моя милая Божья Коровка.
Ты возьмёшь меня в небо?Мы с тобой улетим в облака.Дурака! Дурака – губернатораБогом забытой АйовыМы увидим с разинутым ртом,С запрокинутой вверх головой.
«Хватит пялиться в небо! Домой!» —Заворчит ему вайф на крыльце,Поварёшкой махая в руке,Оправляя измятый передник.
И баптист-адвентист проповедникЛишь тихонько вздохнёт, глядяЧерез окно в наш полётНад полями Айовы.
Искренне Ваш, с позволенья Юпитера, Бык
Вороны каркали.Листы роняла осень.Будильник ставился на восемь.
И пара глаз девичьих вглядывалась в мглу.Десятый класс. Незримая в углуОстатка дня перебирала крохи.
Всё тяжелее, продолжительнее вздохи.
Бродяжка-кровь бесцельно в жилах бродит,Сама себе чего-то говорит.
Незримых демонов ватага колобродит —Мятежный сон девичий сторожит.
А ночь, как ткань, укутала сполна,Опутала, укрыла, спеленала.
И в лабиринтах демонического снаБлуждает девушка, предчувствием полна,
Спонтанно шевелясь под одеялом.
Вороны каркали
Унеси меня вдаль,Как Харон, на последнем пароме.Чтоб не видеть ни згиВ пустотелой ночной тишине.
Чтоб я чувствовал НочьНичего не желающей – кромеМоего восхищенья в душе,Обращённого к ней.
Унеси меня в Ночь,Убаюкана тёмным пространством,Что мешает уснуть,Пред глазами во тьме шевелясь.
И тяжёлая ВечностьС тяжелым своим постоянствомВоцарилась в пространстве,И яблоку негде упасть.
Я люблю вспоминатьПервозданность в первичном наряде,Ощущать невесомостьОсколков вселенского льда
И увидеть внезапноВ таинственном тихом обрядеЗарождение жизни —Сейчас, насовсем, навсегда.
Расцветают цветы,Улыбаются тихие зори.Поднимается Солнце —Глубокое море тепла.
И тихонько на луг,Взявшись за руки, Первые ДвоеОсторожно выходят,Чтоб жизнью напиться сполна.
Унеси меня вдаль
Вот фарфоровая куклаМне кивает головою.Канарейки пляшут тангоНа краю пустых кастрюль.
Перезвон хрустальной люстры,Дребедень сервиза в полночьМузыкальным служат фоном,Звукорядом до мажор.
И сквозь стену – еле видно —К нам плывет АнтуанеттаВ платье пышном, и с лорнеткой,И в перчатках до локтя.
Помавая головою,Улыбаясь еле слышно,Взглядом глаз АнтуанеттаНас пронзает навсегда.
И врезается звенящий брошен кортикВ древесину.Постепенно затухают колебания его.
Но потом, с восходом солнца,Мы внезапно замечаем,Что не кортик, и не брошен,Ни тем паче в древесину,И никто не затухает —А петух кукареку.
Вот фарфоровая кукла
Мы кормим рыб у кромки водоёма,Бросая корки.Берег еле-еле…Заметно омывается прибоемМиллиметровых волн.Молчит Августа. Рядышком фон ДорнЕлизаветаЛомает булку нежными руками.Порхает зонтик, обрамлённый кружевами.Порхает локон, выбиваясь из-под шляпки.По камышу ползёт задумчивый жучок…Возница Шульц, присев на облучок,Блаженно дремлет,Трогая во снеВнушительную талию Гертруды.Гертруды, что в таверне «Вальд унд Химмель»В огромных кружках пиво подаёт.Неся в руках, как водится, двенадцатьОдновременно пенистых литровок,Летя походкою своею меж столов,Точь-в-точь как бабочка с цветочка на цветочекПорхает на лугу у Дюссельдорфа.Дополз до края камыша жучок…Елизавета теребит рукою шляпку,Давно уж сняв её зачем-то с головы.И аромат её божественных волос,Перемешавшись с запахом лаванды,Кочует по долине Дюссельдорфа.
Мы кормим рыб у кромки водоёма
О, мозги мне прочисть канифолью!Насладись этой странною ролью.Подстриги мне всю шерсть, будто бяшка я.И рубашку сильней затяни.
Мне стонать, лицезреть, возноситься ли.«Пшол!» – кричать или быть мне возницею?Грея руки свои рукавицами,Глядя в то, что зовётся «зима».
Или пусть опуститься мне в проруби,Так чтоб рядом гуляли бы голуби,Чтобы щук из-под лёдной рыбалкиМне мерещились всюду хвосты.
Чтобы хруст ненадёванных чоботовМне по снегу бы слышался в холоде,Чтоб козёл со своим колокольчикомПропадал бы в звенящей дали.
Чтоб тулуп, замерзая ли, грея ли,Мне шептал за Мазая ли, Нея ли,Мол, в степи индевеет шинелямиБонапартова шантрапа.
И очнувшись, встряхнувши ресницами,Я вздохну с упорхнувшими птицами,И опять, чтоб взаимно присниться,Мы друг другу посмотрим в глаза.
Лене Бородулиной
