– У меня в два раза больше.
– Так когда вы заканчиваете?
– Никогда.
– Спасибо.
На выходе из автовокзала его встретили несколько человек:
– В район, в Тольятти, по цене билета на автобус.
Здесь были и частники, и таксисты, Антон выбрал такси.
– Речной вокзал.
Через двадцать минут он стоял у кассы речного порта.
– Один билет до Волгограда.
– Паспорт, пожалуйста.
– Вот, возьмите, – Антон протянул водительское удостоверение.
– Я просила паспорт.
– К сожалению, я его потерял.
– Тогда я ничем не могу помочь вам.
– Вы пьете шампанское?
– Это последний вопрос?
– Да.
– Нет, не пью.
– А как вас зовут? Меня Антон.
– Молодой человек, отойдите, пожалуйста.
– Но я же просто спросил.
– А я вам ответила. Отойдите, не мешайте работать.
Антон вышел на воздух и убедился, что таксист, который привез его, уехал. Он подошел к свободной машине.
– В аэропорт.
«Если тебе нужно уйти от наблюдения, привлеки к себе повышенное, откровенное внимание, сконцентрируй его грубо, но неожиданно, и тогда решение придет само». Так учил его командир разведроты капитан Дмитрий Романов, занимаясь с Антоном индивидуально в своей квартире. «Только не проболтайся, Антон, а то нам обоим врежут. Я вижу, ты парень правильный, я таких единицы встречал. Теперь они знаешь кто?»
«Профи», – ответил Антон.
Сейчас он уже вернулся в реальность, хотя некоторое время назад ему казалось, что он играет роль в каком-то жутком спектакле: были декорации склада с прожектором-софитом, были его друзья… Все казалось призрачным, но почему-то по-настоящему, сжимая простреленное горло, корчился в судорогах Игорек Полетаев, замертво упал Сашка Пахомов, зияла черная дыра широко открытого рта Мишки Каргина. Его друзья… Нет, это все ненастоящее, нет короткой очереди, после которой навсегда затих Полетаев. А вот прапорщик Шлях, после того как Антон пришел в себя, был настоящим. Антон стрелял в него дважды, и оба раза короткими очередями. Живучий, сукин сын.
Как все точно просчитано! Антон еще до подхода караульных к складу боялся не людей, а собственного мозга и нервных окончаний. Тогда он подумал: неужели расчет может быть таким точным?
Сейчас он говорил: нет. Потому что все уже закончилось, расчет оказался неверным. Закончилось все… Хотя нет, не все. В настоящее время он – более чем уравновешенный, и очередное «психо» ему не грозит. Теперь он только профи. На каком уровне – это все заслуга капитана Романова, и пенять, тем более на него, не было смысла. Теперь, как ни странно, следует, наверное, поблагодарить его.
«Спасибо, Дима».
И еще:
«Я успел, товарищ капитан. Я еще до прихода караула знал, что меня отвлекает от главного».
«Дарвин, датчик, дачник, двести… дрожжи, дротик, дубина, десант. Десант не подходит, а вот…
Да, то слово подошло как раз».
«Психо…»
«Профи…»
Из аэропорта Антон возвращался на рейсовом автобусе и вышел на конечной остановке у автовокзала. Было раннее утро. Теперь основная задача – еще раз сменить одежду и до вечера постараться держаться в людных местах.
Глава 4
Полковник Кравец прибыл в войсковую часть 14462 в начале девятого вечера. По идее он должен был лететь вместе со следственной группой Рябова, но задержался в Москве, чтобы получить необходимые для работы сведения в департаменте боеприпасов и спецхимии, улица Маросейка, 12. Поэтому он успел только на рейс 745, вылетающий из аэропорта Домодедово в 16.25. Кравец выслушал доклад Рябова, отпустил командира части и остался с руководителем следственной группы один на один. Три года тому назад он был на месте Рябова, тогда он вел следствие по факту хищений в отдельной бригаде спецназначения Генштаба ВС РФ. За время следствия выяснилось, что со складов этой части исчезло несколько сот килограммов взрывчатки, в том числе и ПВВ, пластита, 300 граммов которого превращают пятиэтажный жилой дом в груду мусора. Недоставало на складах десятков тысяч патронов, оружия и т. д. Взрывчатка со складов Главного разведывательного управления Генштаба поставлялась криминальным структурам и продавалась в «горячие точки» России. Мало того, инструкторы спецподразделения обучали боевиков правилам обращения со взрывчаткой. По ходу следствия волосы на голове Кравца покрывались инеем: хищения на складах части приобрели огромные масштабы. Тащили все, что попадало под руку: гранаты, тротиловые шашки, детонаторы… Преступная группа насчитывала около десяти человек во главе с заместителем командира части. Позже того обвинили по пяти статьям Уголовного кодекса РФ и осудили на несколько лет.
Военнослужащие, конечно, не все, но воровали. Те, кому претило воровство, разгружали вагоны на товарных станциях, подрабатывали в коммерческих киосках, толкались на рынках. А что делать, если зарплату не выдавали, магазины Военторга отпускали продукты под запись, долговые книги распухли до размеров БСЭ. Вот эти работающие, по мнению Кравца, заслуживали сострадания и уважения, а ворюги – тоже сострадания и… звонкой пули в голову.
Бесспорно, полковник ФСБ Кравец был не одинок, когда думал о том, что на военных складах гремят взрывы, чтобы замести следы очередного преступления. Не все, понятно, взрывы связаны с хищениями в вооружении, но первое, что лезло в голову, когда приходила информация об очередном взрыве, это – «замели следы». Хотя помимо преступлений есть еще обычная русская халатность.
К тому же следы преступлений часто вели в зеленые загородные районы Москвы, где высились особняки генералов стоимостью от полумиллиона долларов. В регионах дела обстояли, может, чуть поскромнее, но тоже с шиком. Начинать следствие нужно было не с этого двадцатилетнего пацана, который застрелил своих товарищей, не со склада, где пропало боевое ОВ, а с усадеб, которые понастроили командиры воинских частей.
Так думал полковник Кравец Роман Семенович, возглавивший комиссию по приказу генерал-майора Писарева № 2916 от 3.08.1997 года.
– Что вам удалось узнать об этом парне? – спросил Кравец. Он достал сигарету и прикурил от зажигалки Рябова. – Только коротко.
Подполковник тоже закурил. Не глядя в бумаги, он начал:
– Никишин Антон Николаевич, 1977 года рождения, родился в Москве, окончил среднюю школу, состоял в спортивном обществе «Динамо», кандидат в мастера спорта по самбо. До призыва на военную службу имел несколько личных встреч с военкомом своего района: просил направить его в войска спецназначения. С той же просьбой обращался в муниципальный округ Войковский и Северный административный округ. До призыва проживал с матерью, отца нет, характеристики из школы и общества «Динамо» положительные. Вот полюбуйтесь, – Рябов положил перед полковником несколько листов. – Никишин взял билет на автобус до Ульяновска – в автобусе его не было. Он пытался взять билет на теплоход до Волгограда – билета без паспорта ему не дали. Этот случай доказывает, что Никишин явно сбивает нас со следа и начинает с нами игру. Все же на теплоход в Саратове вошла наша группа, там его не оказалось. Поездом он хотел уехать в Москву, подробно расспрашивал, как это можно сделать. Кассирша сказала, что он хотел договориться с проводниками. До сих пор проверяют все поезда; пока Никишина не обнаружили. Наконец, в аэропорту…
– Достаточно, – перебил его Кравец, не взглянув в бумаги. – Сколько он прослужил?
– Один год и три месяца.
– Такое чувство, что десять лет и три года.
– В этой части очень хорошая теоретическая подготовка, фактически здесь учат разведке. А Никишин как раз и служил в разведроте.
– Вы беседовали с кем-нибудь из сослуживцев, кто был с ним в дружеских отношениях?
– Да, я говорил с несколькими. Неуставных отношений в части вроде бы нет, тем более что Никишин прослужил больше года. А вот младший сержант Малышев – они из одного взвода – сказал, что у Шляха и Никишина были натянутые отношения.
– Шлях – один из погибших?
– Да, прапорщик, считай, ровесник.
– Корни у этой неприязни есть?
– Есть. Дело в том, что Шлях как бы застрял на границе срочной службы и сверхсрочной, когда подписал контракт. С одной стороны, он имеет офицерскую должность, а с другой – всего лишь на пару лет старше. Понимаете, о чем я хочу сказать? Если более образно, то он даже не «дед» на солдатском жаргоне, а «прадед». Визуально это никак не проявлялось. Во всяком случае, жалоб на Шляха не поступало.
Кравец кивнул: продолжайте.
– Шлях был одним из лучших бойцов в части по рукопашному бою, Никишин – нет, но он был крепким орешком. Малышев рассказывал, что Антон иногда терял сознание на ковре, но все же не сдавался, а Шлях от этого заводился. И предпочитал брать в спарринг-партнеры именно Никишина. Как-то наш беглец сказал Малышеву, что когда-нибудь он убьет Шляха. Хотя не это самое интересное. Нам удалось выяснить, что незадолго до этого происшествия Никишину дважды предоставляли увольнительные отпуска в дневное время.