мы с ними…
– Похоже, дома у тебя была на диво безрассудная жизнь, – вздохнула Алиса и принялась за пуговицы на высоком воротнике своего платья. – Я бы и на половину подобных приключений не решилась. Что сказала бы бабушка?
– О том, чего она не знает, твоя бабушка ничего бы не сказала. – Я затолкала саквояж под кровать, а драгоценную банку сардин убрала в карман халата, который повесила на крючок у постели.
Надо бы придумать тайник получше, но пока хотелось держать сокровище под рукой.
– Я скучаю по бабушке, – задумчиво протянула Алиса, а потом вдруг просияла. – Кстати, о записках! Тебе пришло письмо из дома.
Из кармана передника она вытащила конверт и протянула мне.
Письмо написала старшая и моя самая любимая сестра Полидора. Единственная из трех моих сестер, чья голова не была напрочь забита модными журналами. Высокая, худая, в очках и без брачных перспектив. Только Полли из всех домашних писала мне регулярно. Мама – ха! – вообще этим почти не утруждалась.
Я вскрыла конверт и просмотрела первые строки, выведенные аккуратным ровным почерком.
«Дорогая Мэйв! Как же меня повеселило твое последнее письмо! Однако не стоит так легкомысленно отзываться о своих учителях – это граничит с неуважением и помешает тебе обогащаться знаниями. Мама и папа шлют тебе привет (Интересно, правда шлют или Полли просто, как обычно, проявляет вежливость?), Дебора и Эвангелина – тоже (Понятно – точно вранье). Все мы ждем не дождемся, когда ты приедешь на Рождество… (Пф-ф… держу пари, не все! Мамочка, должно быть, при одной мысли о моем возвращении домой покрылась крапивницей.) С тех пор как объявили о помолвке Эвангелины, в доме царит переполох. Дверной колокольчик то и дело звонит, провозглашая о нескончаемом потоке торговцев, что несут показать шелка, кружево, бумагу для приглашений и засахаренный миндаль для званого вечера. Мать купается в своей стихии, а отец тревожится о счетах…»
Я убрала письмо в карман халата: почитаю потом. Я всегда любила получать весточки от моей милой Полли, но сейчас она писала какую-то ерунду, а у меня забот выше крыши – недосуг ужасаться стоимостью фаты Эвангелины. Вот завтра, на уроке французского, я с радостью отвлекусь, потому и решила прочитать позже.
Забравшись под одеяло, я лежала и представляла, какие желания загадаю своему джинну.
Алмазные копи Борнео! Серебряные рудники Перу! Не то чтобы больше всего на свете я желала богатства, но к деньгам относилась всерьез. Обзаведись я мешками серебра, золота и бриллиантов, никто больше не смог бы запихнуть меня в колючее серое платье из саржи или заставить спрягать французские глаголы, чтобы однажды я нашла себе идеального супруга – можно подумать, я собираюсь выйти за француза.
Мама отправила меня в школу мисс Саламанки, чтобы я превратилась в благовоспитанную юную леди, а потом, через несколько лет – судя по Эвангелине, очень скоро, – вышла замуж. Это единственный пристойный способ избавиться от дочери. Не то что в старые добрые времена Генриха VIII, когда родители сплавляли дочерей в аббатство, где те становились монахинями.
Я хотела иной жизни. Независимости. Путешествий. Спортивных игр! На все это требовались деньги.
Но с джинном в руках – буквально – кто мне помешает? Я могу объездить весь мир, как мисс Изабелла Берд[1]. Купить огромное поместье, а на месте сада разбить лужайку для крикета и пригласить лучших игроков страны!
Только они обязательно должны позволить мне ударить по мячу. И надеть форму и кепку. О! Лучше создам команду девочек и научу их играть. Мы организуем целую лигу! И женский крикет с моей помощью распространится на Британских островах.
Мэйв Меррит – юная путешественница и чемпионка мира среди женщин по игре в крикет!
От разыгравшегося воображения сердце так и колотилось. Наконец я решила открыть секрет Алисе. Эту тайну, фантастически огромную, потрясающе удивительную, не в силах вынести один человек. Он просто взорвется. Кроме того, на месте Алисы я бы хотела знать. И потом держала бы рот на замке. Друзья есть друзья.
Я села в кровати.
Алиса распустила волосы цвета сливочного масла и принялась расчесывать их перед сном.
– Алиса… – позвала я, – ты умеешь хранить секреты?
Подруга заинтересованно приподняла брови и пересела на мою кровать, устроившись в ногах.
– Конечно, – прошептала она. – Это про того мальчишку из приюта?
Я с отвращением сморщилась.
– Нет! Это фантастический и необычный секрет. Ты не поверишь! Только помни – не говори ни единой живой душе…
Алиса придвинулась ближе.
– Клянусь могилой матушки! Пусть меня терзают раскаленными щипцами, я никогда…
– Ну будет, будет тебе… – Раскаленные щипцы, выдумала тоже. Я достала из кармана халата банку сардин.
– Это твой секрет? – разочарованно протянула Алиса. – Банка сардин? Не люблю сардины, предпочитаю копченую селедку.
– Нет, глупышка, – ухмыльнулась я. – Это необычные сардины. – Я понизила голос еще больше и сказала: – Там, внутри, джинн.
Алиса поджала губы и наградила меня долгим взглядом.
– Снова подшучиваешь надо мной, Мэйв? Это розыгрыш?
Я покачала головой.
– Честью клянусь: нет! – прошептала я. – Показала б тебе его прямо здесь, но нас тогда тут же поймают. Я нашла его сегодня в мусорном баке, пока отбывала провинность. У меня на глазах, прямо там, в переулке, он наколдовал тигра и кобру. Верно как день: он вылез из этой самой жестянки.
– Я думала, джинны живут в лампах, – возразила Алиса. – Что он забыл в банке сардин? И как такая банка оказалась здесь, в Лондоне, в мусорном баке школы мисс Саламанки?
– Не представляю. – Жестом я попросила подругу говорить тише. – Но он там. Прямо там! И он исполнит три моих желания. Только подумай, Алиса! Любые три самых заветных желания. Пока не знаю, что выбрать: я могла бы отправиться во Флоренцию, Венецию, Иерусалим, Константинополь. Или в Каир, в Гизу – взглянуть на пирамиды! Я могла бы поехать в Конго, побывать на сафари…
Алиса заплела косы и вернулась на свою кровать.
– Джинн в Лондоне, в наши дни, – задумалась она. – Из банки с сардинами. – Она улеглась, но тут же вскочила снова. – Говоришь, его заметил тот сирота из соседнего приюта?
– Ну да, – кивнула я. – Иначе зачем бы он стал подбрасывать мне записку?
– «Я видел твоего зеленого парня», – повторила она сама себе. – «Твоего зеленого парня»…
Кажется, Алиса начала мне верить, хотя мне не нравилось, что ее скептицизм поколебала записка мальчишки, а не мое собственное признание. Может, я порой и преувеличиваю – исключительно ради красного словца, – но всегда говорю правду. В основном. Вру только людям, которые правды не заслуживают, – таким, как Тереза.
