насколько это возможно. Во время беременности я откровенно на себя забила. Перестала укладывать волосы и наносить макияж, но сейчас почему-то захотелось… Захотелось показать Андрею, что я могу и умею быть красивой. С помощью старого допотопного фена вытягиваю волосы, чтобы были ровными, подкрашиваю ресницы и губы.
Вещей с собой много не брала, поэтому надеваю облегающее бежевое платье. За время беременности я набрала всего восемь килограммов, которые все ушли в живот. Доктор, у которого я стою на учёте, ругался, что это мало, а я ничего с собой поделать не могла, хотя и питалась по возможности хорошо. Никогда не голодала.
К назначенному времени подхожу к окну и вздрагиваю, словно от электрического разряда. Автомобиль Муратова уже стоит у подъезда, а сам Андрей затягивается табачным дымом и поглядывает на окна.
Перед выходом делаю глубокий вдох и толкаю железную дверь от себя. Муратов смотрит на меня привычно: серьезно и немного нахмурившись, и от этого взгляда мне становится не по себе.
– Доброе утро, – обращаюсь к нему.
Андрей кивает и открывает дверь автомобиля, протягивая свою руку. Его ладонь теплая и шероховатая, и прикасаясь к нему впервые за долгое время, я ощущаю разливающееся по телу тепло.
– Ты переехала? – спрашивает Андрей, трогая с места.
Я сижу на заднем сидении и украдкой посматриваю на него в зеркало заднего вида. Хочу его не любить, хочу на него злиться, хочу ненавидеть, но почему-то не могу и безотрывно рассматриваю знакомые черты лица: брови, ресницы, глаза, переносицу…
– Я живу в Нижнекамянске, а здесь временно снимаю квартиру, – отвечаю ему. – Со вчерашнего вечера.
– Почему не сказала, что тебе негде ночевать?
– Не хотела тебя стеснять.
Это звучит смешно, потому что дом у Муратова похож на дворец, и спален там предостаточно, но я бы ни за что не осталась у него на ночь, когда он находился там вместе с любовницей. Знать, что где-то в одной из комнат он ласкает её, трогает и занимается сексом… Бр-р… Лучше остаться ночевать на лавочке.
– Мы едем в клинику моего товарища, – поясняет чуть позже Андрей. – Он сказал, что для определения отцовства достаточно моего биообразца и твоей венозной крови. Срок выполнения около трёх дней.
– Я уже сказала, что согласна на всё, Андрей.
Он останавливается на светофоре и бросает взгляд в зеркало заднего вида, в котором я украдкой за ним наблюдаю. От паники вжимаюсь в сиденье и не могу пошевелиться. Кажется, что меня поймали за чем-то постыдным и неловким. У Андрея пронзительный взгляд, который заставляет кровь усиленно разгоняться по венам. Всю последующую дорогу в сторону клиники я еду, уткнувшись в дисплей телефона.
Первым в кабинет проходит Андрей, где берут его образец. Я читала в интернете, что это может быть всё что угодно: слюна, волосы и даже окурки. После того, как Муратов выходит из кабинета, медсестра вызывает меня.
Назад мы едем в полной тишине. Андрей о чём-то думает, а спросить его о большем я не решаюсь.
– Если твой срок тридцать шесть недель, получается, ты давно знала о беременности? – спрашивает Муратов, поворачивая в сторону хлебозавода.
– Я забеременела в первый день знакомства с тобой, – отвечаю честно. – Знала да, давно.
– И почему не сказала раньше? – повышает голос Андрей. – Мы же с тобой не один раз встречались!
Он прав, у меня было много моментов, чтобы сказать о своём положении, но я так и не смогла. Муратов никогда не хотел детей, я была подругой его дочери, а ещё он криминальный авторитет... Мы тайно встречались, наслаждались друг другом, но когда совесть шептала, что пора, разум усиленно отговаривал её.
– Я боялась тебя, – признаюсь Андрею.
– Трахаться, значит, не боялась, а рассказать о последствиях боялась?
Я вспыхиваю, словно спичка и быстро открываю дверцу автомобиля. Сердце колотится, словно сумасшедшее, а яркий румянец заливает щёки.
– Если бы не операция, ты не сказала бы, да? – спрашивает Муратов, выбираясь из автомобиля следующим.
Я стою к нему спиной и усиленно пытаюсь найти в сумочке ключи от квартиры. Неужели я потеряла их? Боже, где они могут быть?! Я точно помню, что бросала в задний кармашек. Есть!
– Нет, не сказала бы, – отвечаю, повернувшись к Андрею лицом.
Он злится и крепко сжимает челюсти, так сильно, что на них ходят желваки. Муратов хочет что-то сказать, хочет выплеснуть в мою сторону обидные слова, но наверняка бережёт их до того момента, когда придут официальные результаты.
– Возьми денег на первое время, – тянется к бумажнику Андрей.
– Мне они не нужны, – отвечаю, качая головой. – Пока ты не будешь уверен в том, что это действительно твой ребёнок.
Одновременно с тем, как захлопывается железная дверь, слышу его негромкое: «Сука».
Проходит три самых долгих дня в моей жизни. Я каждый вечер езжу на кладбище, гуляю по улицам города и даже прихожу к университету, где раньше училась. Правда встретиться с сокурсниками сил в себе не нахожу. Все они были свидетелями гибели Леры Муратовой.
В один из вечеров в тишине квартиры раздается трель мобильного телефона. Я вздрагиваю, когда вижу номер Андрея и дрожащими руками снимаю трубку.
– Слушаю.
– Нина, через час за тобой заедет водитель.
Я отключаюсь и глубоко дышу, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Результаты теста готовы, и нас с Андреем ожидает очень серьезный разговор.
Глава 4.
***
Когда я въезжаю на территорию особняка, в котором обитает Муратов, моё тело начинает прилично потряхивать от страха. Зачем Андрей позвал меня к себе? Почему не приехал сам? Почему не сказал результат по телефону? Я точно знаю, что этот ребёнок только его, но всё равно дрожу как осиновый лист в преддверии разговора.
– Андрей Вячеславович ждёт вас у себя в кабинете на первом этаже, – произносит вежливо водитель,
