– Знаю твой повод для пьянки. Лишь поэтому и находишься предо мной, а не в наркологической клинике, – ослабил напряжение № 1. – Так когда финал?
– После выборов месячишко-другой выждем, чтобы пазл сложился во всей красоте, чтобы публика в полной мере оценила мастерство актеров Л. и К. Затем вы дадите отмашку, и «АБЦ» соберет урожай кислых ягод.
– Есть другие варианты?
– Помножить на ноль главные действующие лица и переписать пьесу заново, – Игорь шумно глотнул из стакана, давая Лидеру – приверженцу стабильности – возможность ужаснуться кровавой перспективой нестабильности. – Только вдруг персонажи опять воскреснут? До сих неизвестно-непонятно откуда они нарисовались. Спецы говорят, пока их место в нашем континууме занято, дублеры из прошлого не могут появиться здесь. Если мы имеем дело с флуктуациями времени, а не с биоклонами.
Президент провел руками по столешнице, как бы сметая несуществующие крошки, и молча склонил голову. Буквально на миг, давая свободу фантазии человека напротив, едва вышедшего из опьянения. Мол, как поймет, так пусть и действует. Молодец, коли справится. Ну, а не справится, тогда и его можно разделить на бесконечность. Фигурально выражаясь, конечно. Собственно иначе, № 1 и не выражался, если хотел что-то донести до широких масс. В узкой аудитории порой слов вообще не нужно. Можно громить/ клеймить Чудова, довести спор до конфликта, принять «кадровое решение», а толку? Сие означало бы признание собственной ошибки: не того назначил, не то позволил. Работать-то кому-то надо. Где гарантия, что другой шеф ГБ разрулит ситуацию лучше нынешнего, самостоятельного, нагловатого и полупьяного? Сейчас разумнее умолкнуть: это не значит признать себя побежденным. А с Чудовым разобраться позже, без горячки, в спокойной обстановке.
Игорь видел много зла: воевал в спецназе КГБ в Афганистане, долго служил в разведке, теперь возглавлял Госбезопасность. И самому не раз приходилось совершать зло. Но оно не стало для него чем-то обыденным, не превратилось в удобный и универсальный инструмент. Ему удалось избежать дьявольского искушения насилием и подлостью. Сидя в машине, вспоминал, как в самый сложный момент грязной оперативной комбинации не выдержал и возбужденно укорил колебавшегося Учителя: «Хотите остаться «хорошим человеком?» И как тот печально ответил: «С возрастом становится всё труднее понимать, что означает «быть хорошим». Но важно хотя бы попытаться…». Теперь наставника нет, не у кого спросить совета, не с кем поделиться сомнениями.
Белизна седин,Глубина морщин.Я теперь один.
Айтишница крутила педали по спящей Москве. Сзади фонарик ритмично мигал, оберегая от редких автомобилей. Впереди ждала квартирка, кровать и отдых от бурных прелестей ночного клуба. Попытка отвлечься от негатива последних дней не удалась. Не смогла выбросить из головы Володю – прикольного ученика и забавного любовника. Он никак не желал превращаться в очередной, хотя и почетный трофей в музее любовных приключений. Удобное седло между ног вдруг стало ощущаться, тереть здесь, надавливать там. Возбуждение нахлынуло неожиданно, и язычок, проткнутый золотым шариком, стал бессознательно облизывать губы, вдруг ставшие чувствительными. Вспомнилось, как лапочка Ленин волновался словно мальчишка, как мило картавил, как сперва стеснялся, а потом обожал заниматься кунилингусом и тащился от пирсинга в её интимных местах. Странно: прежде интрижка с вождем воспринималась как очередное, хотя и неортодоксальное развлечение, а теперь вдруг стала болезненно важна. Доступ на виллу перекрыт и тачку скоро отнимет мерзкий Завотделом. Жизнь явно вошла в черную полосу. Так казалось девушке, пока не пришел черед приковать двухколесного коня к фонарному столбу во дворе. Тут-то дефиниции черного стали намного четче, ибо из темноты выплыли две фигуры: мелкая – «Клык» и здоровенная – «Топор». Обычно лидер нациков избегал лично участвовать в подобных акциях – несолидно и чревато уголовщиной, но на сей раз об услуге попросил лично Завотделом. Стало интересно, что же особенного в телке, которую поручено «отрихтовать конкретно».
Занятия спортом – не профессиональным – полезны для здоровья, а бег вообще продлевает жизнь. Маловероятно, что последнее наблюдение пришло на ум компьютерщице, рванувшей по-спринтерски через арку на набережную и далее к метро «Фрунзенская». И, тем не менее, жизнь или, по крайней мере, здоровье прямо зависели от скорости ног, уносивших прочь от нападавших. Злобное «Нацики тебя по-любому достанут» прозвучало, как признание плоховатой физической подготовки угрожавших. Метрополитен еще закрыт, но перед ним видна стойка велопроката. Чиркнув кредиткой, потенциальная жертва выхватила байк и бодро унеслась дворами в сторону Лужников. «Где бы спрятаться?» Ясно, что за нападением стоит Завотделом, которому известна её подноготная и у которого широкие связи. Скрыться от него сложно, требуется эквивалентная защита. Мышление может от шока впасть в ступор, а может ускориться и перепрыгивать этажи логических построений, сразу приходя к верному выводу. Идея пришла без раздумий: «Ондатровый заповедник!» Однажды Юля переспала с Ильичом именно там – на городской квартире в комплексе домов из желтого кирпича. Жилостровок «развитого социализма» давно приватизирован советскими номенклатурными работниками, и один из них – самый чудаковатый и стойкий идеологически – завещал свою жилплощадь большевикам. Завтра, ой, уже сегодня партийный Пленум, а перед такими мероприятиями Ульянов обычно ночует в Москве, поближе к месту проведения – штаб-квартире «Агрохолдинга». Навигатор в мобильнике выбрал маршрут – 13 км и проставил время в пути до Кунцево – 45 минут.
Со сном у Владимира обстояло плохо, с бессонницей – хорошо. Проснулся полчаса назад от стойкой эрекции, встал, выпил водички, пописал в унитаз и ворочался, ворочался. Сопел громко и жалостно, разбудил Марию. Та притаилась, ибо друг сердца не любил вопросов и сочувствия, и выжидала, повернется ли к ней мужчина или хотя бы руку положит на грудь, бедро или еще куда. С горечью догадывалась, что сейчас в гениальном мозге мелькают образы совсем другой женщины. И действительно Ульянов вспоминал девушку: грудки с острыми сосками – словно у козы, лобок почти без волоса – как у девочки, срамные губы – нежные розовые и чуть пряные на вкус. Язык обыскал рот в поисках той кислой сладости или сладкой кислоты, что вкушал. Вздох сожаления вырвался из груди, заставив Машу перестать притворяться спящей и проверить пульс на руке любимого. Руке, которой предстоит послать Айтишницу на заклание. Руке слегка подрагивающей от начавшейся болезни, но не дрожащей от страха перед партийной борьбой и сопутствующими жертвами.
В дверь тихонько постучали. Ленин поспешил накинуть халат и вышел из спальни, досадуя на прерванный сеанс вымышленного секса. Удивительно, как скопище клеток серого и белого вещества способно создать магический кинотеатр, где действие дополнено даже тактильными подробностями, не говоря уже о вкусе и запахе. Однако реальность круче, хоть и дана, как полагал марксист, нам также в ощущениях. В гостиной сидела заплаканная девушка, принять которую в объятия обязан. И пусть крепкое стройное тело пованивает потом от велопобега через спящую столицу. Рассказ вышел путанный. Вождь не торопил, погрузившись в тему, Вальяжный, а он впустил нежданную гостью, слушал повествование повторно, анализируя каждое слово. Когда Айтишница умолкла окончательно и стала жадно пить воду, мужчины переглянулись и синхронно кивнули.
– Вымету поганой метлой эту шваль из партии! – несколько возвышенно пообещал Ульянов.
– Тебе больше ничего и никто не угрожает, – поспешил заверить «дзержинец» и бросил косой взгляд на вождя. – Правда придется сделать официальное заявление. Не так ли Владимир Ильич?
– Да, милочка. Процедура очищения от скверны не будет приятной, – произнес отец Октябрьской революции и, сам веруя в собственные слова, успокоил вполне убедительно, – но ты сильная, ты выдержишь. Прими душ, поспи до утра.
Увидев, что девушка сделала шаг в сторону спальни, остановил и указал на диван: «Туда СЕЙЧАС нельзя, там Мария». Вернувшись в кровать, не заснул уже. Мучился мыслями о будущем партии, хотя свои действия почти не обдумывал, настолько ясной представлялась генеральная линия. Женщина, лежавшая рядом и не ждавшая ничего хорошего от ночного визита юной соперницы, испуганно затаила дыхание, когда мужчина вдруг хмыкнул, вспомнив цитату Мао Цзэдуна. «Коммунизм – не любовь. Коммунизм – молот, которым удобно крошить врагов». Китайские товарищи в последнее время активно обхаживали Ильича, зазывая к себе. Но он отказывался – на родине дел невпроворот. И всё же их неоднократные песнопения оставляли следы в душе и, как огромная картина, всплывающая в памяти по частям, формировали представление о чем-то значительном, если не эпическом.
