В результате краткого расследования картина ночи приняла лихорадочные очертания. Было так: в номере «X» Артисты I, II, III, Николай Иванович и Артист из «Алисы» присели за стол. Артист III, дотоле не бывавший в кругу Артистов Такого Полета, стал клясться в любви к аккордам.
– До-мажор! – воскликнул он, заломив руки. – Как я люблю до-мажор! Вот так! – добавил он и разбил вдребезги графин о стену.
Артисты Такого Полета не удивились, а Николай Иванович ушел спать.
– Соль-диез-минор! – воскликнул во второй раз АртистIII. – Как я люблю! Вот так! – и с размаху расколотил стул о пол.
Артисты Такого Полета только крякнули одобрительно.
– Но ля-бемоль! – воскликнул в третий раз Артист III. – Мечта и страсть! Это-то вы понимаете?.. Это… – И, не найдя слов, с разворота кулаком снес челюсть Артисту II, который и упал замертво на постель. Артист I ничего не понял, а Артист Из «Алисы» свалил за спасением, каковое и появилось в виде Хранителей Тела Кости. Без лишних слов Хранители Тела бережно скомкали Артиста III, а также зачем-то АртистаI и замкнули их в отхожем месте. Артист III требовал свободы, а ничего не понявший Артист I вышиб дверь, выкатившись в коридор. Хранители Тела восприняли деяние как проявление агрессии и стали уже более серьезно уничтожать Артиста I. Артист же III выскользнул, как мыло, на волю и понесся по ночному городу в майке и концертных брюках.
Такова сокращенная правда. Автор понял ее, как и то, что судьба Некрасова не состоялась. Автор вошел в душ, желая очищения. Не получилось. Он стоял напротив зеркала голый. Смотрел в отражение своего голого лица и спрашивал, себя жалея в стотысячный раз:
– Еще ведь не все пропало? Еще не выпита жизнь до дна? Еще ведь будет искусство чисто и влекуще, словно черноморская даль в зарождающемся утре? Ведь правда? Ведь так? А если так, то скажи: «Скажи мне – почему ты плачешь?»
Несколько дней фестиваль полыхал во Дворце спорта. Зал и кулисы жили по своим законам. За кулисами весело багровели рок-артисты, а после выкарабкивались на сцену и несли залу возрожденное российское искусство. Старый Рокер перепрыгнул самого себя, явив миру новый облик рок-н-ролльного конферансье. Нацелившись в зал волосатым животом, он устроил настоящую викторину типа «Поле чудес» про жизнь БГ. Несколько тысяч зрителей кричали ответы. Дабы выявить знатоков жизни БГ, Старый Рокер выкликнул в микрофон желающих, и на сцену вскарабкалось порядка взвода каких-то расхристанных солдат, низших чинов, по виду дезертиров. Жизнь и творчество нашей звезды они знали плоховато, за что и были одарены Старым Рокером публичной и банальной поллитрой с условием употребления ее не сходя со сцены. Взвод выпил и упал обратно. И правильно сделал – тут, оттеснив Старого Рокера, на сцену вывалило трио во главе с виртуозом Ляпиным, который виртуозно стал надувать резиновое средство защиты от СПИДа. Надувание обернулось двадцатиминутным тяжелым блюзом про Универсальную биржу. За кулисами радовались всегда, а в зале писали кипятком. Так продолжалось несколько дней, а могло и несколько лет. Можно вспомнить еще много глупостей, а можно и не вспоминать. Еще будет время и журнальная площадь для подобных меморий. Веселья, абстиненции, друзей и девушек еще так много впереди.
В аэропорту пробежала черноватая шутка:
– Вот сейчас грохнется самолет. Рок-клубу на всю жизнь хватит пировать на наших могилах и сшибать бабки на поминальных концертах.
Шутили, шутили, а самолет вдруг взял да и приземлился не туда.
«В связи с нехваткой бензина наш самолет приземляется в аэропорту города Пермь!»
Улетели и из Перми в свою Европу. Рок-артисты, напуганные самопальными прогнозами, замерли в креслах. Автор же, чтобы не искушать потусторонние силы, стал на скорую руку подводить итоги, формулируя свою судьбу и объясняя жизнь успокаивающей сентенцией: «Нет, правда, музыка-то – она хорошая! И пусть в нас Азии все равно больше, чем Европы. Но ведь когда идешь после до-мажора в фа-мажор и обратно, ведь когда половинишь после соль и фа и через до возвращаешься в соль, чтобы опять вернуться в до и запеть что-нибудь этакое, настоящее, настоящие стихи, искусство, да-да, возрожденное на ином витке российское искусство, и это не шутки, и поняв, что получилась не пошлость какая-то, не попса, а именно искусство и получилось, – тогда-то ты же уверен! И совсем не имеет значения – почему ты плачешь!»
…Именно таким ураганом и бушевало описываемое мной время. Чтобы у читателя не сложилось впечатления, будто бы я не совершал промахов, расскажу и о себе малосимпатичную историю, случившуюся во время поминального концерта. Поминали Александра Башлачева, покончившего с собой за год до того. Концерт его памяти проходил в БКЗ «Октябрьский» – в самом престижном, чистом и правительственном зале Санкт-Петербурга. Я там собирался спеть пару песен под гитару. Что-нибудь печальное. Есть у меня и на такой случай песня.
Может быть, другие будут лучше петь,чем мы, надеюсь.Может быть, другие будут просто лучше,чем мы, надеюсь.Может быть, любить другие будут умнее,чем мы, надеюсь.Может быть, другие будут просто умнее,чем мы, надеюсь.После еще куплет в том же духе, а за ним припев:
…Слышишь ли хруст в сплетенье ветвей?В этой ли чаще пропасть нам?Сплетенье жизни в сплетенье смертей,В этом городе как в чаще лесной,В этом городе шаг за шагом,Нота за нотой проживу себя.Кто мне поможет и кто подскажет,Как жить в этом городе,В этой чаще лесной?
Кроме того, у меня есть песня «Наши лица умерли», в которой рефреном эта строчка и повторяется:
Наши лица умерли!
Но перед концертом меня черт занес в Дом писателей, где я провел пару часов в обществе известного и талантливого поэта-алкоголика Гехи Григорьева. После подобного времяпрепровождения меня на служебном входе БКЗ задержали милиционеры. Когда я продемонстрировал милиционерам гитару и заявил, будто собираюсь петь со сцены, те сперва не поверили, но после только покачали головами и пропустили.
На сцену я так и не вышел – за кулисы набилась толпа музыкантов, тусовка. Было много вина и друзей, по радио концерт транслировался прямо в артистические комнаты, а в мягком кресле казалось так тепло и уютно…
После концерта музыкантов и наиболее близких к Башлачеву повезли в ДК связи, где на последнем этаже продолжилось застолье и горевание. Там я оказался за одним столом с Никитком и Юрой Шевчуком. Частично придя в себя, я вылез на сцену и пел под гитару песню недавно погибшего Никиты Лызлова, а соседи по столу тоже оказались на сцене и подпевали:
После долгой ночи, после долгих лет!Будет утра сладость, будет солнца свет!..
Кто-то попросил гитару, и я оставил ее. Полночи со сцены пели под нее. Когда под утро из ДК стали выгонять, я прошатался к сцене, желая забрать инструмент, но рок-артист, чей образ, так сказать, я помню смутно, сказал:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});