или больше, а может и меньше. Звучит точно старые легенды, но это работало, и вот почему.
Аллату коснулась цепочки на шее и вытащила из-под плотно запахнутого ханьфу красивый кристалл правильной формы и неизвестной породы.
— Вот благодаря этому можно было не стареть. Эти кристаллы могут накапливать большое количество энергии, которую медленно отдают, а ещё они обладают магнетическими свойствами. Конечно, не все они были маленькими, у нас было большое количество кристаллов размером с наш Дом Заклинателей. Создавая с их помощью множество разных конструкций, мы могли легко завоёвывать другие страны и вскоре стали невероятно процветающими, коренным жителям можно было вообще не предаваться тяжёлому труду, а заниматься наукой и искусством. Поэтому те, кого называют жителями Лапуты, у нас их и отжали.
Эмань аж поперхнулась слюной.
— Так и это и есть магнит Лапуты, который позволял городу-острову парить?!
— Вполне возможно. Наверное, ваш писатель поймал оттуда благословение и принял воспоминания за свою фантазию. Мне всё больше кажется, что Лапута способна парить меж разными мирами, а не только между небесными континентами. Да, наверняка это так. А моя страна была уничтожена, часть жителей законсервировали себя, но, когда энергия кристалла кончилась и он не смог больше поддерживать наш сон, пришлось проснуться, а мир оказался совсем другим. Мы вообще не были уверены, что это была та же земля, на которой мы ходили века назад. Может быть, нас перенесло, как подлесников.
— Перенесло в Тянь-Чжунго? — уточнила Эмань, которая слушала, затаив дыхание.
Аллату нахмурилась, но это скорее обозначало её мучительные попытки вспомнить.
— Скорее нет, потому что там были другие народы. Да, определённо, мы были на той земле, которая ниже. Ничего хорошего нас там не ожидало, мы не знали языка, не умели ничего полезного и выглядели… такими как есть. Но если я буду всё подробно вспоминать, история для первого раза чересчур затянется, поэтому скажу только, что не все из нас выжили, но потом нам повезло и нас забрала Гроза. Правда, сначала не в Тянь-Чжунго, так что спустя ещё много лет до этой страны нас добралось две: я и моя лучшая подруга Астерия. Прошло ещё очень много лет, и осталась одна. Вот так я оказалась здесь, и в этом нет никакой моей заслуги, так просто получилось, на моём месте мог бы быть любой из моей страны. Это означает, что само присутствие значения не имеет, а значение имеет то, что я делаю и счастлива ли я.
Эмань кашлянула, потому что забыла закрыть рот.
— А-а-а… сейчас вы счастливы… мастер?
— Вполне, — улыбнулась Аллату. — У меня есть своя школа, уважение людей, ученики и множество интересных собеседников, которые могут рассказать мне свои истории.
Неожиданно Аллату сняла цепочку с кристаллом с шеи и протянула Эмань.
— Вот, держи. А то сил, смотрю, у тебя вообще нет.
Если бы вдруг Эмань была кошкой, то на этом моменте её шерсть поднялась бы дыбом, а сама она отскочила назад метра на два, как от огурца.
— Г-господи, мастер! Это же невероятно дорогая вещь, как вы можете давать её тому, кого вообще не знаете?!
Аллату удивлённо моргнула.
— Но ты же уже месяц живёшь у меня, а до этого жила с Си Ши, я по определению не могу тебя вообще не знать. К тому же та энергия, которая была в кристалле, давно закончилась. Сейчас со мной только моя ци.
Поскольку Эмань из-за жёстких внутренних рамок по отношению к чужим вещам так и не смогла протянуть руки, то Аллату осторожно положила кристалл ей на голову, поэтому следующие несколько минут девушка вообще не шевелилась.
— Вообще эти кристаллы были и не наши, они упали с неба в незапамятные времена. Либо у нас тоже была небесная страна, либо когда-то из звёздной бездны прилетела комета. Но это я уже не узнаю. Да и сказать я хотела вроде не это… Не помнишь, что я хотела сказать?
Эмань нервно сглотнула, боясь шевелить головой.
— Всё началось с бессмертия и даосизма.
— Ах, да, даосизм! — Аллату почесала лоб. — Именно даосизм сделал меня счастливой, потому что в этом была его цель. Ты наверняка спросишь, как. А на самом деле достаточно просто: это учение открыло мне глаза на то, что ничто на самом деле не имеет значения. Что мне не главное сохранять вещи, пытаться спасти то, что спасти уже давно нельзя, а нужно найти гармонию в себе и с тем миром, который окружает меня сейчас. Я же говорила, что моя родина погибла, что у нас не было никакого шанса ей помочь. А потом нас осталось только две, у нас не было ничего, и мы вообще не могли возродить наш вид. То есть мы понимали, что от нас уже ничего не осталось. Ни языка, ни культуры, ни памяти, ни кристаллов, ничего. Наше время закончилось, на смену прошло что-то другое, и это нормально. Это не плохо и это не хорошо. Мы могли бы быть несчастными от того, что вымерли. Или восхититься тем, как много всего нужно узнать, как много здесь интересного, как много незнакомых людей, как много неуслышанных историй! Что-то случилось, а мы оставались. Потом нас уже не стало, и я стала оставаться одна, в то время как мир менялся. И я никогда не перестану восхищаться тем, насколько удивительна и многогранна жизнь, как она может рождаться и как умирать, и как много форм может принимать энергия. Собственно, дальше мне позволил остаться здесь цигун. Вот с тех пор я часть круговорота энергии, которую пропускаю через себя, и часть оставляю себе, чтобы иметь возможность услышать больше историй. Это и вправду чудесно!
Аллату сделала вид, что не видит, как из глаза Эмань льются слёзы. Вместо этого она указала пальцем на реку и гидроэлектростанцию на ней.
— Вот, смотри! Река течёт, река полна энергии, но она тратит её, вращая мельницу. А мельница вращает рамку между двумя магнитами, и уже магниты дают энергию нам на фонари!
— Магнитное поле, — на автомате уточнила Эмань и неожиданно хихикнула: — Кажется, я как Меркурия. Будь она здесь, посоветовала бы, как избежать скачков напряжения…
— Наверное, у неё тоже полно интересных историй, — произнесла Аллату.
Эмань украдкой вытерла рукавом слёзы и сняла с головы цепочку с кристаллом.
— Это очень дорогая памятная вещь, я не могу принять это просто так, простите.
Тут её взгляд упал на "Ролексы". Она уже долгое время не снимала их и забыла об их существовании.
— Я могу отдать кое-что взамен, хотя это не
