Хотя конструкция «ЭРА» на орбите не собирается, а только транспортируется, но каждый пишет согласно своим представлениям. А. Покровский из «Правды» уверенно объявит, что космонавты из «вязанки» углепластиковых трубок собирают конструкцию, которая в будущем может служить платформой для различных систем или крупногабаритного сооружения». Подсказанная мной «вязанка хвороста» пошла гулять в разных вариантах по страницам газет. В. Губарев опять-таки напишет в «Правде» о «вязанке хвороста» с добавлением: «так её называют космонавты». Б. Коновалов из «Известий», несмотря на то, что я тщательно растолковывал слово «ЭРА» – элемент раскрывающейся антенны, – написал, что это первые буквы французского названия.
Откуда-то узнав о брифинге, появляется мадам Тулуз. Верно говорили о ней французские специалисты, что она, даже не присутствуя, знает, о чём говорят. На память приходят друиды и всё таинственное, связанное с язычеством. Возможно, это необыкновенное природное свойство, повсеместно утраченное в наш суетливый век, существует ещё у малых народностей.
Тулуз не чужда саморекламы. Именно с её слов газетчики вылепят миф о том, что проект выполнен всего тремя: ею и её ближайшими помощниками. Фирма-разработчик вообще не произносится, и нам неудобно перед Анцем.
Это нравится журналистам, особенно Коновалову, он напишет о «четкой, деловой выпускнице самой престижной во Франции Политехнической школы, двух инженерах и секретаре-машинистке», что координировали проект. Он напишет, что хорошо бы нам поучиться ведению дела, хотя от нас было людей ничуть не больше, и, наоборот, французской стороне следовало бы поучиться у нас, что впрочем они и делали. «И та же чёткая, энергичная мадам Тулуз возглавляет повседневную работу всех французских специалистов в Центре управления полетом», – продолжал Коновалов, эксплуатируя образ хрупкой деловой женщины, взявшей на себя бремя ведения проекта.
Реклама – двигатель не только торговли. Ещё не создан французский многоразовый корабль «Гермес», но уже готовится общественное мнение. Куда не глянешь, в газетах, журналах, на поздравительных открытках – «Гермес», «Гермес», «Гермес», и даже собранна из металлического хлама модерновая конструкция, называющаяся «Гермесом». Об «ЭРЕ» тоже начали писать и рисовать её ажурную конструкцию, хотя испытать её и этим утвердить ещё предстоит.
В открытом космосе
И вот, наконец, наступил тот особенный день, когда всё, что касалось и было предтечей, оказалось позади: согласования позади, и испытания позади, и выпуск массы нужных бумаг – документов и чертежей, чей вес куда больше веса собственно конструкции, а впереди всего лишь несколько часов от открытия люка до его закрытия, весь тот недолгий промежуток в несколько витков, которые проведут космонавты в открытом космосе.
К этому дню стали готовиться, и не только в полёте. Кретьен стал космонавтом, уже дважды летавшим на советской космической технике. Нужно обладать особым предвидением, чтобы, игнорируя здравый смысл, уверенно ступить на теряющуюся в сотне жизненных дорог тропу космонавтики.
«Я встретил сообщение о старте Гагарина в нашей авиационной школе в Авиньоне, – рассказывал Кретьен. – Когда я услышал о полёте, то, конечно, сразу подумал, что хорошо бы и мне слетать в космос. Пошел к командиру: как вы думаете, смогу ли я стать космонавтом? Тот рассмеялся: к тому времени, когда соберётся в полет французский космонавт, ты станешь дедушкой!»
И вот, вопреки прогнозам, жизненный путь привел бывшего курсанта авиационной школы от самодельных ракет, которые он мастерил из велосипедных насосов, к космическому кораблю, а теперь и к люку, ведущему в открытый космос.
Мы сидим теперь в зале управления полётами. Я слева от сменного руководителя, Женя Лохин справа от него. За нашими спинами пульт руководства полетом: за ним Рюмин, Благов, Соловьев. Здесь связь и возможность вмешаться, и всё под рукой, и нет желания выйти в обычный мир, что вне этого зала.
Жан-Лy и Саша Волков надели скафандры и разгерметизировали переходной отсек станции и бытовой отсек корабля. На случай срочного спуска Муса Манаров находился в спускаемом аппарате корабля и был теперь отрезан от остальных вакуумированными отсеками. Он был безмолвен в своём одиночестве, понимая, что центр событий теперь не в «Союзе» и не в «Мире», а на внешней оболочке станции. Но и он, и все остальные жили в это время одним – выходом.
– Отгородился там от мира, – хотела быть со всеми в контакте «Заря».
– От «Мира» и от «Кванта», – отшутился Муса, и снова замолк, не отвлекая на себя внимание.
– Тембр голосов подызменился, – поддерживал непременную голосовую связь с выходящими оператор «Зари».
– Похорошел? – спросил его Волков.
– Побархател, – ответила «Заря».
Итак поначалу всё было, как положено. Космонавты открыли люк ещё в тени Земли. Солнце Жан-Лу встретил уже на срезе люка. Оно было ярким, словно прожектор. Всё было не так, как в станции, и совсем не таким, как в Звёздном при подготовке. Если взглянуть на Землю, то одновременно видно всю Европу: Францию, ФРГ, Италию и часть Африки, но некогда смотреть, очень много работы и нет помощников, которые плавая вокруг, как в бассейне, готовы показать, подсказать, помочь. Нет, здесь всё нужно делать самому. А если вдруг чувствуешь, что кто-то держит тебя, это зацепился фал, и нужно тратить время, его распутывая. И так трудно, даже невозможно самому встать в фиксирующую якорную площадку, что приходится звать на помощь командира, а это – время и графиком не предусмотрено. Всё таило сюрпризы, требовало внимания, что Кретьен даже растерялся. Казалось, он даже разучился понимать русский язык.
А что было бы, если бы, как предлагали недоброжелатели, ему бы пришлось выходить не со своим командиром, которого он понимает и без слов. Теперь Кретьен осознал, какую «медвежью услугу» представляла помощь в бассейне легких водолазов, которые постоянно следили за ним и помогали. Вся эта свита «чёртиков», вьющихся вокруг тебя в бассейне, облегчают подводную жизнь, и насколько труднее приходится без них лицом к лицу с открытым космосом.
Медленно, очень медленно идут первые операции: выведение аппаратуры, проходы с нею к местам её будущей установки, где она пока подвешивается на фалах и будет ждать своего тщательного крепления, наведения, подготовки к работе.
Через десять минут после начала работы ориентация разваливается, велики воздействия на станцию от перемещений космонавтов. В то же время включать парирующие двигатели нельзя, и станция «сваливается» в индикаторный режим. Теперь освещение – положение «лампочки Солнца» для работ, подпитка солнечных батарей зависит от случайного положения станции. К слову сказать, потом из телевизионных записей стало видно, что получившаяся световая обстановка оказалась неплохой.
Мы сидим в зале и сопереживаем операции выхода, видим явное отставание, но не торопим, потому что такое бывало и в бассейне: медленные подготовительные операции, а затем темп всё быстрей и быстрей.
Очень мало слов говорится сейчас космонавтам, не хотелось их отвлекать, а когда кончается зона связи, не хочется выходить из зала управления. Здесь своя деловая жизнь, здесь все перевязаны и соединены единой связью и целью полёта.
Над нами зрительский балкон. Балкон не только этажом выше. Он и верх в управленческой иерархии. На нём присутствует и начальство местное, и самое верховное, генералитет, космонавты, журналисты, телевидение. В конце балкона, у стенки, поставлена раскрытая конструкция «ЭРА», а вокруг околополётная «фиеста»: гости, посол Франции в СССР И. Паньез, персонал, различные службы Центра. У каждого – свои радости.
Вот понесли с балкона рекламные мешки, с удовольствием, радостными восклицаниями, словно это цель полета. Это тот же проклятый мелкий вещизм, который искоренялся в ЦУПе и который все-таки остался, как тень снятого прежнего директора.
От великого до смешного – один шаг. Ещё с утра всё настраивало на заключительный, торжественный акт в нашем советско-французском техническом марафоне. На экране перед началом выхода демонстрировался фильм о раскрытии конструкций, и моя фамилия в нём присутствовала, как консультанта, хотя древняя рабочая практика гласит – не выпячивайся, и во всём, как и в любом огромном деле, есть множество не только доброжелателей, но и врагов, и они при виде фамилии разом подняли плоские головы и немигающе смотрят на тебя.
В раздевалке перед началом работы ко мне подошел Петр Колодин. Долгие годы он был на связи с космонавтами оператором «Зари», сам состоял когда-то в отряде космонавтов, и в эту звездную его пору мы вместе плавали в Атлантике на корабле сопровождения «Юрий Гагарин».
– Я поздравляю тебя, – сказал мне он, – с твоим звёздным часом.
– Побойся Бога, – шарахнулся я, – ты обязательно сглазишь.
