допустить, что иные из шаманов (конечно, в сидячих приморских поселках) вырыли подземные ходы под всеми жилищами и таким образом действительно опускаются вниз и выходят наружу[128].
Эти рассуждения известного этнографа довольно любопытны. Сначала он вполне справедливо пишет о том, что фольклор описывает не физическую, а символическую реальность, «внутренний» опыт камланий. Затем почему-то делает различие между «сказками» (то есть мифами) и мифологическими рассказами о недавних событиях (историей о муже шаманки Упунге) — в то время как сюжеты и мотивы в этих двух типах фольклорных текстов во многом общие. По Богоразу же получается, что мифологическим рассказам можно доверять больше, чем «сказкам». На следующем шаге происходит еще одна подмена: рассказу американского миссионера автор доверяет еще больше, чем своим чукотским собеседникам. И если мистер Доди склонен объяснять свои ощущения телесными трюками шамана (как сам автор в рассказе о чревовещании), то Богораз идет тут дальше и создает гипотезу о подземных ходах в чукотском поселении. Тем самым перед нами оказывается прекрасный пример «буквализации метафоры», когда мифологическая история подвергается рациональному объяснению и вместо символического погружения шамана возникает его бегство в подземный ход.
В том же духе Богораз интерпретирует виденные им шаманские «фокусы» Упунге, хотя и не все из них ему удалось раскрыть.
«Фокус» с камнями и «магическая хирургия»
Хороший шаман производит различные «фокусы» и опыты ловкости также и помимо шаманских сеансов. Из большого числа виденных мною упомяну только два. Оба были произведены шаманкой Упунге в эскимосском селении Унгисак на мысе Чаплина. Первый из них был опыт с камнями. <…> Шаманка, обнаженная до пояса, села перед нами, постучала немного в бубен и потом знаками и выражением лица показала, что дух вошел в нее и завладел ее телом. После того она взяла большой круглый камень и стала тискать его, тереть и поворачивать в руках. Это продолжалось минут пять. Насыпалась целая горка, но камень в руках шаманки был, разумеется, такой же целый и круглый, как прежде. Предполагая, что все это заранее подстроено, я неожиданно попросил ее повторить опыт. Она повторила его безо всяких затруднений — несмотря на тщательное наблюдение, я не сумел открыть секрет этого «фокуса».
Другой опыт относится к разрезыванию брюха ножом и составляет вариант известного «фокуса», который производится шаманами различных племен. Упунге произвела его над собственным сыном, мальчиком лет двенадцати. Для этой цели она положила его навзничь, обнажила ему живот, низко нагнулась к животу мальчика, потом взяла нож. Пропустив лезвие между собственных пальцев, по обычному шаманскому приему, сделала длинный продольный разрез и тотчас же вставила в его концы свои толстые пальцы. Мальчик слегка простонал. Кровь хлынула в обе стороны и залила пол. Упунге нагнулась еще ниже, бормоча и тряся головой, и стала зализывать рану. Через минуту на животе мальчика не было никаких следов, кроме кровяных пятен и обычной грязи.
Все было сделано очень чисто, но на этот раз мои наблюдения были счастливее. Упунге во все время опыта показывала знаками, что ей очень жарко. Две дочери, еще девочки, брали из кадки с водой комочки мокрого снега и подносили ей, и она глотала их, по обычаю туземцев. В комочках была закатана свежая кровь тюленя, ибо то было время разгара тюленьей охоты. Упунге распускала снег во рту и потом, низко склонившись к предполагаемой ране, выпускала кровь на живот мальчика. Видимость раны была произведена искусным нажимом больших пальцев шаманки. Талая кровь собралась в складках живота и произвела иллюзию. <…> Опыт с ножом играет видную роль также и в шаманской «хирургии». Каждый уважающий себя шаман имеет магический нож и догулку и претендует на такое же умение, как Упунге. Он делает вид, что разрезывает пациенту брюхо, потом вынимает болезнь или вкладывает туда потерянную душу и заговаривает рану. Чукчи веруют в такую «хирургию» стойко и твердо, почти как в научную истину[129].
Так рассуждали о шаманских чудесах ученые с конца XIX века до примерно 1990-х годов, рационализируя их. Начиная же с конца XX века российские исследователи меняют свой взгляд — уже не предлагают жестких рациональных объяснений, а исходят из того, что если люди верят во что-то, считают реальным, то для них все это реально, хотя бы по своим последствиям. Соответственно, нужно не отрицать верования других народов, а относиться к ним с уважением и считать их реальными, — по крайней мере, для тех, кто во все это верит. Ученые ныне не стремятся проверять рассказы на истинность фактов, а рассматривают сами рассказы: как они устроены, зачем люди их рассказывают, каких целей хотят этим достичь. А если во время этнографической работы сталкиваются с необъяснимыми в рамках западной рациональности явлениями, то делятся своим уважительным удивлением с читателями. Например, описывая камлания нганасанского шамана Тубяку Нгамтсуо, на которых присутствовала группа исследователей из России и Эстонии, известный лингвист Евгений Хелимский пишет: «Следует сказать, что производит чрезвычайно сильное впечатление точность высказанных (шаманом) догадок о небесных знамениях и погодных явлениях, и особенно — нескольких догадок о заведомо неизвестных Тубяку обстоятельствах, например о приезде Хендрика Релве вместо другого человека или о том, что Адо Линтроп пользуется “замененной” (смонтированной с чужеродными деталями) видеокамерой»[130]. Вот некоторые такие фрагменты.
Диалог шаманского духа Хотарыэ и исследователей
Хотарыэ, дух-помощник шамана Тубяку, говорит его устами:
«Если мы хорошо используем наше зрение в этот день, (то вот что:) два вида работ ты носишь (= выполняешь), говорят».
Обращение к Трийну Оямаа; правильность догадки о выполнении ею двух видов работы — залог успеха камлания.
«Если это я угадаю, мы будем хорошо работать».
Следует подтверждение догадки.
«Еще один мой сын, от бога (данные) ваши имена я не называю!»
Имени адресата (Хендрик Релве) Хотарыэ не знает.
«В эту землю не ты должен был прийти, говорят, на чужое слово ты пришел, говорят».
Хендрик Релве подтверждает, что его приезд в Усть-Авам явился для него самого неожиданностью, в экспедиции должен был участвовать другой человек.
<…>
«Будучи (= если я) действительно прав, (то) со стороны восхода солнца заметный виден, говорят, небесный знак виден, говорят».
Участники обряда выходят на улицу посмотреть на восток, где действительно обнаруживается необычная конфигурация облаков, очертаниями явственно напоминающая реку с высокими берегами и соединяющим их мостом[131].
Примеры уважительного отношения к шаманам Сибири и их мировоззрению мы можем видеть в замечательной книге Юрия Борисовича Симченко «Обычная шаманская жизнь»,
