на пользу и благо людям, помогало им выжить и продолжить свой род. В тяжелых, подчас экстремальных природных условиях в каменном веке (продлившемся кое-где на нашей планете до середины XX столетия) сообщества охотников-собирателей были порой готовы хвататься за любую соломинку, чтобы не умереть от голода, спастись от болезней, чтобы рождались, росли и продолжали тонкую нить жизни дети. Если только подумать, сколько раз человечество было на краю гибели, если представить, что некогда во всей Евразии жили всего лишь несколько десятков тысяч человек нашего вида, Homo sapiens — как население небольшого города или одного столичного района… Неудивительно поэтому, что шаманство как мифо-ритуальная система, ответственная за сохранение жизни, легко вбирала в себя все пригодное для этой цели. Так продолжалось, видимо, тысячелетиями и, естественно, не должно было вдруг прекратиться. Так в шаманскую символическую вселенную, в их песнопения и ритуалы вошли христианские и буддистские образы, а в советские годы — образы Ленина, коммунистической партии и комсомола.
Фрагмент камлания Тубяку Нгамтусуо, 1989
Существующий мой советский (строй) устанавливающей персоны — Горбачева стояние (имеет место). Лениным основанной страны выросло население вровень с головой Ленина. <…> Основанной Лениным и сегодня дышащей (= действующей) ленинской партии имя, ленинский комсомол, установление советской власти, какой-нибудь настроенный не на добро (человек) крепкий закон пусть не повредит, установленный Лениным отцовский закон, материнский закон. <…> Если вы такое увидите (обещанное шаманом погодное явление), то до надежно устроенных Лениным живущих (= действующих) пенсий, до государственных обеспечений без беды вы дойдете[139].
Как отмечает Е. А. Хелимский, опубликовавший расшифровку этого камлания, политико-идеологические реминисценции не являются данью присутствию исследователей, чья деятельность ассоциируется у Тубяку с советской властью, а постоянно встречаются в камланиях; смысл этого — не выражение лояльности власти. «А стремление заручиться поддержкой — или хотя бы доброжелательным нейтралитетом — вполне мифологизированного Ленина. <…> Политико-идеологические понятия небезосновательно трактуются как система религиозных представлений соседнего народа, отличная от нганасанской системы представлений, но заслуживающая внимания и уважения. Собственно говоря, для шамана <…> советская идеология смыкается с православной религией (пришедшей из того же внешнего по отношению к нганасанам источника), продолжая линию Николая Угодника и Владимирской Божьей Матери и дополняя ее новыми персонажами»[140].
Здесь имеется в виду, что в числе священных предметов Тубяку Нгамтусуо были иконы св. Николая Чудотворца и Богоматери Владимирской, привезенные им в 1988 году из Москвы, где он выступал на фольклорном фестивале.
Обращение народов Сибири в христианство началось в XVI–XVII веках, где-то оно шло интенсивнее — среди обских угров, ненцев, эвенков, якутов, а где-то, в более удаленных северных землях — среди нганасан, юкагиров, чукчей, — было гораздо менее заметным. Но довольно быстро у всех этих народов распространились православные кресты и иконы, занявшие важное место среди священных предметов. Это неудивительно: чужую веру коренные народы понимали через свою; и когда они увидели священников, то приняли их за русских шаманов, а иконы — за шаманских духов.
У ненцев в священной нарте хехе хан и в начале XXI века мог храниться луца хехе — «русский бог» — старинная икона с привязанными к ней амулетами. У нганасан среди койка — культовых предметов — были металлические иконы, к которым в верхней части привязывали бусины — «глаза» койка, как это делали по обычаю с фигурками духов. На рисунке ниже мы видим койка Никулуска-нгуо — старинную икону-складень. В ее центральной части изображен св. Николай Чудотворец, на правой створке — другие святые. Левая створка утеряна, и местный мастер попытался ее восстановить из костяной пластинки, пририсовав лики святых — не только ради «реставрации», но и для общения с ними, а также, видимо, для «кормления».
Икона св. Николая Чудотворца.
© Экспонаты частного музея О. Крашевского, плато Путорана, туристическая база «Бунисяк»
Иконы святых действительно «кормили», как и изображения духов, — об этом есть этнографические материалы. Например, свидетелем ритуала, когда манси «кормили» свое божество и икону св. Николая, был К. Д. Носилов. Он подробно и красочно описал это в своей книге.
Вогульский праздник (фрагмент)
Затем ко мне подскочил почти голый вогул с красным, возбужденным лицом, взял меня под свое покровительство, <…> провел меня и посадил в передний угол. <…> Я разглядел и навешенные в переднем углу шелковые платки, и разложенные перед темным, подозрительным сундучком шкурки дорогих соболей, и разные приношения вогулов по стенкам, которые освещал страшно пылающий чувал. Мой покровитель <…> торопился мне объяснить, что они молятся Богу, что они темные люди, не знают, как молиться, что «батюшко» их не научил еще молиться, и вот они собрались поблагодарить Бога за то, что он им послал хороший промысел на реке, что спас от чумы их оленей на Урале. <…> Вероятно, чтобы показать, что они молятся, как говорится, «и нашим, и вашим», они достали откуда-то восковые свечи, зажгли их перед иконой Николая Чудотворца, поставили их и перед темным сомнительным сундучком и в избу ввели годовалого пестрого оленя. <…> После того как были удовлетворены скрытое в ящике божество, гость и Николай Чудотворец, которому жрец вымазал кровью уста, вогулы принялись сами за угощение. <…> Вскипел ужин. Опять подали священному сундучку чашечку вареного мяса, опять угостили Николая Чудотворца, опять предложили и мне, грешному, угощение. <…> Все старались меня занять, узнать, какое я вынес впечатление, одобряю ли я их праздник. Но больше всех распинался мой покровитель, говоря все о том же тревожившем его вопросе вероисповедания, уверяя, что они темные люди, что не знают, как молиться Богу, что рады его милостям, что готовы отдать за Него душу, и даже в подтверждение своих слов лез лобызать Николая Чудотворца, который как-то строго-спокойно, освещенный догоравшей свечкой, смотрел с полочки на все это дикое общество с замаранными кровью устами, словно сожалея их, словно говоря словами Спасителя: «Боже, прости их, они не ведают, что творят…»[141]
Известен даже случай, когда мансийский шаман ночью пробрался в церковь, зарезал оленя перед иконой св. Николая и помазал его лик кровью, прося для своих сородичей охотничьей удачи. Но чаще, конечно, к иконе святого приносили деньги, шкурки пушных зверей, иногда и живых оленей. Вообще святитель Николай, Мир Ликийских чудотворец, был, пожалуй, самым популярным христианским святым у коренных народов Сибири, его ценили наравне с самим Христом. Святителя Николая они отождествляли со своим верховным богом: манси и ханты — с Торумом, ненцы — с Нумом. Ненцы также называли святого Николая Луца Вэсако, Русский Старик, и рассказывали о его помощи рыбакам и путешественникам — вполне в
