Заканчивая что-нибудь, Лермонтов заезжал к Краевскому; он прочел ему вслух "И скучно и грустно".
- Дьявол! - отозвался редактор. - Если пропустит цензура, опубликуем в "Литературной газете". А повесть? Повесть?
- Будет, будет. "Тамань".
- "Тамань"?
- Тамань - самый скверный городишко из всех приморских городов России. Я там чуть-чуть не умер с голода, да еще вдобавок меня хотели утопить.
- Тебя?
- Меня. Но пусть все думают, что это из записок Печорина.
- Для второй книжки успеешь?
- Да. Теперь я пишу дневник Печорина, который в Пятигорске от скуки затевает роман с княжной Мери и дуэль. Будет дуэль, а я никогда не стрелялся.
- Экая новость!
- Я же не романтик, который высасывает из пальца все ужасы своего воображения; мне надо пережить то, что описываю.
- А Демон?
- Там каждая строка пережита мною и много раз. Это история моей души, как роман - история души человеческой.
- А название?
- "Один из героев нашего века". Что?
- Длинно и не звучит, как название. Это подзаголовок, когда тут же явится и другой герой.
- Печорин - в самом деле один из героев нашего века; были ведь и другие, да еще какие.
- Да, богатыри - не вы!
- В том-то все дело.
- Что если просто "Герой нашего времени"?
- Если с иронией, годится. Хорошо. "Герой нашего времени". Да, только поймут ли иронию?
- Будем надеяться.
- А знаешь, скажут: автор изобразил себя! - Лермонтов громко расхохотался и выбежал вон.
Лермонтов и Монго-Столыпин в разгар новогодних балов и маскарадов расстались с Андреем Шуваловым и Ксаверием Браницким; по каким-то причинам они вызвали неудовольствие у Николая I, им грозил перевод в армию, знатные родственники, а в отношении Шувалова - с участием самой императрицы, выхлопотали им удаление не на Кавказ, а в Варшаву - в качестве адъютантов к наместнику польскому князю Паскевичу. Можно было подумать, что "кружок шестнадцати" раскрыт и, хотя ничего предосудительного в поведении молодых людей не обнаружено, гонений не избежать всем его членам.
Лермонтов, нехотя таскаясь по балам и маскарадам, продолжал работать над повестью "Княжна Мери", дневниковый характер которой вел к раздумьям самого непозволительного свойства, что приходилось рвать, чтобы выдержать общий тон романа с динамическим развитием фабулы каждой из повестей, не нарушить его из-за обилия воспоминаний, связанных с теперешними образами - княжны Мери и Веры. Интрига вела к неминуемой дуэли, и вдруг Лермонтов почувствовал, что в его жизни создалась ситуация, которая может привести к дуэли. Другой бы поостерегся, поэт же лишь расхохотался, словно судьба позаботилась о том, чтобы ему не было скучно.
4
На балу у графини Лаваль 16 февраля 1840 года в одной из комнат, где обыкновенно госпожа Тереза фон Бахерахт собирала интересных собеседников на литературные темы, прельщая их своей зрелой миловидностью и умом, общительной свободой взгляда и разговора, еще мало свойственных петербургским дамам, показался Лермонтов, угрюмый, словно собравшись выйти вон, повернул не туда. Госпожа Бахерахт так и кинулась к нему:
- Лермонтов! Михаил Юрьевич!
Тут явился Эрнест де Барант, на которого госпожа Тереза и не взглянула, находясь с ним явно в размолвке, ибо он держался с нею развязно и самоуверенно, добиваясь ее благосклонности, и, верно, где-то переступил черту. Лермонтов, свидетель его иного поведения у княгини Щербатовой, постоянно насмехался и смущал его; впрочем, он держался и с госпожой Терезой также. В свете играть роль литератора, как ныне граф Соллогуб, - это же смешно!
Барант выразительно взглянул на Лермонтова, мол, не пора ли нам посчитаться, и прошел в глубь особняка; Лермонтов последовал за ним. Госпожа Бахерахт растерянно всплеснула руками.
В пустой угловой комнате с окнами на Неву они сошлись.
- Мне кажется, нам должно объясниться, - заявил весьма запальчиво молодой француз.
- Извольте, - поклонился Лермонтов.
- Правда ли, что в разговоре с известной особой вы говорили на мой счет невыгодные вещи? - произнес заготовленную фразу Барант.
Лермонтов вскинулся и отвечал:
- Я никому не говорил о вас ничего предосудительного, - и покачал головой.
- Все-таки если переданные мне сплетни верны, то вы поступили весьма дурно, - произнес Барант, помимо слов, оскорбительным тоном.
- Если переданные вам сплетни верны, то вы можете пенять лишь на самого себя, барон! - расхохотался Лермонтов и, посерьезнев, добавил. - Что же касается меня, выговоров и советов не принимаю и нахожу ваше поведение весьма смешным и дерзким.
Барант вспыхнул и задвигался, словно не зная, на чем закончить это объяснение. Лермонтов мог бы повернуться и выйти в гостиную, оставив Баранта самому искать выход из положения, в которое поставил себя. Он пристально посмотрел на француза: "Ну, что?" - то и дело вспыхивал смех, как искры света, в его больших темных глазах.
- Если бы я был в своем отечестве, то знал бы, как кончить это дело, - заметил Барант, имея в виду, что в России дуэли запрещены.
Лермонтов усмехнулся:
- В России следуют правилам чести так же строго, как и везде, и мы меньше других позволяем оскорблять себя безнаказанно.
- Допустим, - Барант вызвал русского офицера, вызов был принят.
Лермонтов вернулся в танцевальную залу, где блистал Монго-Столыпин уже не в гусарском ментике, а в одеянии современного льва и в облике совершеннейшего красавца. Он подал ему знак, увел за собой в сторону и передал ему свой разговор с Барантом.
- Будешь моим секундантом?
- Конечно.
- Хорошо. Завтра жду тебя у себя, - и Лермонтов отправился домой. Теперь он мог заново продумать один из эпизодов повести "Княжна Мери", уже законченной, с тем была завершена работа над романом "Герой нашего времени", который уже готовился к печати.
Алексей Аркадьевич Столыпин на следующий день был у Баранта, который представил ему в качестве своего секунданта виконта д’Англеса, недавно приехавшего в Россию с какой-то ученой миссией. Барант объявил, что будет драться на шпагах. Он, видимо, шпагой владел хорошо, да и французы дерутся на шпагах на дуэлях, редко достигая при этом смертельного исхода. Но Столыпин заметил:
- Но Лермонтов, может быть, не дерется на шпагах.
- Как же это офицер не владеет своим оружием? - удивился в свою очередь Барант.
- Оружие кавалерийского офицера - сабля, и если вы уж того хотите, то Лермонтову следует драться на саблях, - усмехнулся Столыпин.
- На саблях?! - французы переглянулись.
- У нас в России не привыкли, впрочем, употреблять это оружие на дуэлях, как и шпаги, а дерутся на пистолетах, которые вернее и решительнее кончают дело, - Алексей Столыпин выпрямился. - Однако же за вами право выбора оружия.
Барант настоял на своем, ссылаясь на обычай в своей стране и на право выбора оружия, по которому не возникло спора, поскольку Лермонтов счел француза обиженной стороной, а не себя.
- Хорошо, - согласился Столыпин. - В таком случае, чтобы дело кончить вернее, предлагаю как секундант Лермонтова такие условия: дуэль на шпагах, до первой крови, - это, так сказать, разминка, - потом на пистолетах.
Виконт д’Англес запротестовал, но Баранту отступать было некуда.
- Теперь, когда готовность драться на дуэли подтвердили обе стороны, господа, подумаем о возможности примирения без кровопролития и огласки, всегда и для всех нежелательной, - проговорил неторопливо Столыпин.
- Примирение возможно, если господин Лермонтов принесет извинения, - заявил Барант.
- Я говорил с ним об этом. Лермонтов не знает за собой ни вины, ни какого-то промаха в своих словах, чтобы просить прощения. Это не тот случай. Если даже кто-то в точности повторяет его слова, обидные для вас, по вашему разумению, за свои слова он не может просить прощения. А когда его слова перевирают или дурно понимают, тем более.
- Так, господин Лермонтов не станет просить извинений?
- Никогда.
- Значит, все, как условились. Завтра, в 12 часов дня, за Черной речкой, близ Парголовской дороги.
Как провел день и ночь перед дуэлью Лермонтов? А Столыпин? Сознавал ли он, что из-за ничтожной причины Россия может лишиться еще одного поэта - и снова от руки француза, искателя приключений? Но в деле чести исход не играет роли. Однако Столыпин мог понадеяться на ловкость Лермонтова, да он и шпагой владеет, и меткий стрелок. Скорее заносчивый Барант поплатится за Дантеса. Что ж, сам напросился. Но Столыпин не знал, как поведет себя Лермонтов во время поединка, имея все преимущества.
Противники съехались за Черной речкой по Парголовской дороге к назначенному часу. Шел мокрый снег, а иногда просто дождь. Выбрали площадку неподалеку от дороги за рощей. Секунданты обменивались короткими фразами.
