Я кружился и кружился в бешеном танце, исступленно призывая ветер. Чтобы заставить меня остановиться и замолчать, Дионисий прыгнул мне на плечи и повалил на палубу: иначе буря могла разыграться не на шутку и мы бы остались без кораблей. Ударившись головой о доски, я почувствовал, как сила уходит из моего тела, словно вода из дырявого сосуда. Я вновь стал обыкновенным человеком, и мне пришлось цепляться за канаты и поручни, чтобы не оказаться за бортом.
Голос Дионисия, отдающего команды, перекрывал стон ветра. Ему самому пришлось разрубить канаты, которыми были привязаны к нам оба пятидесятивесельных судна, потому что моряки никак не решались испортить дорогую веревку. После тарана этрусков фокейцы заткнули полученные пробоины овечьими шкурами, но теперь они выпали и в трюмы хлынула вода. С одного из пятидесятивесельников раздались крики о помощи. Наша же трирема так накренилась, что тоже зачерпнула воду — через нижние отверстия для весел. Короче говоря, на всех наших кораблях поднялась паника и продолжалась до тех пор, пока Дионисий буквально не взревел от злости и негодования и не приказал команде тонущего пятидесятивесельника покинуть свой корабль и перебраться к нам. Моряки охотно проделали этот маневр, причем некоторым даже удалось прихватить свой скарб и часть ценностей; к сожалению, каменный петух, снятый с городских ворот в Гимере, пошел ко дну вместе с судном. Два человека, поскользнувшись, упали в воду и погибли. Второй пятидесятивесельник исчез в рычащей тьме.
Дионисий и его рулевые сумели-таки заставить верхний ряд гребцов взяться за весла, хотя из-за качки люди с трудом могли усидеть на скамьях. Спустя какое-то время им все же удалось развернуть корабль против ветра, так что мы, к счастью, не перевернулись. Я совершенно не понимал, как это фокейцы умудряются грести и вообще передвигаться по кораблю, который то взмывал вверх, то опускался куда-то в бездну. Однако стоило Дионисию поставить мачту и поднять небольшой парус, как корабль стал слушаться спешно починенных рулевых весел. Парус оказался как нельзя более кстати: многие гребцы лежали под скамьями со сломанными ребрами и стонали, призывая смерть.
Кое-как, на ощупь, я пробрался к Арсиное. Она ерзала на животе по всей каморке, хватаясь руками за ускользающие стены, а из ее носа текла кровь. Почувствовав мое прикосновение, она разрыдалась и, перемежая упреки с приступами рвоты, воскликнула:
— Так это сделал ты, Турмс? Но неужели надо было вызывать такую бурю только потому, что ты несказанно рад нашему будущему ребенку? Наверняка ты мог спасти нас как-то иначе — стоило тебе только чуточку подумать. Ты, что же, хочешь, чтобы я испустила дух, ударяясь об эти стены?!
Я обнял ее и защитил своим телом, которое тут же покрылось ссадинами и царапинами — так меня бросало из стороны в сторону; а уж что происходило в желудке — лучше не вспоминать.
Как ни странно, мы остались живы той ночью. Когда взошло солнце, шторм уступил место попутному ветру. С надутыми парусами мы, разрезая огромные волны, неслись на запад, и корабль вставал на дыбы, как норовистый конь. Люди начали улыбаться и шутливо перекрикиваться. Дионисий разделил между нами неразбавленное вино и оставил немного для жертвы Посейдону, хотя многие и посчитали это излишним.
Впередсмотрящие сообщили, что далеко впереди появился парус. Один из моряков взобрался на мачту и прокричал оттуда, что это — полосатый парус нашего пятидесятивесельника. Около полудня мы догнали его и с радостью обнаружили, что он не слишком пострадал.
Я и впрямь вызвал именно восточный ветер, хотя и не приписывал это себе. Небо прояснилось, но ветер продолжал дуть несколько дней кряду и с хорошей скоростью гнать наши корабли на запад. Наконец на третий день мы заметили берег с похожими на тучи синими горами, темнеющими на горизонте. Дионисий сказал:
— Перед нами один из больших островов, на котором наши предки хотели основать колонии. Между островами есть пролив. Если повезет, через него мы попадем в то море, на севере которого находится Массалия.
Дионисий приказал повернуть на северо-восток, то есть идти вдоль береговой линии, однако ветер не позволил этого и неустанно толкал нас к суше, так что вскоре нашему взору открылись холмы, шахты и дым, идущий из железоплавильных печей. Гребцы торопливо схватились за весла, и мы даже не заметили, как очутились между островками, где нас понесло течением.
Дионисий решил, что первым пойдет пятидесятивесельное судно, которое должно было проверить, не узок ли проход. Кроме того, он распорядился выставить на носу и корме наблюдателей и подыскивать место для стоянки, так как в столь опасном месте нельзя было оставаться на ночь, да к тому же нам предстояло еще вытащить корабли на берег и заняться их починкой.
Обогнув скалистый мыс, мы наткнулись на рыбацкий челн, везущий богатый улов и сети. Нам удалось захватить троих смуглых и черноглазых сардов, они и превратились в наших проводников. Они не говорили ни на одном понятном нам языке и всего боялись, но толстая веревка в руках Дионисия оказалась хорошим учителем. Пленные сообщили, как именно надо обходить опасные островки, чтобы попасть в пролив. Если мы правильно поняли их жесты и восклицания, этот пролив был довольно глубоким и плавать по нему было безопасно.
Заметив железные наконечники на сардских гарпунах, мы решили, что эти люди либо подданные этрусков, либо торгуют с ними. Дионисий тотчас захотел добиться их расположения: он приказал одному из пятидесятивесельников взять на буксир лодку проводников и не позволил своим людям уничтожить их сети и рыболовные снасти, да к тому же заплатил им за рыбу несколько драхм; впрочем, он был при этом ничуть не щедрее Криниппа из Гимеры.
Повертев в руках гимерийские монеты, рыбаки указали нам проход в открытое море и пустынный остров, на песок которого мы смогли вытащить наши корабли. С самого высокого места на острове была видна синяя полоска берега вдали, и Дионисий не позволил развести костер, чтобы приготовить еду. Нам пришлось довольствоваться сырой рыбой, посыпанной солью, однако мы так проголодались и так давно не ели свежей пищи, что с жадностью проглотили рыбу вместе с костями и чешуей.
6
Поев, мы легли отдохнуть и заснули как убитые. После твердых корабельных досок песок и пахучая трава показались нам удобнее любого шерстяного матраца, хотя перед сном у некоторых и случились желудочные колики из-за съеденной сырой рыбы. Арсиноя спала в моих объятиях, уткнувшись носом ко мне в грудь. Дориэя все еще не выпустили из канатного ящика, ибо многочисленные ушибы, полученные во время бури, не помешали ему еле слышным голосом пообещать задушить Дионисия голыми руками, как только мы развяжем его.
На рассвете мы проснулись от холода и увидели, что сарды скрылись, забрав свою лодку и рыболовные снасти. Дионисий отругал и даже поколотил часовых, невзирая на их заверения, что они четко выполняли полученный приказ: следить за кораблями и охранять наш сон. О сардах же якобы не было сказано ни слова. На рассвете, объяснили обиженные стражники, пленники показали жестами, что хотят выйти в море, чтобы наловить побольше рыбы. Все они крутили в руках свои драхмы, давая понять, что не прочь еще подзаработать. Поэтому стражники и не подумали их останавливать. Дионисий в гневе закричал, что такие глупцы не могут быть фокейцами — наверняка, мол, какие-то чужеземцы разделили ложе с их матерями и подарили своим сыновьям тупые башки.
Всех нас охватили плохие предчувствия, и Дионисий приказал немедленно спустить корабли на воду. Сарды, должно быть, уже успели поднять тревогу на берегу, и тот же восточный ветер, который помог нам благополучно добраться до Сардинии, наверняка гонит за нами этрусские военные корабли. Теперь только скорость могла спасти нас. Если понадобится, говорил Дионисий, мы с боем пройдем через пролив и возьмем курс на Массалию. Он просил нас опять поверить в его везение, его удачу, которая пока ни разу не оставляла его.
Но в это утро все было как будто заколдованным — и течение, и приливы, и отливы у чужой земли были так изменчивы и непонятны, что наши корабли никак не могли отойти от берега и стояли возле него как прикованные. Собрав все силы, надрываясь, мы с трудом стащили трирему в воду.
Солнце уже высоко стояло в небе, когда мы наконец двинулись в путь. Течение в проливе подхватило нас и быстро понесло к югу, а на востоке тем временем показались большие паруса, и вскоре мы увидели преследователей — красные и черные военные корабли. Моряки с пятидесятивесельного судна умоляли Дионисия не бросать их в беде, если дело дойдет до боя. Дионисий сердито прикрикнул на них:
— Это в вас говорит нечистая совесть! Вы отлично знаете, что сумеете оторваться от нас и скрыться, потому что вы куда легче триремы. Но поверьте, самим вам никогда не добраться до Массалии. Вместе мы сильны, а если разделимся, то тиррены легко перебьют нас поодиночке.
