К тому времени, когда мы пробрались через пробки, обедать было уже поздно, и Сулейман решил не довозить меня до дому. Когда мы подъехали к Дуттепе, он заметил каких-то друзей и резко остановил машину. «Ладно, мы уже близко, тут не так уж трудно забраться на холм, – сказал он. – Вот, возьми это и купи матери немного хлеба по дороге!»
Я купила хлеб и медленно поплелась к дому Акташей.
Райиха. Безымянная девочка в моем животе выросла так сильно, что мне было уже трудно садиться. Однажды вечером Мевлют читал имена из своей книжки: «Хамдуллах – тот, кто благодарит Аллаха; Убейдуллах – слуга Аллаха; Сейфуллах – воин Аллаха». Я решилась прервать его: «Дорогой, в этой книге есть что-нибудь про имена девочек?» Он сказал: «О, гляди-ка, есть, кто бы мог подумать?» Он сказал это как человек, который однажды обнаружил, что в его любимом ресторанчике, куда он ходит много лет, есть «семейная комната» на втором этаже, предназначенная для женщин. Такой человек мог бы кинуть сквозь щель в двери быстрый, застенчивый взгляд на женщин, и точно таким же образом Мевлют мельком посмотрел на последние страницы, перед тем как снова вернуться к именам мальчиков. К счастью, Ведиха сходила и принесла мне еще две книги из славного магазинчика в Шишли, в котором также продавались и игрушки. В одной из них содержались в основном национальные имена Средней Азии, такие как Куртджебе, Алпарслан или Атабек, а имена девочек жили на отдельных страницах, подобно тому как мужчины и женщины жили раздельно в османских дворцах. В «Энциклопедии современных имен», однако, мальчики и девочки были перемешаны, словно в частной школе или на свадьбе в богатой европеизированной семье, но Мевлют лишь смеялся, когда читал женские имена – Симге, Сюзан, Мине, Ирем. Внимательно он изучил только мужские: Толга, Хакан, Кылыч.
Рассказывая все это, я не хочу, чтобы вы подумали, что для Мевлюта рождение дочери Фатьмы в апреле оказалось какой-то трагедией или что он начал иначе относиться ко мне за то, что я не смогла подарить ему сына. Все было совсем наоборот. Мевлют был так счастлив стать отцом, что повторял каждому, что всегда хотел девочку, да и сам в это поверил. На нашей улице жил фотограф по имени Шакир, который делал фотографии людей, пивших ракы и вино в барах Бейоглу, потом быстро бежал в свою старую лабораторию, чтобы побыстрее проявить их, напечатать и продать. Мевлют однажды привел его к нам, чтобы он снял его, улыбающегося во весь рот, с малышкой на руках. Мевлют приделал фото к стеклу на своей тележке и роздал немного риса бесплатно, говоря покупателям: «У меня девочка родилась». Вернувшись вечером домой, он сразу сажал Фатьму на колени, подносил ее левую ручку близко к глазам, тщательно разглядывал ее пальчики, словно часовщик у себя в лавке, и приговаривал: «Смотри, у нее тоже есть ноготки» – и затем сравнивал свои и мои пальцы с дочкиными и целовал нас обеих со слезами на глазах, полный восхищения этим чудом Аллаха.
Мевлют был очень счастлив, но в душе его шевелилось нечто странное, о чем Райиха не подозревала. «Благослови Аллах вашего красивого сына!» – говорили покупатели, увидев фотографии Фатьмы у него на тележке, где они отсыревали от пара, поднимавшегося от риса, и тогда Мевлют признавался им, что это девочка. Немало времени ушло и на признание перед самим собой того, что настоящей причиной его грусти стала ревность к ребенку. Вначале он думал, что его раздражает необходимость просыпаться несколько раз посреди ночи, когда Райихе надо покормить Фатьму. Кроме того, все лето была проблема с комарами, которые пробирались под детскую москитную сетку и пили малышкину кровь, из-за чего она все время плакала. Наконец Мевлют заметил, что странное чувство охватывает его каждый раз, когда он видит, как Райиха воркует над ребенком и дает ей свою огромную грудь: ему было неприятно видеть, что Райиха смотрит на девочку с той любовью и восхищением, которые, казалось, должны быть предназначены ему. Однако он не мог сказать ей об этом и начал обижаться на нее. Райиха и ребенок стали одним целым, и Мевлют ощущал себя ненужным.
А ведь ему нужна была жена в доме, которая бы постоянно говорила ему, как он важен. Но с тех пор как родилась Фатьма, Райиха перестала говорить ему: «Ты сегодня очень хорошо поработал, Мевлют!», «Как мудро ты придумал использовать оставшийся фруктовый сироп, чтобы подсластить бузу, Мевлют!», «Надо же, как ты сумел заманить к себе всех чиновников из муниципалитета, Мевлют!». Во время Рамазана никто не продавал еду на улицах, так что Мевлют днем сидел дома. Ему хотелось заниматься с Райихой любовью все утро, чтобы отвлечься от ревности, но она не хотела «делать этого» перед ребенком. «Прошлым летом ты боялась, что Аллах увидит нас, теперь ты боишься, что ребенок увидит нас! – однажды закричал на нее Мевлют. – Тогда вставай и замеси мороженое». Мевлюту доставляло удовольствие следить, как Райиха, пьяная от счастья материнской и женской любви, покорно вылезает из постели и месит мороженое, сжимая длинную ложку обеими руками, вены на ее изящной шее выступали от напряжения, а он, глядя на нее, время от времени покачивал детскую кроватку.
Самиха. Прошло много времени с нашего приезда в Стамбул. Мы все еще живем у сестры в Дуттепе. Спится мне с трудом, потому что отец сильно храпит. Сулейман подарил мне витой золотой браслет. Я приняла подарок. Сестра говорит, что пойдут разговоры, если вскоре не дойдет до сватовства.
Райиха. Мевлют так ревновал меня, когда я кормила Фатьму, что сначала я всерьез расстроилась, а потом у меня совсем пропало молоко. В ноябре я снова забеременела. Что мне теперь было делать? Я не могла сказать Мевлюту о новом ребенке, пока не буду уверена, что это мальчик. Но что, если нет? Мне не сиделось дома; я решила поехать к Ведихе, а заодно и с Самихой поговорить. С почтового отделения на Таксиме я позвонила им, узнала, что случилось, и в ужасе вернулась домой.
6. Самиха сбегает
Ради чего живет человек?
Ведиха. Однажды днем Самиха появилась в дверях нашей спальни, в платке и со своим чемоданчиком в руках. Она дрожала как лист на ветру.
– Что случилось? – спросила я.
– Сестра, я влюблена, я убегаю с ним, такси уже здесь.
– Что?! Ты с ума сошла? Не делай этого!
Она заплакала, но не передумала.
– Кто он? Где ты нашла этого парня? Смотри, как Сулейман любит тебя, не ставь отца и меня в такое положение, – сказала я. – Кто вообще убегает на такси?!
Моя младшая сестра, ослепленная любовью, была так взволнована, что даже не могла говорить. Она взяла меня за руку и отвела в комнату, где жила с отцом. Она сложила подарки Сулеймана аккуратной кучкой на столе – браслет и два платка, один украшенный лиловыми цветами, а другой с вышитыми газелями. Она указала на них, будто была немой.
– Самиха, у отца будет удар, когда он вернется домой, – сказала я. – Ты ведь знаешь, он принимал от Сулеймана подарки и взял деньги на вставные зубы и кучу других вещей. Ты в самом деле хочешь устроить отцу такое?
Она смотрела себе под ноги и молчала.
– Мы с отцом будем опозорены на всю оставшуюся жизнь.
– Райиха тоже убежала, но все закончилось хорошо.
– У Райихи не было других поклонников, к ней никто не сватался, ее никому не обещали, – сказала я. – Но ты не такая, как Райиха, ты красивая. И отец не брал ни у кого денег за руку Райихи. За такое прольется кровь.
– Я не знала, что меня кому-то пообещали, – всхлипнула Самиха. – Почему отец дал слово, почему он взял деньги, не спросив вначале меня?
Мы услышали, как такси сигналит с улицы. Самиха двинулась к двери.
– Если ты убежишь, Коркут будет бить меня несколько недель, об этом ты знаешь, Самиха? Он изобьет меня до полусмерти, я буду вся в синяках, ты знаешь об этом, да? – повторяла я.
Самиха. Мы обнялись и заплакали… Мне было так жаль сестру и так страшно…
Ведиха. «Сначала вернись с отцом в деревню! – советовала я. – Тогда можешь бежать. Если ты сбежишь сейчас, они обвинят меня; они будут думать, что я устроила это. Ты знаешь, Самиха, они убьют меня. Кто вообще этот человек?»
Самиха. Сестра была права. Я сказала: «Дай я отошлю такси». Но все равно прихватила свой чемоданчик, когда шла на улицу. Я шла через сад к воротам, когда Ведиха, следившая из окна, увидела у меня в руках чемодан, зарыдала и начала умолять: «Не уходи, Самиха, не уходи, сестрица, милая!» Когда я вышла за ворота и подошла к такси, я не знала, что говорить и делать, затем решила сказать им: «Я передумала, сестра плачет», но дверца такси открылась, и они втащили меня внутрь. У меня даже не было возможности обернуться и напоследок посмотреть на сестру.
