Ведиха. Они втащили Самиху в машину. Я видела все через окно. Я закричала: «На помощь! Эти негодяи похищают мою сестру, на помощь!»
Сулейман. Я проснулся после обеденного сна, выглянул в окно и увидел у задней двери машину… Бозкурт и Туран играли в саду… Я услышал, как Ведиха закричала в доме, затем она выбежала в сад.
Ведиха. Сколько я могла пробежать в тапочках?.. «Остановите такси! – кричала я. – Самиха, милая, вылезай из этой машины!»
Сулейман. Я бросился за ними, но не смог их поймать! Я был так взбешен, что думал, лопну от ярости. Вернулся, вскочил в свой фургон. К тому времени, как я проехал наш магазин и достиг подножия холма, черная машина уже сворачивала за угол в сторону Меджидиекёя. Но еще не все было кончено. Самиха добродетельная девушка. Она не сбежала. Она вернется. Не пишите об этом, не РАЗДУВАЙТЕ ЭТО. Не губите честь хорошей девушки. Я видел черную машину далеко впереди, но не мог догнать ее. Я полез в бардачок, достал оттуда пистолет «кырык-кале»[52] и пару раз выпалил в воздух. Но все равно не пишите об этом, потому что неправда, что она сбежала. Люди неправильно поймут!
Самиха. На самом деле я сбежала. Я убежала по своей собственной воле. Я влюблена! Любовь заставила меня совершить это, и мне стало легче, когда я услышала выстрелы. Может быть, потому, что теперь не было пути назад? Мы сами выстрелили пару раз в небеса, просто так, чтобы дать понять, что не безоружны, но, как только подъехали к Меджидиекёю, оружие убрали. Оказывается, Сулейман был дома в это время дня, и сейчас он гнался за нами на своем фургоне, мне было страшно, но я знала, что он не сможет найти нас в таком потоке. Я так счастлива теперь. Теперь вы сами видите: никто не может купить меня… Меня так все это злило!
Сулейман. Я нажал на газ, едва в потоке машин появился просвет. Но тут – черт! – из ниоткуда возник грузовик, я крутанул вправо и, конечно, – это было неизбежно – врезался в стену! Теперь у меня все плыло перед глазами. Где я? Лучше не двигаться и попытаться понять, что происходит. Похоже, я обо что-то ударился головой. Ну да, правильно! Самиха сбежала. Толпа любопытных детей уже сбегалась к фургону, радуясь забаве… Я ударился головой о зеркало заднего вида, и с моего лба текла кровь, но я развернул фургон и снова погнался за ними.
Ведиха. Дети услышали выстрелы и радостно бросились в сад, думая, что кто-то пускает фейерверк. «Бозкурт, Туран, – крикнула я им вслед, – немедленно в дом и закройте дверь!» Они не слушались, так что я догнала их, шлепнула одного и втащила за руку в дом другого. Я подумала, что следует вызвать полицию. Но стрелял-то Сулейман, умно ли будет звонить? «Что вы здесь торчите, идиоты, звоните отцу!» – кричала я. Вообще-то, я запрещала им трогать телефон без моего разрешения; иначе бы они играли с ним все время. Бозкурт набрал номер и сказал Коркуту: «Папа, тетя Самиха сбежала!»
Я заплакала, хотя понимала, что Самиха поступила правильно, – только никому не говорите, что я так сказала. Конечно, бедный Сулейман безнадежно влюблен в нее. Но он не самый умный парень на свете и не самый красивый. Уже сейчас немного растолстел. Правда, у него такие длинные ресницы, что некоторым девушкам они могут понравиться, но Самиха всегда находила это нелепым и девчачьим. Главной проблемой, думаю, было то, что, влюбившись в Самиху, Сулейман продолжал совершать поступки, которые действовали ей на нервы. Почему мужчины так черствы к женщинам, в которых влюблены? Самиха не выносила его напыщенности, попыток выглядеть мачо, а он такой выпендрежник, думал, что каждый хочет его совета просто потому, что у него в кармане водятся кое-какие деньги. Я сказала себе, что моя младшая сестра молодец, не отдала себя мужчине, которого не могла любить, но потом я задумалась, можно ли доверять тому, другому парню, с которым она убежала. В конце концов я засомневалась: втащить девушку в такси средь бела дня – не лучшая идея. Мы в Стамбуле, а не в деревне! Ему действительно нужно было прикатить прямо под дверь?
Самиха. Все, что я видела на нашем пути по Стамбулу, мне очень нравилось и меня поражало: толпа, люди, уворачивавшиеся от автобусов и перебегавшие на другую сторону, девушки в смелых юбках, парки, большие старые жилые дома. Мне нравилось все это. Сулейман знал, как мне нравилось ездить по городу в его фургоне (я постоянно просила его взять меня с собой), но он редко брал меня, и знаете почему? (Мне пришлось изрядно поломать голову над этим.) Потому что, с одной стороны, ему хотелось быть ближе ко мне, а с другой – он не мог уважать девушку, которая слишком близко дружит с юношей до того, как выйдет за него замуж. Но я такая девушка, которая выйдет лишь за того мужчину, которого любит, – это ясно? Я не думаю о деньгах, я только следую за своим сердцем и готова принять последствия того, что совершила.
Сулейман. Еще до того, как я доехал до Меджидиекёя, они уже проехали Шишли. Я вернулся домой и припарковал фургон, пытаясь сохранять спокойствие. Я все еще не мог поверить в произошедшее, так как не мог представить, что кто-то посмеет украсть мою суженую прямо средь бела дня в самом сердце Стамбула. Никто не стал бы даже пытаться совершить подобное безумство; каждый знает, что за такое убивают.
Самиха. Дуттепе вовсе не «сердце Стамбула», да и я, как вы знаете, не обещала Сулейману ничего. Правда, что за такое могут убить, но, во-первых, каждый день кто-то умирает, а во-вторых, именно поэтому мы и сбежали так далеко. Стамбул бескраен. Теперь, когда горизонт был чист, мы остановились в кафе и пьем айран из картонных коробок. Усы моего любимого от айрана побелели. Я никогда не скажу вам его имя, и вы никогда не найдете нас, так что даже не пытайтесь спрашивать.
Сулейман. Когда я вернулся домой, Ведиха приложила кусок ваты к ране у меня на лбу. Я вышел в сад и дважды выстрелил из «кырык-кале» в шелковичное дерево. После этого воцарилась странная тишина. Я не переставал думать, что Самиха, конечно, вернется домой со своим чемоданчиком как ни в чем не бывало. Тем вечером все собрались в доме. Кто-то выключил телевизор, будто кто-то умер, и я понял, что больше всего меня мучила тишина. Брат курил не переставая. Горбун Абдуррахман был пьян; Ведиха плакала. В полночь я вышел в сад и, глядя с Дуттепе на рассыпанные огни города, поклялся Аллаху, что отомщу за случившееся. Самиха стояла у окна где-то среди миллионов огней там внизу. Осознание того, что она не любит меня, причиняло невыносимую боль, так что я представлял, будто ее увезли против воли, и мне сразу захотелось поубивать тех ублюдков. Наши предки пытали преступников перед тем, как казнить их, – в такие моменты по-настоящему понимаешь важность традиции.
Абдуррахман-эфенди. Каково это – быть отцом, дочери которого сбегают одна за другой? Я немного смущен, но в то же время горд тем, что мои дочери не дожидаются мужа, которого для них выберет кто-то другой, а смело идут с мужчиной. Если бы у них была мать, она бы нашла подходящий путь и никому не пришлось бы убегать… В браке доверие важнее любви, это все знают. Меня беспокоит то, что будет с бедной Ведихой, когда я уеду в деревню. Но моя старшая мудрее, чем выглядит, и, может, она найдет способ избежать наказания.
Сулейман. Я полюбил Самиху даже сильнее после того, как она убежала. До ее бегства я любил ее потому, что она красива и умна, и потому, что все восхищались ею. Это было понятно. Теперь я люблю ее за то, что она покинула меня. Это еще более понятно, но боль невыносима. Я провожу утренние часы в нашем магазине, погруженный в мечты о ее возвращении. Она обязательно должна вернуться – тогда мы поженимся и устроим пышную свадьбу.
Коркут. Пока в доме никто не помогает, украсть девушку трудно. Несколько раз заводил я этот разговор, но Ведиха будто ничего и не слышала. Она лишь плакала и причитала: «Откуда мне знать, город такой огромный». Однажды мы остались дома вдвоем с Абдуррахманом-эфенди. «Некоторые отцы берут с мужчин деньги и все, что пожелают, а затем, когда находят лучший вариант, тайно продают своих дочерей богачам и притворяются, будто дочь сбежала. Пожалуйста, не пойми меня неправильно, Абдуррахман-эфенди, ты уважаемый человек, но как могла Самиха не подумать об этом, когда убегала?» – спросил я. «Я первый заставлю ее заплатить за это», – ответил он. Позже он обиделся на мои слова и перестал приходить домой на обед. Тогда я сказал Ведихе: «Я не знаю, кто из вас помог ей, но ты не покинешь этот дом, пока я не узнаю, куда Самиха убежала и с кем». – «Прекрасно, – ответила жена, – ты все равно никогда не позволял мне выйти за пределы квартала, так что теперь буду сидеть дома. Но хоть в сад-то мне можно выйти?»
