Когда с пирожным было покончено, а мятный отвар выпит, ее величество пожелала вдохнуть немного свежего воздуха. Метель улеглась еще утром, за окном медленно и лениво падал снег, так что возражений сейчас не нашлось бы даже у строгого главного лекаря. Вновь зазвенел колокольчик, в опочивальню под предводительством первой статс-дамы впорхнули ближайшие фрейлины, королеву со всем тщанием одели, укутали в меховой палантин и сопроводили на балкон. Он примыкал к спальне, изящным каменным козырьком нависая над морем, и места на нем более чем хватало, так что побыть в приватности ее величеству не удалось и здесь. Кутаясь в мех, она остановилась у высоких перил. Позади, в пяти шагах от государыни, шеренгой выстроились ближние фрейлины во главе с первой статс-дамой. Верная Маргарита, спрятав руки в кроличью муфточку, встала рядом и подняла лицо к небу.
— Как много снега! — прошептала она, и Амбер улыбнулась — это прозвучало так по-детски трогательно. — У нас в Разнотравье никогда так густо не сыплет.
— Это еще не густо, — обронила Амбер. — В Северных горах иной раз за снегопадом на расстоянии вытянутой руки ничего не видно. А уж метели там — столице такие, пожалуй, не снились.
— О, — прошептала фрейлина. Выпростала ладошку из муфты и подставила ее летящим с небес снежинкам. — Нянюшка говорила, что крупные снежинки летят из решета зимы — а мелкие из сита…
Королева, пряча новую улыбку, взглянула в ее разрумянившееся от мороза личико.
— Вполне может быть, — отозвалась она. И снова перевела взгляд на спящее море, что сейчас казалось бескрайней заснеженной степью. Даккарайская пустошь иногда в феврале тоже казалась пустыней — но и тогда она оставалась мила её сердцу. Амбер подавила вздох. Она скучала по школе, где провела долгих шесть лет, скучала по крошечному флигелю женской казармы, скучала по своим ученикам. Теперь они уже второкурсники. Королева улыбнулась с оттенком печали, вспомнив нескладных юнцов и тоненьких девочек с длинными косами. Когда-то и она сама была одной из них…
Ее величество, памятуя о её положении, берегли от всего, и от дурных вестей в первую очередь — о ноябрьской диверсии в военной школе Даккарая ей до сих пор ничего не было известно. Как и многое из того, что сейчас происходило на западе, но о войне Амбер Норт-Ларрмайн всё же знала. И тревожилась — смутно, тайно, понимая, что ей всё равно не расскажут подробностей, и не желая расстраивать своими расспросами короля. Она попыталась однажды, но Рауль Первый дал ей понять, что больше так делать не стоит. Конечно, он беспокоился о наследнике. И Амбер всё понимала — но тоска от этого лишь усиливалась.
Вслед за своей фрейлиной королева Геона протянула открытую ладонь вперед, ловя снежинки. Они были большие и мягкие как пух.
— Ты не замерзла, Маргарита? — спросила она. Ответа почему-то не последовало, и королева, удивленно повернув голову, осеклась. Юная фрейлина всё так же стояла рядом, только большие карие глаза её болезненно щурились, а свежий румянец на щеках угрожающе багровел яркими закатными пятнами — в отличие от ставших почти совсем белыми губ. Амбер коснулась рукой ее локтя:
— Маргарита?..
— Ваше величество, — прошелестела девушка, комкая в пальцах муфту. — Мне… так ужасно жарко!
Она вдруг закашлялась и покачнулась. Королева, придержав фрейлину за плечо, резко склонилась к ее лицу.
— Маргарита!
Та, словно стыдясь своей невольной бестактности, попыталась улыбнуться — и в уголке ее бледных губ малиновым соком проступила алая капля. Амбер отшатнулась назад.
— Лекаря сюда! — хрипло, повелительно разнеслось над балконом. — Быстро!
Госпожа де Вей подоспела первой. Вдвоем с королевой они подхватили сползающую на каменный пол девушку с двух сторон. Фрейлины, дружно ахнув, всплеснули руками и засуетились, толкаясь — лишь две «гренадерши» и бровью не шевельнули. Первая, оттеснив перепуганных дам от балконных дверей, распахнула их настежь, вторая черной галкой скользнула в полумрак опочивальни.
— Я подержу ее, ваше величество, — выдохнула статс-дама, обвивая рукой тонкую талию Маргариты. — Вам нельзя… Что случилось? Обморок?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Не знаю, — без выражения бросила королева. — Дамы! Помогите госпоже де Вей! Вы двое — придержите двери! Вы — помогите раздеть ее и уложить на постель! За лекарем послали?
— Да, ваше величество, — отозвалась вторая «гренадерша». Под неожиданно жестким командованием государыни лишившуюся чувств Маргариту споро внесли в королевскую опочивальню, раздели, разули и осторожно уложили на кровать. Амбер, одной из последних перешагнув порог, кивком велела закрыть двери и метнула взгляд на серебряный поднос на столике. Малиновые пирожные лежали там же, на блюде. «Гренадерша», перехватив взгляд королевы, чуть склонила голову:
— Вы полагаете, ваше величество…
— Да, — отрывисто прервала ее та. — Готовили их для меня, но ела только Маргарита. Может понадобиться алхимик. И сообщите его светлости.
— Уже сделано, ваше величество, — коротко, по-деловому кивнула та: — Этель даст знать обоим — и главному лекарю, и верховному магу. Не беспокойтесь, присядьте. С вашей фрейлиной всё будет хорошо.
Она ненавязчиво оттеснила королеву в сторонку, подальше от суетящихся вокруг кровати дам, и усадила в кресло. Амбер Норт-Ларрмайн возражать не стала. Она и сама вдруг почувствовала слабость в ногах. Руки тоже противно тряслись. Пирожные. Бедная девочка!.. Королева повернула голову, взгляд ее вновь упал на кофейный столик, и к горлу подкатила тошнота. Живот свело долгим тягучим спазмом. Потом еще одним. Что-то горячее потекло по ногам.
— Госпожа де Вей, — застыв в кресле и настороженно прислушиваясь к себе, тихо позвала Амбер. Первая статс-дама обернулась.
— Ваше величество? — ахнула он, увидев бледное лицо королевы и ее остановившийся взгляд. — Ваше величество!.. Элоиза!
Вторая из двух сестер-«гренадерш» метнулась к креслу. Придворные дамы, толкущиеся у кровати, повернули головы. Из гостиной послышался шум, топот ног и зычный голос главного лекаря. Живот снова свело волной боли, и Амбер, опустив голову, прижала к нему ставшие почему-то холодными ладони.
— Унесите девушку! — услышала она. — Истон! Займись фрейлиной! Дамы, прошу немедленно покинуть спальню — всех, кроме госпожи де Вей!.. Вы двое, помогите перенести ее величество! Свечей мне сюда, горячей воды и побольше полотенец! Ах, как скверно… Так рано… Госпожа де Вей, режьте корсет, нет времени! Где мой саквояж?.. Тише, тише, ваше величество. Милостью богов, обойдется…
Долина Нижнего Россайна, как и весь Геон, утопала в снегу. Знаменитые топи подмерзли, поместья и деревни скрылись под тяжелыми белыми шапками, а маленький шахтерский городок в низине и вовсе словно бы стерло с лица земли. Еще десять лет назад грунтовые воды подмыли сваи, затопили шахты близ лагеря Россайн, и добычу руды пришлось прекратить — а следом захирел и городок рудокопов. До ближайшего города было пятьдесят миль, в военном лагере шахтерам работы не было, так что мало-помалу всё население городка перебралось в другие края. Дома бросили пустыми — крепкие, каменные, на высоком фундаменте, рассчитанные сразу на несколько артелей — и теперь, спустя годы, в них снова затеплилась жизнь. Пусть тихо, вполсилы, но всё же.
Граф Бервик, высоко подняв воротник плаща, стоял на крыльце бывшего дома управляющего. Разбитые окна в первый же день заменили, прохудившуюся крышу залатали, дымоход прочистили, и теперь тут вполне можно было жить. Без особенного комфорта, так, крыша над головой, но его сиятельству хватало. И не такие «хоромы» видывал… Ежась под студеным ветром, граф повернул голову в сторону лазарета. Его тоже привели в порядок, как и четыре длинных каменных дома неподалеку, где раньше отдыхали вернувшиеся из забоя рудокопы, а теперь стройными рядами от стены к стене вытянулись многочисленные койки — увы, отнюдь не пустые. Наездники, кавалеристы, полтора десятка дозорных, первыми подоспевшие к казармам в ночь диверсии, — без малого тысяча двести бойцов, искусственно погруженных в летаргический сон, стонали и ворочались на жестких матрасах под неусыпным надзором первого алхимика Геона и его подручных. Герцог эль Хаарт лично совершал обход каждые три часа, всё остальное время проводя в лазарете: то за лабораторным столом, то за книгами, что перевез сюда из королевского корпуса. Когда он спал, Бервик понятия не имел — когда бы ему ни случалось заглянуть в лазарет, первого алхимика он всегда находил бодрствующим. «Наверняка без экстренных эликсиров не обходится», — подумал Бервик, натягивая перчатки. И пасмурно качнул головой. С одной стороны, время и впрямь было дорого. Но с другой — злоупотребление тонизирующим, да еще и в таких количествах, ничем хорошим кончиться не могло, особенно учитывая солидный возраст его светлости. «А магистр у нас один на всех, и заменить его некем. Проклятая Дымка! Надо же было такое выдумать!» Его сиятельство запахнул плащ и сбежал вниз по ступенькам. Ему, как и первому алхимику, отдыхать было некогда. Вот уже неделю Бервик жил на разрыв, мечась между шахтерским городком в Россайне, брошенной рыбачьей деревней на окраине Дервуда и двумя военными лагерями — но нигде пока просвета не видел. К Дымке, что бы ни подозревал герцог эль Хаарт, его сиятельство отношения не имел, а касательно лагерей… Увы, предположение о спящих данзарских ячейках в стенах обоих оказалось верным. В корпусе боевиков лагеря Россайн недосчитались целой дюжины магов, вместе с которыми бесследно исчезли двое грумов и пять человек из числа обслуги, в лагере Дервуд картина была примерно такая же. С чародеями-то, увы, всё было понятно, а вот выяснить, на кого работали остальные, теперь не представлялось возможным, и это беспокоило номера Первого куда как сильнее. «Шпионы Данзара — еще полбеды, — думал он, шагая по белой утоптанной тропинке к лазарету. — Но если информаторы союзников, что куда более вероятно, тогда Алмара уже знает. И чем это знание обернется для нас?»
