«Долой войну с Советским Союзом!»
«Отомстим за мучеников Лютеции!»
«Да здравствует социальная революция!»
Но самое напряженное положение сложилось в Швабии, которая стала плацдармом социальных боев. Было ясно, что Швабия перестала что-либо значить в плане войны с Советским Союзом. Совет Заинтересованных Держав с сожалением вынужден был исключить Швабию из своих расчетов. Однако возникала новая опасность — установление советской власти в Швабии и ее объединение с Советским Союзом в борьбе с Советом Заинтересованных Держав. Эта возможность грозила разрушить все планы Совета, и без того едва ли не полностью сломленные широким наступлением Красной армии. Советская власть в Швабии означила бы начало вступления центральной Европы в состав нового Советского Союза и приближение коммунизма, в качестве грозной реальной силы, вплотную к западной Европе.
Швабия пылала. В ней не осталось сторонних, нейтральных сил; вся страна разделилась на два лагеря — революционный и контрреволюционный.
И ярче всего именно в Швабии заметен был развал старой и некогда крепкой швабской социал-демократической партии.
С самого начала всеобщей мобилизации многие рабочие, старые члены социал-демократической партии, отошли от партии, вернув свои партийные билеты. Ведь позорная роль социал-демократических «вождей», которые откровенно помогали правительству и поддерживали его, наглядно доказывала всю лживость их политики.
А теперь, когда события развернулись так грозно, когда почти вся Швабия, целая страна, пылала в пожаре гражданской войны, — социал-демократическая партия окончательно развалилась; ей перестали доверять даже самые несознательные рабочие. Как могли они верить людям, что в
пламени кровавой классовой войны вновь и вновь пытались расписаться в верности фашистскому правительству?.
В начале революционных событий базой контрреволюции некоторое время оставалась южная часть страны. Но так было лишь вначале, поскольку жестокие уличные бои и кровавая партизанская война перекинулись и на юг. Фашистское правительство возлагало большие надежды на рейхсвер, регулярную наемную армию: вместе с фашистскими штурмовыми отрядами она должна была раздавить первые революционные всходы.
Но многие солдаты рейхсвера отказывались воевать с рабочими, с вооруженными рабочими отрядами. Рейхсвер также раскололся, разделившись на революционные полки и те, что по-прежнему повиновались приказам генералов и выступали против рабочих. Между такими полками вспыхивали кровопролитнейшие бои, сводившие на нет ту роль, которую уготовило для рейхсвера в целом фашистское правительство. Рейхсвер был занят своими делами, гражданской войной в своих рядах.
Тревожные вести разлетались по всей Европе, потому что скрывать подобные события было уже невозможно.
У командования оставался лишь один путь: отступая, собирать силы и пытаться влиять на армию и население воззваниями, кричащими о приближении «дикой орды большевиков». Но не помогало и это: мощные советские передатчики транслировали по радио выступления солдат и офицеров, перешедших в Красную армию и теперь вместе с ней наступавших на старую капиталистическую Европу.
Сакские части Первой армии, например, с большим интересом выслушали выступление Тома Даунли. Это случилось весьма неожиданно для командования целого участка фронта и для самих солдат. Командование твердо знало, что солдаты не могут услышать радиопередачи советских станций, поскольку в частях не было радиоприемников, за исключением тех, что принимали передачи официальных радиостанций. Да и кто из солдат стал бы возиться с радиоприемником, сидя в окопах под артиллерийским и пулеметным обстрелом, под угрозой атаки советских войск?.
На этом участке окопы враждующих сторон располагались ближе друг к другу, чем где-либо. Мертвая зона составляла здесь всего метров пятьдесят и была полностью затянута колючей проволокой. И вот как-то днем, около трех — стрельба с советской стороны почти совсем утихла. В ответ на это прекратили огонь и части Первой армии. Наступила небольшая передышка, какая зачастую сменяет период жестокого обстрела и служит для подготовки к новым операциям.
Солдаты в окопах частей Первой армии отдыхали, лежа на земле, в тени, разговаривали и спорили, чья сейчас очередь спать. Только часовые следили за советскими траншеями. Было тихо — так тихо, как может быть на фронте, когда доносится лишь далекий рев стрельбы и одиночные выстрелы людей, не желающих отдохнуть от войны.
И вдруг над окопами Первой армии зазвучал голос какого-то великана — иначе не скажешь, потому что каждый звук этого голоса был слышен во всех уголках траншей:
Камрады! Товарищи!.
Солдаты удивленно переглянулись: что такое?. Кто кричит? Некоторые выглянули из окопов — виднелось лишь пустынное поле. А голос продолжал на чистом английском языке:
Слушайте, товарищи, сакские солдаты! Выслушайте меня, вашего товарища, который перешел на сторону Красной армии и говорит с вами из ее окопов. Думаю, некоторые из вас еще помнят меня. Я — Том Даунли, бывший ваш офицер, а теперь — красноармеец, солдат армии пролетариата, защищающий наше общее отечество — Советский Союз.
В окопах стало совсем тихо. Ни одного выстрела, ни единого слова…
У меня в руках винтовка, я пойду с ней в атаку. На кого? На вас, солдаты? Нет, я не хочу с вами воевать, так же, как не хотите этого вы. Мы — братья. Мы — пролетарии. У вас ничего нет, нет ничего и у меня. Но я крепко держу свою винтовку, чтобы защищать новую жизнь, жизнь без эксплуататоров. Ради чего гонят в бой вас? Кто ответит мне?
Вы молчите, солдаты. Ладно, я отвечу сам. Некоторые из вас до сих пор верят, что война, это преступное нападение на Советский Союз, было начата из-за смерти тех пятерых туристов, погибших на Черном море. Мол, надо заставить Советский Союз выплатить компенсацию за гибель «невинных туристов». Но — так ли это на самом деле?.
Голос сделал паузу.
Вовсе не так. Теперь выяснилось, почему эти туристы так поспешно бежали из Советского Союза. Они были шпионами, они везли с собой припрятанные фотографии советских предприятий и железных дорог. Вот почему они не остановились даже тогда, когда пограничники сделали предупредительные выстрелы: им все равно угрожала гибель. Итак — вы сражаетесь за подлых шпионов, солдаты?. Нет. Этого было бы недостаточно. Это лишь повод для войны. Вас гонят в бой, чтобы и дальше наживались капиталисты и фабриканты, к которым вы снова придете просить работы, если останетесь живы. А я буду сражаться, чтобы уничтожить власть этих фабрикантов и капиталистов, чтобы установить власть пролетариата — такую же, какая победно существует в Советском Союзе…
Кое-кто из солдат начинал уже понимать, что голос доносился из огромного громкоговорителя, размещенного на советской стороне. На артиллерийской батарее зазвонил телефон. Связист сперва не обращал на него внимания, но затем неохотно поднял трубку:
Батарея слушает.
Немедленно открыть огонь по советским траншеям! Немедленно!
Хорошо, — ответил связист — и продолжал слушать голос радиовеликана.
Товарищи солдаты, выходите из окопов, идите к нам, присоединяйтесь к нашим интернациональным красным отрядам, — продолжал греметь Том Даунли, — и пусть командиры спасаются сами, если хотят и дальше воевать с нами. Выходите из окопов, мы ждем вас, мы принимаем вас к себе!.
Некоторые солдаты снова выглянули из окопов: с со — весткой стороны никто и не подумал выстрелить. Напротив — вот над ближайшей советской траншеей медленно поднялся большой плакат, на котором было написано:
’Welkom! — Будьте дорогими гостями!
Под лозунгом-плакатом показались веселые лица красноармейцев: они улыбались и, не страшась опасности, не боясь выстрелов, которые могли прозвучать, приветливо махали руками:
К нам! К нам!
Минуту спустя — из окопов Первой армии хлынула лавина солдат. Они бежали к советским траншеям, взволнованно выкрикивая:
Ура! Свои!. Свои!. Да здравствует советский солдат!.
В толпе солдат бежал и связист, забывший о приказе командования открыть огонь по советским траншеям. У брошенной пушки тревожно и настойчиво звонил телефон: кто-то вызывал батарею, требуя обстрела не только советских окопов, но и перебежчиков. Кто-то в штабе командования бешено стучал кулаком по столу и ругался, выслушивая телефонный рапорт о неожиданных событиях. Кто-то приказывал пулеметным огнем остановить переход солдат на советскую сторону. Но было уже поздно: первая линия окопов Первой армии опустела, траншеи обезлюдели — и в них были хорошо слышны радостные возгласы, веселый смех и песни, доносившиеся с советских позиций в пятидесяти метрах поодаль:
Камрады!.
