бы кто-нибудь сказал мне месяц назад, что
Чёрный Рыцарь будет наливать мне вино, я бы направила его к целителю.
— Ты воспринимаешь это как критику своих способностей, — заметил он. — Тебе не следует этого делать. Наследница обучалась всему, от политики до войны с тех пор, как впервые заговорила. То, что она более компетентна, чем ты, является отражением её привилегии, а не собственных способностей.
Я сделала глоток из чаши, которую он протянул мне, раздумывая, стоит ли продолжать разговор. Какого дьявола, почему бы и нет? Что мне терять?
— Но тебе было бы легче обучить кого-то, кто уже научился этим вещам, — заметила я. — Я же ещё долго буду в роли догоняющей.
— То, что её уже научили, не говорит в её пользу, — ответил Блэк.
Это казалось хорошей вещью, пока я не задумалась ещё на мгновение.
— Значит, ты остаёшься со мной, потому что я… Более податливая? — я нахмурилась. — Легче манипулировать?
Он вздохнул.
— Я остановлюсь на этом моменте только один раз, потому что сомневаюсь, что ты заговорила бы об этом, если бы уже не думала об этом, — сказал он. — Я не буду лгать тебе, Кэтрин, или обманывать тебя.
Я уже собиралась перебить, но он поднял руку, и я остановилась, нахмурившись от того, что действительно остановилась.
— Не из чувства чести или альтруизма, — продолжал он, — а просто потому, что в долгосрочной перспективе это было бы глупо. Видишь ли, так уж заведено — если я обману тебя, ты неизбежно обнаружишь, что я это сделал, в самый неподходящий момент, а затем отомстишь таким образом, который приведёт к моему падению. Количество моих предшественников, погибших из-за того, что они не смогли усвоить этот простой и легкий урок, просто ошеломляет.
Если бы он попытался убедить меня, что никогда не опустится так низко, или что связь между учителем и учеником — нечто священное, я бы не поверила ни единому его слову, но такого рода… Просвещённый эгоизм? Да, я могу это понять. Чем больше я говорила с Блэком, тем больше начинала понимать, что всё, что он делает, он рассматривает с точки зрения затрат и выгод — как бухгалтер, если бухгалтеры вторгаются в соседние королевства и насаживают головы людей на пики. И носят латы. И ездят верхом на немёртвых лошадях. Боги, я действительно надеюсь, что таких бухгалтеров нет. Творение и так достаточно страшное место.
— Я рада, что ты признаёшь, что я достаточно умна. Для этого по крайней мере, — раздражённо пробормотала я, всё ещё не желая забыть конкретно эту претензию в ближайшее время.
В ответ он забарабанил пальцами по столу, и, судя по выражению его лица, мне действительно удалось вывести его из себя. Ха, раньше мне это никогда не удавалось. В каком-то извращенном смысле это было похоже на победу.
— Раздражительность — дурная привычка, — сказал он. — Она должна была быть умнее тебя, чтобы выжить. Императорский Двор — самая смертоносная среда на континенте, если не считать настоящего поля боя. В прошлом году владение Верховного Лорда Окоро восемь раз переходило из рук в руки в течение трёх дней — и все владельцы были убиты. Её мать — сама по себе блестящая женщина, сумевшая пережить восхождение Малисии к власти без потери влияния и открыто поддержавшая оппозиционную фракцию. Каждое её движение, каждое её слово взвешены — недооценишь её хоть на мгновение, и она перережет тебе горло, не моргнув глазом.
Мне хотелось бы поспорить с этим, но я не могла не вспомнить холодный взгляд Наследницы, когда она вышла из палатки. Я выиграла достаточно боев из-за того, что меня недооценивали, так что не стоит забывать, как дорого это может стоить. Что ж, ладно. Осторожно избегать ее. Люди не получают Имен, собирая цветочные композиции, и её имя действительно имеет зловещий оттенок. Я ответила на острый взгляд Блэка кивком, и он, казалось, был удовлетворен тем, что меня должным образом предупредили.
— Ты так и не сказал, почему выбрал именно меня, — наконец сказала я.
Темноволосый мужчина уставился на свою чашу, медленно взмахнув рукой, покачивая в ней вино.
— Мне говорили, что ты никогда ни с кем не дружила в приюте, — ответил он. — Из-за чего?
— Я, э-э… Что? — выпалила я.
Что ж, он не ошибся, но слышать это в таком тоне было немного унизительно. Не то чтобы все в приюте ненавидели меня или что-то в этом роде — хотя вообще-то некоторые ненавидели — но я никогда не заводила близких друзей, как другие девочки. Я всегда думала, что я просто одиночка, и в приюте были и другие такие же, так что это было не так уж странно.
— Наверное, у меня никогда не было с ними ничего общего, — призналась я. — Я не думаю, что они были неправы, желая того, чего хотели, но я просто… Не хотела того же. Это было неприятно, так как они не понимали, почему я такая, какая есть, поэтому через некоторое время я перестала пытаться.
— И это злило тебя, не так ли? — протянул он — Что они просто не понимают этого, сколько бы ты ни пыталась объяснить.
Я пожала плечами с притворным безразличием, стараясь не показать, как близко он попал в цель. И он был прав, да помогут мне Боги. Они все смотрели на меня как на сумасшедшую, когда я сказала, что хочу всё изменить. Что я хочу стать кем-то, кто может быть уверен, что никто, подобный Мазусу, никогда не станет таким же могущественным, как Губернатор. Раньше мне казалось, что я просто недостаточно красноречива, что если бы я нашла правильные слова, то смогла бы преодолеть пропасть, которую, как я чувствовала, создала между нами, но с возрастом я перестала в это верить. Даже я знала, что есть стены, сквозь которые не пробиться.
— Они никогда не понимают, — пробормотал он. — Даже если они и любят тебя, то никогда не поймут до конца.
Он выглядел почти грустным, и впервые с тех пор, как я его встретила, я поверила, что он был таким старым, каким и должен был быть.
— Я выбрал тебя, — задумчиво произнес он, — потому что помню каково это, когда ты смотришь на окружающий мир и понимаешь, что мог бы сделать лучше. Что если бы у тебя были авторитет и власть, ты бы не совершал ошибок, которые совершают люди, обладающие ими.
Он сделал большой глоток вина.
— Разве это безумие — расстраиваться, когда они не видят того, что кажется тебе очевидным? Я действительно не знаю. Боги знают, что меня достаточно часто называли сумасшедшим, и
