здесь? Здесь. Значит ли это, что она выбрала?
— Привет, — шепнул, остановившись совсем рядом, неприлично близко, но мне плевать. Надеюсь, ей тоже.
— Привет, — ответила тихо, словно мы не виделись сегодня. Будто бы встретились после долгой разлуки. У нее были красные глаза, потекшая тушь и растрепанная прическа, но никогда Дина не была настолько прелестной и желанной.
— Ты плакала?
Сука, я обещал убить его, если обидит…
— Это неважно. — Она провела рукой по моей щеке, и я прижался к ней. Как я соскучился. Как истосковался по близости. Родным хочу стать для нее. Любимым. Единственным. — Я могу у тебя остаться сегодня? — спросила бесхитростно.
Я улыбнулся и подхватил ее на руки. Закружил. На нас смотрели? Пускай! Наконец-то снова моя. Моя нежная Дюймовочка. Моя!
Я привез ее к себе. За время дороги моя радость из абсолютной переросла в тревожную: Дина была задумчива, молчалива и печальна. Это осадило мое счастье. Ведь хотелось, чтобы мы оба радовались воссоединению.
— Расскажешь, что случилось? — мягко спросил. Не буду на нее давить, требовать, соблазнять. Нужно будет — всю ночь рядом сторожить ее сон буду, пальцем не трону, если время ей нужно.
— Это сейчас неважно. — Дина с рассеянным интересом блуждала глазами по моим апартаментам: да, берлога у меня, мужская, неуютная, холостяцкая. Она ко мне повернулась и долго в глаза смотрела. — Ничего сейчас неважно, — и сама поцеловала меня. Мучительно нежно, с отчаянием, с соленым привкусом горьких слез.
— Ты это делаешь, чтобы мужа позлить?
Вряд ли ее ответ сведет мое желание обладать этой женщиной на нет, но счастье точно не будет полным. Я не просто хотел Дину. Она мне вся целиком нужна: душа и тело, разум и чувства, голова и сердце.
— Нет, — выдохнула в губы и чуть отстранилась, чтобы видел, как щеки заалели, дыхание прерывистое услышал, страсть в синих глазах рассмотрел. — Я хочу стать счастливой хотя бы на одну ночь…
Она так стремительно бросилась мне на грудь, обняла, щекой потерлась о щетинистый подбородок. Все, больше не мог задавать вопросы, только губами аромат кожи собирать. Изучать, исследовать, вспоминать. Поцелуями и ласками доказывать, как нужна мне. Как тосковал без нее много лет.
Рваными мазками запомнилось, как избавил нас от одежды, как сорвал с кровати покрывало, как Дину на прохладные простыни уложил. Она терлась об меня, громко носом запах втягивала, узнавала, как самка своего самца. В чем-то животные умнее нас. Меня с ума это сводило, било по выдержке, толкало на безумие страсти. Но я стремился запомнить момент, когда снова своей сделаю.
Подрагивающий член, коснувшись блестящих от смазки складок, прострелило наслаждением. Он в бой рвался, но я не торопился, губами восхитительное тело изучал. Лаской покорял, стонать и выгибаться заставлял. Нежная кожа, острые соски и плоский живот… Я добрался до гладких бедер и развел их. Языком между створок прошелся, вскрывая, как раковину, к жемчужине пульсирующей припал.
— Макс… — простонала, комкая простыни, шире ноги развела, открываясь навстречу. Дина была такой же сладкой, как я помнил. Первая девушка, которую я целовал внизу. Отбросив пацанские понятия, что «полировать пилотку только для лохов», стал исследователем женской сущности, точек наслаждения, табуированных ханжами мест. Мне было важно, чтобы моя Дюймовочка получала удовольствие со мной. Сам кончить мог, едва лобка коснувшись. Мне и сейчас это важно. И кончу быстро, сто процентов!
— А-аа, — услышал тихий стон наслаждения, на подступах к оргазму. Я тоже хочу, не могу больше терпеть.
— Дюймовочка, — позвал и ноги широко раздвинул. Хочу, чтобы видела и слышала.
Дина ресницы свои волшебные подняла и на меня посмотрела. Я потерся головкой о заветное местечко, ощутил, как она завибрировала подо мной. У меня и самого член разрывало от вожделения. Я столько ждал ее, снова хотел попробовать, как это — заниматься любовью, а не тупо вставлять в доступную бабу.
— Я люблю тебя, Дина, — произнес и вошел, прикусывая щеку, чтобы как мальчишка пубертатный в экстазе не забиться. Словно в первый раз женщину почувствовал. Сладкую, тугую, влажную и горячую. Она всхлипнула и ко мне потянулась, губы нашла и тягучий поцелуй подарила.
— Люблю тебя… — стонала мне в губы. — Соскучилась так… Не могу больше…
Волны сокрушительного оргазма затихли, оставив густую истому, но я давно не был настолько бодрым и с ясной головой. Еще долго целовал Дюймовочку свою, обнимал жадно. Моя. Теперь точно моя. Потому что любит. Меня любит.
— Теперь никуда тебя не отпущу. Никому не отдам, слышишь?
Дина мягко высвободилась и села в постели. Она улыбалась, но не было в ней радости.
— Максим, ну зачем я тебе? Я не та юная девочка. У меня сын почти подросток и скоро тяжелый развод.
— Зачем ты мне это говоришь?
— Хочу, чтобы понимал, насколько все сложно. Макс, я должна рассказать… Я должна…
Дина кусала губы, смущенно глаза отводила. Что там у нее. Неужели?..
— Ты о муже думаешь?
Дина бросила на меня странный взгляд, затравленный, но облегченный.
— Любишь его?
— Об этом трудно говорить… Мы долго женаты. Я действительно многим обязана ему. Матвей, — она запнулась отчего-то, — родился с врожденным пороком сердца. Женя все сделал, чтобы операцию провели сразу и лучшие врачи. Потом реабилитация, врачебные комиссии, контроль здоровья — он всегда был рядом. Одна я бы не справилась.
— Это нормально, Дина. Любой адекватный отец так бы себя вел. Это не подвиг, это его обязанность.
Дина горько улыбнулась, головой неопределенно качнула, но промолчала.
— Я люблю тебя, Дюймовочка. Хочу, чтобы моей стала. Не любовницей, понимаешь?
— А кем? — тихо спросила.
— Сейчас я не очень готов, — рассмеялся, но поднялся все же. Никогда не думал, что буду делать предложение без штанов. — Выходи за меня замуж?
Дина на меня такими глазами смотрела. И грудь у нее с дерзко торчащими сосками… У меня снова встал и, наверняка, я выглядел забавно: рыцарь припал на одно колено перед дамой сердца с торчащим наголо хреном. Именно поэтому она захихикала и поманила к себе.
— Я люблю тебя, Максим Барсов, но я не могу пока ответить. Я замужем. Это нечестно.
— Неужели сможешь к нему вернуться? — я поднялся и руки на груди сложил. Она молчала.
— Зачем ты живешь с ним? Из благодарности? Реально, Дина? Всю жизнь обязанной быть — это слишком жестоко.
— Я не вернусь. После этой ночи… После того, что узнала…
— Что? — я не расслышал последние слова.
— Ничего. Не важно это.
Я вернулся в постель, ее увлек, одеяло на нас набросил и крепко обнял. У меня есть ночь, чтобы убедить Дину в серьезности моих намерений.
