Роберт прошел вниз по мощеной дороге, достал связку ключей и открыл дверь конюшни. Затхлый запах аммиака ударил ему в лицо. Лошади начали ржать. Пятьдесят шесть лошадей ждали, когда их накормят сеном и овсом. Пятьдесят шесть боксов надо вычистить. Ему придется сделать это самому, так как Кароль сегодня опять не явился. В последние дни парень стал более строптивым и заносчивым, чем обычно. Кампманна абсолютно не задевало то, что Кароль преследовал Сюзанну, забыв обо всем на свете. Сюзанна давала парню надежду, так как предполагала, что это разозлит ее мужа, но она ошибалась. Ему все было безразлично.
На востоке появилась узкая светлеющая полоска. Через полчаса взойдет солнце, поэтому сейчас надо быстро покормить лошадей и выпустить их на выгон, прежде чем первый придурочный клиент сунет свой нос в конюшню.
Когда Роберт закрыл за собой дверь последнего бокса, то заметил, что его собаки исчезли из конюшни. Кампманн подошел к двери и громко свистнул. Обычно все три пса всегда выполняли его команды, но на сей раз они не появились. Вдали он слышал их лай и, чертыхаясь, отправился на поиски. Сюзанна опять будет орать во все горло, если собаки надумают разгребать кучу навоза.
Кампманн увидел своих псов во дворе у закрытых ворот, где они, возбужденно лая, бегали взад и вперед.
— Ко мне! — крикнул он приглушенным голосом. — Быстро, вы, глупые псы!
Реакции не последовало. Они как безумные прыгали на ворота, выли и издавали какие-то странные звуки. Кампманна охватило неприятное чувство, вытеснившее его озлобленность, когда он шел через пустую парковочную площадку. В сумеречном свете раннего утра ему показалось, что он увидел у ворот очертания человека с распростертыми руками. К сожалению, Роберт не мог больше видеть вдаль так же четко, как раньше, а для очков он был слишком тщеславен. Собаки подбежали к нему с высунутыми языками, они были очень возбуждены. Кампманн приблизился к воротам и с ужасом увидел, что это действительно очертания человека. Но он оказался совершенно обнаженным. Он не стоял у ворот, а кто-то привязал его к ним, разведя ему руки. Это выглядело так, словно он был распят. Его голова безжизненно свесилась. Кампманн робко подошел ближе. Псы подбежали к человеку, и Кампманн с отвращением увидел, как они стали обнюхивать и лизать его ноги. К своему ужасу, он понял, что это Фридхельм Дёринг, на шее которого болталась картонная табличка. Его голые ноги были испещрены непонятными темными полосками. О боже! Это ведь свернувшаяся кровь! С нарастающим изумлением Кампманн прочитал текст, написанный большими буквами на картонной табличке: «ЛЕВИТ 24:19–20». У ног несчастного стояла стеклянная банка, а в ней…
С трудом переведя дыхание, Кампманн сделал шаг назад, когда Дёринг шевельнулся и тихо прохрипел. Кампманна сильно затошнило, и он неуверенной походкой двинулся к цветнику.
— Левит, глава двадцать четвертая, стихи девятнадцать-двадцать, — задумчиво проговорил Боденштайн. — Если не ошибаюсь, то это строка «Око за око, зуб за зуб».
Когда они приехали час назад, врач «Скорой помощи» и санитары как раз пытались освободить находящегося без сознания Дёринга, прикованного к воротам. Это было довольно сложно сделать без применения специальных инструментов. Боденштайну пришла в голову идея вызвать из ближайшей автомастерской механика с газовым резаком. Тем временем собрались любители зрелищ. Пришли первые клиенты конноспортивного комплекса, а также рабочие и служащие, которые трудились в офисах и фирмах, расположенных в близлежащей промзоне. Санитары сделали Дёрингу внутривенное вливание, стабилизировавшее кровообращение, и констатировали, что его действительно лишили мужского достоинства, причем довольно профессионально. В закрытой стеклянной банке в растворе формальдегида плавали отрезанные яички.
— Кто мог такое сделать? — Кампманн был на грани нервного срыва. Он сидел, дрожа всем телом, с зеленовато-белым лицом, на краю цветочной кадки из камня. Вокруг места перед воротами, где обнаружили Дёринга, служба сохранности следов снимала отпечатки следов от обуви и протекторов шин, хотя и без особой надежды на успех. Почва была сухой, и на ней перед въездом было бесчисленное множество следов от обуви, подков и шин. Боденштайн и Пия задавались вопросом, почему Дёринга приковали к воротам конноспортивного комплекса. Было ли место выбрано намеренно, чтобы его здесь в этом унизительном положении увидело достаточное число людей? Ссылка на цитату из Библии позволяла предположить, что преступник или преступники являются достаточно образованными людьми. Кто-то отомстил Фридхельму Дёрингу, кто-то, кому было известно, что он — популярная фигура в «Гут Вальдхоф». Кампманн ничего не видел и не слышал, так как окна его спальни выходят на другую сторону дома.
Боденштайну бросилось в глаза, что инструктор плохо выглядел и, кроме того, похудел с тех нор, когда он видел его в последний раз.
— Господин Кампманн, — обратился он к инструктору, — вы знали, что Изабель записывала телефонные разговоры с вами?
— Какие телефонные разговоры? — растерялся Кампманн.
— Содержания мы не разобрали… — Боденштайн посмотрел на него пронзительным взглядом. — Возможно, вы могли бы объяснить нам, о чем шла речь.
— Я не понимаю, о чем вы говорите. — Кампманн перевел взгляд на жену. Та в нескольких метрах от них разговаривала с двумя другими женщинами, в бриджах для верховой езды и сапогах, не спуская при этом с него глаз.
— Вы продавали лошадей своим клиентам, вам помогала фрау Керстнер, — подсказал Боденштайн.
— Продажа лошадей является частью моей работы, — объяснил Кампманн, внезапно насторожившись.
— Я вам охотно верю, — кивнул Боденштайн. — Но если я правильно понял, вы продавали некачественных лошадей за очень большие деньги.
Инструктор побледнел еще сильнее, чем был до этого, но его лицо оставалось спокойным.
— Думаю, вы пользовались доверием ваших клиентов и обманывали их.
— Я никого не обманывал, — решительно возразил Кампманн. — Покупатели довольны. Иначе бы они в течение многих лет не являлись клиентами моего комплекса.
— Возможно, здесь вы и правы, — сказал Боденштайн, — но, вероятно, фрау Керстнер перестала быть довольной. Я предполагаю, что она вела двойную игру, при этом получая от вас комиссионные, а в дальнейшем угрожая вам сделать ваше мошенничество достоянием гласности.
Боденштайн заметил крохотную искру испуга в глазах Кампманна, его рот панически задергался. Было ясно, что Оливер попал точно в цель. Пия сделала шефу знак, и он был вынужден оставить инструктора, правда предупредив его, что еще вернется к этому делу.
— Что случилось? — поинтересовался Боденштайн.
— Только что позвонил Остерманн, — сообщила Пия. — Ягода готов дать показания, а Морис Браульт был задержан на границе, недалеко от Аахена.
— Очень хорошо. — Боденштайн кивнул и задумчиво потер подбородок. — Ягода может подождать. Сначала я поеду к Риттендорфу. «Око за око, зуб за зуб»… Если я не ошибаюсь, это касается Керстнера и фрау Дёринг.
Когда Боденштайн вошел во двор ветеринарной клиники, он сразу увидел Риттендорфа и Инку Ханзен, которые занимались какой-то лошадью. При виде Инки у него мгновенно подскочил уровень адреналина, но он надел на лицо непроницаемую маску. Приблизившись, главный комиссар заметил, как оба обменялись быстрыми взглядами единомышленников, и предположил, что они говорили о нем.
— О, привет! — Риттендорф улыбнулся без особого восторга. — Опять вы? Может быть, хотите пройти у нас практику?
— Доброе утро. — Боденштайн оставался серьезным. — Может быть. Для разнообразия.
Риттендорф опять сконцентрировал свое внимание на ноге лошади и со знанием дела наложил повязку.
— Что привело тебя к нам? — деловито осведомилась Инка.
Боденштайн почувствовал, как растворилось в воздухе его безрассудное желание повернуть время вспять.
— Мне надо переговорить с доктором Риттендорфом, — сказал он.
Риттендорф дал владельцу лошади указания по режиму ее содержания, затем повернулся к Боденштайну и Инке.
— Итак? — Он закурил. — Что случилось?
— Где вы были минувшей ночью? — спросил Боденштайн.
— Прошлой ночью? — Ветеринар сделал удивленный вид. — Не могли бы вы несколько ограничить временные рамки?
— Разумеется. Между часом и пятью утра.
— Я был дома.
— У вас есть свидетели?
На лице ветеринара появилось ироничное выражение.
— Моя жена.
— Ваша жена исключается как свидетель, вы это прекрасно знаете.
— Да, но больше дома никого не было. — Риттендорф сунул руки в задние карманы своих джинсов и покачался на кончиках пальцев.
— Вы чувствуете себя очень уверенно, не правда ли? — Боденштайн ощутил, что постепенно начинает раздражаться.
