Риттендорф дал владельцу лошади указания по режиму ее содержания, затем повернулся к Боденштайну и Инке.
— Итак? — Он закурил. — Что случилось?
— Где вы были минувшей ночью? — спросил Боденштайн.
— Прошлой ночью? — Ветеринар сделал удивленный вид. — Не могли бы вы несколько ограничить временные рамки?
— Разумеется. Между часом и пятью утра.
— Я был дома.
— У вас есть свидетели?
На лице ветеринара появилось ироничное выражение.
— Моя жена.
— Ваша жена исключается как свидетель, вы это прекрасно знаете.
— Да, но больше дома никого не было. — Риттендорф сунул руки в задние карманы своих джинсов и покачался на кончиках пальцев.
— Вы чувствуете себя очень уверенно, не правда ли? — Боденштайн ощутил, что постепенно начинает раздражаться.
— Уверенно? С какой стати я должен чувствовать себя уверенно или неуверенно?
— Фридхельм Дёринг сегодня утром был обнаружен у ворот комплекса «Гут Вальдхоф», — сказал Боденштайн. — Он был профессионально кастрирован.
— О! — Риттендорф не был особо поражен. — Это печально.
Инка молчала.
— Не знаю, верным ли является в этой связи слово «печально». — В голосе Боденштайна прозвучала резкая нотка. — Он был подвергнут истязаниям и в обнаженном виде прикован к въездным воротам комплекса. Но, как я вижу, вас это ничуть не поразило?
Циничная улыбка мелькнула на губах ветеринара, а в его глазах за стеклами очков появилось необъяснимое выражение. Это был то ли триумф, то ли удовлетворение.
— Человек человеку волк, — пожал он плечами.
— Это из Ветхого Завета? Как и Левит, глава двадцать четвертая, стихи с девятнадцатого по двадцатый? — уточнил Боденштайн, и Риттендорф смерил его долгим взглядом.
— Нет, это Плавт. — Риттендорф оставался невозмутим. — «Homo homini lupus est».
— Прекратите ломать комедию. — Боденштайн совсем потерял терпение. — Я направлю сюда специалистов из отдела по сохранности следов. До этого никто не должен входить в вашу операционную. Нанесение телесных повреждений — это не пустяк.
Как по условному сигналу, в этот момент открылась дверь с табличкой «операционная», и из кабинета вышла Сильвия Вагнер. Ее удивленный взгляд поочередно перескакивал с Инки на Риттендорфа и Боденштайна.
— Вы можете начинать, — сказала она. — Мы закончили дезинфекцию, и лошадь уже можно уложить.
Риттендорф посмотрел на Боденштайна.
— Слишком поздно для сохранения следов, — усмехнулся он. Его наигранное сожаление было чистой иронией.
Когда Боденштайн в начале двенадцатого приехал в комиссариат, Бенке и Остерманн уже так обработали Теодора ван Ойпена, именуемого Тедди, что тот был готов давать показания.
Анна Лена Дёринг опознала в нем человека, который в понедельник вечером похитил ее и с тех пор караулил. Тедди уже много лет работал на Дёринга. Официально он числился водителем грузовика, но в действительности отвечал за всю грязную работу. На публике Дёринг никогда не появлялся в обществе Тедди, так как он всегда заботился о том, чтобы поддерживать образ серьезного бизнесмена. Присутствие рядом с ним такого молодчика, как Тедди, этому вряд ли способствовало бы. Остерманн и Бенке вышли из комнаты для проведения допросов, так как Боденштайн хотел вместе с Пией продолжить беседу.
Их взору предстал здоровый темноволосый мужчина с лицом, сплошь покрытым угрями, и с кожей, задубевшей от чрезмерно частых посещений солярия. На нем был красный спортивный костюм, горы мышц делали его движения неуклюжими. На шее, окружность которой соответствовала размеру его бедра, натянулась броская золотая цепочка плоского плетения. Даже если он испытывал по отношению к Фридхельму Дёрингу прямо-таки собачью преданность, то понимал серьезность своего положения и искренне признался: по заданию Дёринга он выследил Керстнера и Анну Лену Дёринг, нанес ветеринару удар, связал его и похитил женщину. По приказу шефа для этой акции он одолжил джип у Манфреда Йегера. После того как он оставил Анну Лену связанной в охотничьей сторожке Дёринга под Реннеродом в Вестервальде, он привел в порядок джип и отогнал назад, затем поехал на собственной машине обратно в Реннерод. По дороге он выполнил еще один приказ: швырнул камень в окно гостиной дома Боденштайна. Услышав это, Пия бросила на шефа вопрошающий взгляд, на который Оливер, однако, не отреагировал.
— Дальше, — обратился он к Тедди. — Итак, вы поехали назад в эту сторожку…
О причине похищения Тедди ничего не знал, но признался, что освобождение Анны Лены Дёринг не планировалось.
— Я должен был ее караулить, пока шеф с ней не поговорит, — объяснил Тедди. — А затем следовало ее прикончить.
У Пии мурашки побежали по коже от того хладнокровия, с которым этот человек рассказывал о планируемом убийстве. Поскольку Тедди никогда не подвергал сомнению приказы Дёринга, то он также не колебался, когда тот позвонил ему среди ночи и истерически закричал, что надо немедленно отвезти Анну Лену в Кёнигштайн, к полицейскому посту.
— Дёринг звонил вам вчера ночью? — переспросил Боденштайн. — В котором часу это было?
Тедди поскреб голову и, задумавшись, скорчил отвратительную гримасу.
— Примерно в половине четвертого, — сказал он наконец.
— После этого он вам больше не звонил?
— Нет.
— Вам что-нибудь говорит имя Морис Браульт?
Тедди опять на какое-то время задумался. Боденштайн нетерпеливо барабанил костяшками пальцев по столу.
— Да.
— Да — что? Откуда вы его знаете?
— Я работал на него, прежде чем перешел к Дёрингу.
— Хорошо. Когда вы видели Браульта в последний раз?
— Недели две назад.
— А где? По какому поводу? — Боденштайн закатил глаза. Из этого парня нужно воистину все выуживать!
— Он мне позвонил, — сказал Тедди, — по поводу специального заказа.
— Продолжайте, — надавил Боденштайн.
— За это всегда платят дополнительные бабки. Морис просил, чтобы я съездил в Бордо.
— В Бордо? — переспросила Пия. — Зачем? Что это за поездка?
Тедди напряженно размышлял.
— Я должен был отвезти в Бордо ребенка.
Боденштайн и Пия переглянулись.
— Ребенка?
— Да, — кивнул Тедди, — девочку. Я забрал ее в Эшборне.
— Какое отношение к этому имел Морис Браульт?
— Он организует такие дела, — пожал плечами здоровяк.
— Итак, — резюмировал Боденштайн, — вы по указанию Мориса Браульта забрали ребенка в Эшборне, в транспортно-экспедиционном агентстве «Дёринг». Верно?
— Да, — подтвердил Тедди. — Она глубоко и крепко спала. Я выехал в три утра, это было в пятницу на позапрошлой неделе. Я ехал одиннадцать часов. В четыре я был в Бордо, в порту.
— И что там происходило? — продолжала Пия.
— Я отдал ребенка капитану яхты шефа для его сына.
— Как зовут сына вашего шефа?
Тедди, кажется, удивил этот вопрос.
— Дёринг, конечно, — ответил он, — Филипп Дёринг.
— Он тоже при этом присутствовал?
— Нет. Он ведь в Аргентине. Я отдал ребенка капитану. Потом я поехал назад.
— В тот же день?
— Да. В промежутках пару часов поспал, но в воскресенье утром я уже был здесь.
Таким образом, Тедди однозначно исключался из числа возможных убийц Изабель.
— Что за яхта у Филиппа Дёринга? — спросила Пия.
— Что-то вроде яхты. Шикарная штука! Изнутри отделана деревом и вообще…
— Это моторная яхта или парусная? И какого размера? — Пия терпеливо ждала ответа. Тедди усиленно поскреб свою сальную голову, затем его туповатое лицо просветлело.
— Я знаю, как называется яхта. Довольно забавно.
— Да, и как же?
— Яхта называется «Goldfinger»[15]…
Остерманн без особых проблем выяснил, что «Goldfinger II» — это моторная яхта класса люкс с верфи «Фидшип», серии 45 Vantage, приспособленная для плавания в открытом море, ходит со скоростью 14,5 узла по морям Мирового океана под флагом Аргентины. В свои лучшие времена Ганс Петер Ягода, будучи тогда еще миллиардером, сделавшим себя сам, и биржевой звездой, жаждавшей сенсационных заголовков в газетах, с удовольствием приглашал сюда важных партнеров по бизнесу, журналистов и друзей, чтобы отпраздновать свои успехи на подобающем уровне. Была еще яхта «Goldfinger I», которая также являлась собственностью Филиппа Дёринга, или Филипе Дуранго, и являлась постоянным местом проведения необузданных вечеринок в портах Антиба, Ниццы, Монте-Карло или Пальма-де-Майорки. Молодой человек, должно быть, купался в деньгах.
На какое-то время в комнате воцарилась мертвая тишина. Боденштайн посмотрел на лица своих сотрудников.
— У меня такое чувство, что мы совсем близко подошли к раскрытию целой серии преступлений, так как я сейчас совершенно четко вижу, что здесь речь идет о банде преступников. Ягода, Дёринг, сын Дёринга, этот Морис — все связаны между собой.
