Стоя на коленях в тиши королевской часовни, Тея закрывала глаза и снова ощущала прикосновение губ Лусиуса, его сильные руки, обнимавшие ее в библиотеке Стейверли. В тот момент она почувствовала, что их любовь – это дар небес, что на них лежит благословение Божье. Такая любовь должна почитаться огромным счастьем, даже если им даровано только очень короткое время.
Думать о будущем Тея не могла. Она не представляла себе, что они с Лусиусом будут когда-нибудь вместе, не опасаясь преследований и ареста, смогут занять принадлежавшее им по праву место в обществе.
Лусиусу грозит опасность! Только эта мысль всегда была с нею. Даже молясь о нем, девушка испытывала страх, боялась, что закон в конце концов настигнет его. И больше всего она боялась Барбару Каслмейн.
Тея видела, с каким лицом леди Каслмейн ушла из здания суда. Хмурясь, поджав губы, она удалилась из зала в сопровождении своих друзей. Ее ярость еще больше усилили едкие замечания, брошенные в ее адрес из толпы, пока она шла к своему экипажу. А вернувшись во дворец, Барбара обнаружила, что та, кого, по ее мнению, следовало повесить, стала героиней дня.
Барбара слишком привыкла, что все ее желания исполняются, она не умела проигрывать, и от ее дикой ярости всем домашним пришлось туго. Даже короля его возлюбленная привела в растерянность своими истериками. Он постарался смягчить ее подарками и новыми суммами из королевской казны, но даже это почти не умерило ее бешенства.
Она подозревала, что за цветистыми комплиментами ее кавалеров кроется ирония, а мысль о том, что над ней могут смеяться, выводила Барбару из себя. Она хорошо помнила, что при своем появлении в Лондоне не могла похвастаться модными нарядами. Ее красота была достаточно яркой, чтобы привлечь к ней внимание, но она навсегда запомнила хихиканье и снисходительные улыбки на лицах придворных, которые считали ее сельской простушкой.
Барбара быстро сумела завоевать признание в придворных кругах, но не забыла страдания первых недель, и в глубине ее сердца сохранялись ощущения той девушки, которая забавляла, а не ослепляла окружающих.
Возможно, именно эти воспоминания вместе с бесконечными жалобами матери на их бедность сделали ее такой меркантильной, ненасытной и жадной. Если бы ее отец был жив, все могло сложиться совсем иначе, но виконт Грандисон умер от ран, полученных при осаде Бристоля. Все, кто его знал, высоко отзывались об отваге, мужестве, справедливости и порядочности этого человека, о том, каким прекрасным примером он был для всех, кто служил под его командованием. Лорд Грандисон мог бы направить страстную натуру своей дочери в более достойное русло, а ее красота служила бы благим целям и не была бы соблазном для тех, кто имел с ней дело.
Но после смерти отца Барбару растили слабовольная, вечно всем недовольная мать и отчим, которому до нее, в сущности, не было дела. Она чувствовала себя ненужной и лишней в доме, где ее только терпели. А она постоянно жаждала того, чего была лишена. Даже получив наконец все то, к чему стремилась ее страстная юная душа, Барбара обнаружила, что не в состоянии этим удовлетвориться. Ей постоянно хотелось чего-то еще, и эта жадность казалась совершенно неукротимой.
Живя в Уайтхолле, Барбара привыкла думать, что все ее желания должны исполняться. И теперь, когда ее месть не удалась, могла думать только о том, как еще досадить своим врагам. Ум у нее был острый, а от ее наблюдательных глаз не укрылось, каким взглядом обменялись Тея и Белогрудый.
Она сразу догадалась, что Тея влюблена в разбойника, и решила принять это к сведению на будущее. А потом, разглядывая лицо человека в полумаске, слушая его красноречивый рассказ в завороженно затихшем зале, Барбара обнаружила, что его голос оказывает на нее странное воздействие. Ей нравился его низкий, бархатный тембр, хотя смысл его слов вызывал у нее ярость. Она обнаружила, что ловит каждое его слово. И когда Белогрудый кончил свою речь, а с ней и драма в зале суда осталась позади, леди Каслмейн поняла, что не может забыть ни голоса разбойника, ни движений его губ.
Воспоминания о нем не давали Барбаре покоя и после возвращения во дворец. Она просыпалась ночью и вспоминала, как в прорезях маски сверкали его глаза. А когда в ней пробуждались желания, она думала только о том, как бы их удовлетворить. Справедливости ради надо сказать, что она никогда не притворялась и не обманывала себя.
В ночь после суда над Теей Барбара поняла, что хочет снова увидеть Белогрудого. Трудности, которые стояли перед ней, только разжигали ее желание и решимость добиться своего. В уме она уже строила планы и выискивала пути, чтобы добиться своих целей.
Две ночи она провела без сна, придумывая и отбрасывая планы один за другим, пока ей не показалось, что она нашла то, на чем следовало остановиться. Войдя в ее спальню в девять часов утра, горничная обнаружила, что ее госпожа уже встала.
– Вы сегодня рано, миледи, – осмелилась заметить она, увидев, что занавески раздвинуты, а постель пуста.
Но Барбара только прикрикнула на нее, приказав не лезть не в свое дело, и отправила на поиски дворецкого. Она была очень нетерпелива и, страстная по натуре, не в состоянии была обуздать себя.
Труднее всего ей давалась необходимость дожидаться, пока отправленный ею с поручением человек не вернется обратно.
Часто, когда ее посланец возвращался, успешно выполнив задание, вместо похвалы его встречал разнос за то, что он слишком задержался.
Отправив своего дворецкого на поиски нужных ей сведений, Барбара послала лакея за Рудольфом. Получив ее послание, Рудольф счел за лучшее явиться немедленно, поскольку прекрасно понимал, насколько неразумно было бы сейчас сердить Барбару. Он, как и король, вынужден был принять на себя основную часть ее гнева из-за неудачи в суде. Войдя в покои миледи, он нашел ее беспокойно расхаживающей по комнате. Взгляд у нее был жесткий и такой же холодный, как волны Северного моря декабрьским утром.
В красоте Барбары было нечто такое, что всегда напоминало Рудольфу океан. Ее настроение менялось так же стремительно, как цвет волн на море. Она бывала ласковой и солнечной, как залив под небом Средиземноморья: такие же синие глаза и улыбка, теплая, как солнечные лучи, что отражаются от поверхности морской глади. А в следующую минуту она вдруг ярилась, словно море в шторм. Глаза ее метали молнии, в голосе звучали громовые раскаты, и казалось, вокруг нее волны с грохотом разбиваются о прибрежные скалы.
Когда Барбара впадала в бурную ярость, она наводила страх на всех, и Рудольф обрадовался, увидев, что на этот раз она была всего лишь мрачной.
Он приложился к ее руке, но, когда хотел заключить ее в объятия и поцеловать в губы, она его оттолкнула.
