– Поскольку не все собравшиеся слышали рассказ господина Плавта о том, как он и его люди очутились в багровом мире, я думаю, мы попросим нашего гостя, – сложенными вместе ладонями Стайн указала на центуриона, – кратко повторить его.
«Багровый мир» – это стало еще одним определением, которое, с легкой руки Нестора Леру, прижилось в лексиконе обитателей станции наравне с терминами «разлом» и «зона стабильности».
– Что ж, – Плавт машинально тронул клипсу на ухе. – Как я уже рассказывал уважаемым Нестору и Иво, легион достославного Анка Тарквиния, в состав которого входила моя центурия, принимал участие в боях по уничтожению войск Карфагена, которыми командовал Ганнибал. Два года назад Ганнибал перешел Альпы и вторгся в долину реки По…
Как только центурион начал свой расказ, Леру вместе с креслом подкатил к столику-экрану и вывел на него карту местности, на которой разворачивались боевые действия периода второй Пунической войны. А покопавшись в справочном материале центрального компьютера станции, он смог вывести на экран и карту боевых действий римских легионов против войск Карфагена.
– …В том же году Ганнибал нанес поражение нашим войскам в битвах при реках Тицине и Требии, – продолжал Сервий Плавт. – Но год спустя в битве при Тразименском озере армия Ганнибала понесла серьезные потери. Решающей стала битва при Каннах. Римские войска, ведомые в бой консулами Эмилием и Варроном, наголову разбили армию Карфагена. Я потерял в этом бою половину своей центурии, но все мои воины: и те, кто погиб, и те, кто остался жив, покрыли свое оружие славой, поскольку именно нам удалось пленить пытавшегося уйти с поля проигранной битвы Ганнибала. Консул Варрон лично выдал каждому из солдат моей центурии по пятьдесят сестерций и велел выкатить для нас бочонок лучшего вина, а мне вручил золотую цепь с медальоном с изображением консульского жезла.
В ночь после битвы, когда мы отдыхали неподалеку от шатра предводителя легиона, случилось нечто странное, чего я до сих пор не могу понять и чему, как мне кажется, не существует объяснения. Если бы я верил в то, что богам есть какое-то дело до всего происходящего на земле, я бы решил, что это их проделки. Но, как всякий воин, уверенный в том, что в бою только твой меч может тебе помочь, я знаю, что богам нет до нас никакого дела.
Не успели мы осушить и половину бочонка вина, который доставили нам по приказу консула, как неожиданно весь мир погрузился в непроглядный мрак. Не стало видно звезд и луны на небе, исчезли из виду костры, горевшие по всему лагерю, и факелы часовых. Погасли даже те три костра, возле которых мы расположились. Я ничего не видел, но все же вскочил на ноги, чтобы разбудить тех, кто спал, и призвать их к оружию. Но когда я попытался крикнуть, я не услышал собственного голоса… Должен признаться, в тот момент я почувствовал ужас, равного которому мне не доводилось испытывать никогда прежде. Я даже подумал, не убил ли меня подкравшийся в темноте лазутчик? Быть может, я мертв и нахожусь на дороге в царство мертвых?.. Но при мне был мой меч. Я выхватил меч из ножен, готовый сразиться со всяким, кто встанет против меня… Не могу сказать, сколько времени я ждал, стоя в полной темноте с оружием в руках. Мне показалось, что прошла целая вечность. Но, может быть, это был всего лишь миг, растянувшийся до размеров вечности. Не знаю… Когда окутывающий меня мрак внезапно рассеялся, я увидел, что нахожусь посреди расстилающейся во все стороны красной пустыни. Рядом со мной были воины из моей центурии. Но ни шатра предводителя, ни других легионеров поблизости не было.
– Когда это произошло? – задал вопрос Газаров. – Я имею в виду, как долго вы пробыли в этом мире?
– Я не могу точно ответить на твой вопрос, – с сожалением покачал головой Плавт. – В этом мире нет солнца, а день не сменяет ночь. Поэтому мне трудно определить, сколько дней прошло с того момента, когда моя центурия оказалась в красной пустыне. Но если судить по потребности наших животов в пище, – улыбнулся центурион, – то до встречи с отрядом Иво мы пробыли здесь пять или шесть дней.
– Чуть меньше, чем мы, – констатировал Газаров.
– Столько же, сколько и мы, – поправил его Леру. – Психологам хорошо известен факт, что у человека, находящегося в условиях, при которых он не имеет возможности следить за ходом времени, ход его внутренних часов замедляется.
– Следовательно, можно предположить, что центурия господина Плавта оказалась в багровом мире в результате того же катаклизма, который перебросил сюда нашу станцию? – задала вопрос всем присутствующим Стайн.
– А заодно и псевдоптеродактиль, который чуть не сожрал Бергсона, – добавил Леру. – Кстати, – обратился он к старшему медику, – как он, поправляется?
– Поправляется, – кивнул Егоршин. – Но медленнее, чем хотелось бы. У Бергсона серьезное нервное расстройство, осложненное депрессивным синдромом.
– Нужно более тщательно проверять людей, прежде чем отправлять их в дальний космос, – недовольно процедила сквозь зубы Стайн.
– Никто не думал, что на РХ-183 может случиться что-то… – Егоршин развел руками, не в силах найти определение тому, что с ними произошло. – Поэтому и требования к состоянию здоровья участников экспедиции были не слишком высокими.
– Он предполагал, – взглядом указала на Кийска Стайн. – Только его никто не хотел слушать… И я в том числе… – Чтобы сменить тему, Стайн обратилась к центуриону: – Вы нормально устроились, господин Плавт?
– Да, благодарю вас, – с искренней признательностью наклонил голову римлянин. – После нескольких дней в пустыне мы оказались в царстве богов, – добавил он с улыбкой, дабы никто не подумал, что он говорит это всерьез.
– Пришлось потесниться, – заметил без всякой обиды Газаров. – Но пока места хватает всем.
– Пока? – непонимающе посмотрела на главного механика Стайн.
– Ну если Иво из следующего похода в пустыню снова вернется с гостями, то их нам уже негде будет разместить, – усмехнулся Газаров.
– Я приношу свои извинения за те неудобства, которые мы вам причиняем, – приложил руку к груди римлянин.
Он хотел еще что-то сказать, но Стайн перебила его, махнув рукой:
– Не будем об этом, господин Плавт. Вы находились в куда более сложном положении, нежели мы. Теперь нам вместе предстоит выбираться из той передряги, в которую мы угодили.
– Моя жизнь и жизни моих солдат принадлежат императору и вам, госпожа Стайн! – произнес, как клятву, Сервий Плавт.
Когда римлянин только узнал о том, что мужчинами на станции командует женщина, это показалось ему в высшей степени странным. Однако, увидев Лизу Стайн и убедившись в том, что в умении подчинять людей своей воле она не уступит любому из мужчин, Плавт благоразумно решил отнестись с пониманием, а если потребуется, то и со снисхождением к обычаям людей, среди которых он оказался. Тем более что женщина, стоявшая во главе мужчин, была не самым удивительным из того, с чем он столкнулся на станции.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
