дружину о близости поганых, доскакал до нас, когда до завидневшегося впереди Царева холма-кургана оставалось две версты с гаком. И вот понимая, что лучшее для засады место нужно успеть обязательно занять — пока наши соратники своей кровью платят за выигрыш во времени — вся рать неудержимо рванула вперед! Рвануть-то рванула, да под конец темп держать было конечно… Тяжко. Но ведь добежали же…
Внимательно осмотрев «удобное» для засады место, прикинув все плюсы и минусы предложенной князем позиции, я, конечно, не удержался от крепкого словца — после чего спешно направился к уже распределяющему своих людей Ратибору:
— Воевода!
Герой обороны Ижеславца, успевший повоевать со мной плечом к плечу, выглядит несколько лучше, чем во время нашей последней встречи: плечи расправились, фигура его задышала еще не увядшей силой. Как кажется, оправился немолодой, но еще могучий муж после гибели племянника (эх, Захар Глебович, отчаянный был мужик!). Правда, поседел при этом воевода окончательно… Подняв на меня глаза, Ратибор лишь кивнул, дав понять, что слушает:
— Смотри воевода: предлагаю треть запаса железных рогулек высыпать на реку, а перед ним свалить все сани, да поджечь их! Если кто из нас после сумеет уйти — то лыжами, а так… Пусть сани прогорят, растопят лед — глядишь, по Прони поганые и не пройдут. Сегодня — так точно не пройдут! А двумя третями запаса рогулек мы закроем перешеек между холмом и лесом — сразу туда татары не полезут, а как полезут, так и завязнут… Сотню лучников своих дам, ударят по поганым, когда на перешеек вступят, да на рогульки напорются — а твои с холма добавят. Остальных воев я отвожу на высокий берег да возьму с собой половину самострелов станковых — когда враг на реке встанет и полезет на холм, да в сторону перешейка потянется, так мы их в спины-то и приголубим… Добро?
Воевода коротко кивнул, после чего отрывисто бросил:
— Добро.
Ну вот, с планом на бой и порешали…
Несмотря на то, что добрались мы до Пронска всего за три дня, внушительно срезав дорогу по зимнику на Истье, все же общий выигрыш времени едва-едва покрыл фору головного отряда поганых! А ведь выступили мы сразу после того, как последние отряды татар отдалились от Рязани на несколько верст…
Скорое появление врага стало для меня самого крайне гадкой неожиданностью — прибыв в город, я рассчитывал дать людям отдых (да что там говорить, и сам хотел отдохнуть!). А кроме того, лелеял в душе надежду повидаться с Ростиславой в спокойной обстановке… Но не судьба. Княжну я увидел лишь мельком, когда ее спешно выводили из терема в сопровождении отряда телохранителей — мы и взглядами-то встретились всего на мгновение. Правда какое… В очах любимой промелькнули и счастье от того, что она видит меня живым, и радость внезапной встречи, и невыносимая, мучительная тоска от стремительного расставания, и вновь вспыхнувшая тревога за мою судьбу — а еще трогательная нежность, забота, ласка… Не знаю, что девушка успела прочесть в моих — я и сам с трудом могу понять, что я испытал в тот короткий и столь запомнившийся мне миг… Но пришел в себя лишь после того, как санный обоз с княжной покинул двор терема и выехал за его ворота.
А после были спешные приготовления, проверка броней, оружия, целостности тетив и стрел. Несколько возков уже готовых срезней я получил в заботливо наполненных Михаилом Всеволодовичем арсеналах, а с ними заметно меньшее количество «боезапаса» с гранеными и шиловидными наконечниками. Дав людям совсем короткий отдых, мне удалось организовать для них обед с горячей кашей — хоть что-то! И тут уж все равно, что драться с полным желудком — значит уменьшить шансы на выживание. Без горячей еды новый марш бы дался дружинникам очень тяжело — а те, кто начинает бой, УЖЕ шатаясь от усталости, рискует погибнуть гораздо быстрее, чем с ранением в набитое брюхо…
И вот, наконец, мы добрались до места будущей засады, окончательно упрев. Подгоняя людей и заставляя десятников и сотников как можно скорее распределять лучников между деревьями, я тут же командую:
— Срезни воткните в снег, так ловчее будет бить по ворогу! И помните — без команды не высовываемся, не стреляем! Ждем моего приказа!!!
Михаил Всеволодович в очередной раз яростно рубанул посеребренным кавалерийским чеканом, из бойка которого с тыльной стороны хищно торчит жало клевца. Враг перекрылся саблей, встретив княжеский удар плоскостью клинка — но молодой витязь бил щедро, не жалея сил! А, кроме того, у излюбленного русичами оружия центр тяжести смещен к бойку — и потому даже встретившись с вражеским блоком, топор провалил его, лишь немного изменив направление удара, и все же дотянулся до лица степняка! Татарин вскрикнул от резкой боли в разрубленной брови, инстинктивно отпрянул, пытаясь закрыть щитом неудобную для защиты правую сторону корпуса, но уже не увидел второго удара из-за щедро хлынувшей на лицо крови…
Добив врага, князь шумно выдохнул и заполошно огляделся в поисках нового противника… Тяжелый таранный удар дружины был страшен, он рассек толпу половцев едва ли не до середины, после чего клин русичей неминуемо увяз — но тогда же началась столь нелюбимая степняками ближняя схватка! Приободренные присутствием князя, свежие, еще полные сил и надежно бронированные гриди лихо рубили бездоспешных ворогов чеканами, крушили их булавами, кололи уцелевшими пиками… В то время как ошеломленные неожиданным, а главное, столь мощным натиском татары, не смогли дать достойного отпора. Не удалось им использовать и свое численное преимущество — прежде всего потому, что половцы не знали, какой силой их реально атаковал князь. Большинству татар казалось, что на поле боя явилась рать, вдвое превосходящая их численно…
И пусть задние ряды поганых отпрянули, желая обстрелять орусутов на расстояние — но они тут же угодили под град срезней воев младшей дружины, коих Володарь успел поднять на высокий берег! Спешенные лучники атаковали врага залпами, имея преимущество высоты, одного за одним выкашивая степняцких стрелков, все еще скученных на речном льду!
Но все же, вынужденные держаться до последнего куманы, подчиненные монголам, не побежали, а упорно дрались. Пусть редко, но находили бреши в защите русичей их легкие, стремительно атакующие сабли или пущенные в упор срезни. Заметно хуже дело шло у лучников, ввязавшихся в перестрелку с воями Володаря — до тех пор, пока джагуны не разделили своих нукеров, и часть их также не поднялась на берег чуть в стороне. Покуда их соратники, кружа на льду, продолжали отправлять срезень за срезнем в сторону орусутов… Большинство их не находило цели в разреженном
